Переправа, стр. 53
— Благодарствую за сравнение.
Малахов взглянул на часы. До условленного времени оставалось пятнадцать минут. «Высплюсь ночью», — подумал он и встал.
Хуторчук взялся руками за изголовье кровати, подтянулся и рывком спрыгнул на пол.
— Время лежать и время бежать, — философски изрек он. — Могу похвастаться, филолог, мои гаврики подвели сегодня медпункт под крышу. Скоро капитан Саврасов переедет в новый, модерновый, многокоечный дворец.
— Интересно, кого он будет лечить в модерновом, если в старом мой Степанов пропадает в одиночестве?
— Наше дело петушиное, — весело сказал Хуторчук, — прокукарекал, а там пусть хоть не рассветает. Нам, главное, вперед и с песней!
Малахов снова вспомнил о песне, которую привез сегодня. Все это время он ощущал неловкость за молчание, о котором просили ребята. Им хотелось удивить полк, но Хуторчук щедро делился с ним всем, что знает и умеет… Да и что бы он вообще делал без Виталия?
— Знаешь, у нас теперь есть своя, собственная песня.
— Не понял…
— Понимаешь, я не хотел говорить прежде времени…
Виталий огорошенно сел и положил сапог, который собирался надеть, на тумбочку.
— Понятно… Одному котлеты, а другому мухи? Неужели не мог на две песни расстараться?
Малахов с огорчением подумал, что Виталий прав. Если бы он сразу догадался, а теперь обращаться заново…
— Ладно, не угрызайся… Дай хоть слова посмотреть.
Малахов протянул ему лист с текстом.
— Пока годится, — сказал Виталий, — сами сочиняли?
— Что ты! Известный поэт писал — Вольт Суслов.
— Ну, положим, круглый год над волною — это перебор. Волна зимой имеет обыкновение замерзать.
— Не придирайся. Это гипербола — главное поэтическое оружие, — сказал Малахов, смеясь.
— Может быть, может быть, поэзия не моя стихия. Я все больше над волною круглый год. Пропускаем припев…
А вот это по мне. Метко сказано!
Неплохо, в общем и целом, филолог. Совсем даже ничего. Главное, отражена профессиональная суть. Ладно, в этом деле ты обошел меня на полголовы. Жди реванша.
— Интересно, какого?
— Увидишь. На учениях. Там мы будем посмотреть, кто настоящие мужчины в инженерных войсках.
Все-таки он был задет, хотя и прятал обиду за шуткой, это Малахов сразу почувствовал. И должен был предвидеть. Виталий всегда переживал, если его рота хоть в чем-то отставала.
Глава XXVI
После разговора с командиром Груздев не переставал думать о роте Дименкова. Командир прав — внешне там все благополучно, но… взять, к примеру, роту Хуторчука. Два нарушения, конечно, со счета не скинешь, но его солдаты не просто выполняют задачи, а проявляют инициативу, стараются отдать максимум. А когда его рота идет, любо-дорого: ни одного унылого лица! Почему же у Дименкова такой отдачи нет? Может, он излишне контролирует каждый шаг взводных, подавляет в них самостоятельность, а это передается и солдатам?
В это утро Груздев пришел в полк с намерением еще раз побывать на занятиях роты, заново присмотреться к солдатам. Почувствовать и понять нравственный климат, в котором они живут.
На столе дежурного по полку Груздева ждала телеграмма из Душанбе: «Все в порядке. Помог военком. Большое спасибо от меня и Фариды. Тураев». Груздев обрадовался. Хоть он и поручился за солдата перед командиром, но тревога не оставляла его. Слишком молод и горяч парень, а ситуация сложная.
Перед отъездом Саид зашел попрощаться.
— Придешь, выясни сначала, сама ли Фарида замуж идет, — сказал ему Груздев, — если сама — будь гордым, понял? Я лично и бровью бы не повел в ее сторону. Пусть видит, какого парня теряет. Ну, а если родители принуждают — иди к военкому. Армия не выдаст. Ты все понял?
— Не беспокойтесь, товарищ подполковник. Я не подведу.
Сдержал свое слово солдат — молодец! И телеграмму догадался послать — знает, что о нем беспокоятся в полку.
— Здравия желаю, Владимир Лукьянович, — сказал, входя в штаб, майор Черемшанов и с нахальным любопытством уставился на телеграмму: — Надеюсь, ничего серьезного?
Груздев сложил телеграмму, спрятал в карман кителя и сказал мрачно, с наигранной значительностью:
— Более чем, Сергей Сергеевич. Более чем!
Черемшанов насторожился.
— Сверху?
— Именно. Ну, я пошел. Скажи полковнику, что я у Дименкова.
— Подождите, Владимир Лукьянович, как же так? А телеграмма? Надо же меры принимать! О чем хоть она?
— На ходу? О таких вещах? Вы шутите…
И довольный, что в кои-то веки удалось разыграть хитроумного майора, Груздев в превосходном настроении двинулся в парк, где готовилась к выходу в поле рота Дименкова. Недалеко от КПП Груздева обогнал капитан Саврасов с санитарной сумкой в руках. Медик что-то крикнул ему на бегу, Груздев не расслышал, что, но предчувствие беды словно толкнуло его в спину. Он ускорил шаги, потом побежал, молясь про себя всем богам, чтобы беда не коснулась людей.
— Какая у вас была задача?
— Отработка нормативов подачи машин к урезу воды и обучение понтонеров на воде, товарищ полковник, — осипшим от испуга голосом доложил капитан Дименков.
Муравьев бросил фуражку на рожок стойки и не раздеваясь, в шинели, сел за свой стол.
— Как это случилось, капитан?
Дименков понуро стоял с фуражкой в руке на полшага впереди Малахова, и он видел, как обреченно шевельнулась и замерла под шинелью сутулая спина капитана.
— Товарищ полковник, разрешите? — сказал Малахов и сделал шаг вперед. Он считал виновным себя и не желал прятаться за спину командира роты. — Несчастный случай произошел в моем взводе и по моей вине.
Муравьев оторвал тяжелый взгляд от поникшего даже не головой, а всем своим существом капитана и посмотрел на Малахова. В гневно прищуренных глазах полковника синела сталь.
— Слушаю вас, лейтенант.
Груздев пошевелился в своем кресле, вытащил сигарету и закурил. Все это время он молчал, и Малахов подумал, что у замполита есть все основания разочароваться в нем как в офицере. Малахов не искал оправданий. Если бы он с первого же дня взял взвод в твердые руки, заставил капитана дать ход рапорту на Зиберова, а не тратил время на психологизмы и сочинение песенок — все было бы иначе. Скромный, душевный Рафик Акопян не лежал бы сейчас в медпункте с искалеченной ногой, в ожидании отправки в гарнизонный госпиталь, а на Зиберова сегодня не пришлось бы писать записку об аресте.
Хуторчук говорит, что офицер должен точно мыслить и кратко излагать. Почти афоризм, красивый и неприменимый на деле, как и большинство афоризмов. Если судить по форме, то все происшествие уложится в несколько минут. Когда первые машины выезжали из парка, Зиберов на ходу прыгнул в КрАЗ, отобрал у перепуганного Павлова руль: «Дай поведу немного. Не ты один умеешь!», дал газ и, не сумев удержать интервал, ударил впереди идущую машину. Задний борт от удара раскрылся, Рафик Акопян, сидевший с края, выпал и попал ногой под переднее колесо КрАЗа…