Сесквоч, стр. 65

Фенберг поборол нахлынувшую волну и глубоко вздохнул. Пламя начало двоиться, потом поделилось на четыре части, на восемь и заплясало у Майка перед глазами.

— Она вела машину всю дорогу до Сан- Франциско в тот день. Проделала весь этот путь, чтобы попасть в ту проклятую литейную мастерскую. Она заказала бронзовые подлокотники к скамье. Нашей семейной скамье. На ней мы должны были фотографироваться каждое Рождество, по мере того как семья будет расти. Остальное ты знаешь. Буря. Плохая дорога. Пьяный, который ударил ее машину в бок и сбросил в кювет, и как эта проклятая скамья с бронзовыми подлокотниками съехала с заднего сиденья и прижала ее к рулю.

Фенберг не пошел опознавать тела. Он не ходил на похороны, а смотрел с отдаленного холма, а потом выбросил рождественскую открытку, которую написала Трейси и которая должна была сопровождать скамью, — "Прочная, как мы". Только вот жизнь была совсем не прочной. Фенберг не плакал с тех пор, как ему исполнилось восемь лет.

— Джон, у меня так и не было случая попрощаться с ней…

Туберский протянул ему измятый снимок в пластиковой обложке. На нем были Трейси и Джек.

— Ты обронил это. Я постарался разгладить его, — сказал Джон, держа фотографию перед Фенбергом. — А теперь ты хочешь попрощаться с ними, Майки?

Боль и мука, которые он держал в себе столько лет, переполнили Майкла. Слезы полились потоками. Фенберг нежно взял фотографию и прижал к груди. Он плакал навзрыд, как ребенок.

Туберский прикурил свою «Гав-а-Тампа» и тихо гладил Майкла по спине, помогая монстрам выйти наружу. Он наблюдал, как его брат всхлипнул порывисто и недостойно, зато в этом вздохе было здоровье, и Джон решил, что все идет хорошо. Ну, не совсем хорошо, потому что Туберский не верил в добро и зло. Но лечебным этот плач был, и может быть, он сможет на девяносто девять процентов, вылечить Фенберга.

И все же чего то не хватало. И тогда Голос подсказал ему.

Когда Фенберг уснул от усталости, Туберский порылся в рюкзаке в поисках клочка бумаги и того, чем писать. Он нацарапал что-то и прикрепил бумажку к рюкзаку Фенберга. "Как тебе понравится вот это?"

У бога точно есть чувство юмора, решил Туберский.

Глава XXVI

Сберегательный из Ома

Луна выплывала медленно, как космический корабль пришельцев.

Вначале она зависла над поросшей лесом горой, потом легко поднялась вверх, чтобы увидеть всю находившуюся внизу планету.

— Десять часов, — сказал Фенберг, взглянув на часы.

Четыре пары глаз уставились в небо. Пятая упрямо не желала смотреть. Знахарь раскачивался вперед и назад у своего костра и тихо бормотал древнюю молитву о защите.

Существо зачарованно любовалось сияющим овалом. В заросшем подбородке застряли кусочки цыпленка и лапши из супа, приготовленного Туберским. Существо забыло о наблюдавших за ним людях. Оно не знало о мощном ружье, лежавшем на коленях Фенберга и нацеленном на него.

Двенадцать человек. Мертвых. Съеденных. И все во время полнолуния.

— Он шевелится! — Фенберг выпрямился, ружье описало дугу и было направлено прямо в сердце существа.

— Стой! — отрывисто произнес Туберский и поднял руку. — Все в порядке. Он просто перевернулся.

Существо село, скрестив ноги и откинуло голову назад, забыв обо всем при виде великолепного зрелища.

— Пожалуйста, убери это, — умолял Туберский.

— Прости, — ответил Фенберг и отрицательно покачал головой. Ружье не изменило положения.

— Майк, я жил с ним три месяца…

— Ты говорил, что его никогда не было рядом с тобой во время полнолуния.

Туберскому нечего было возразить.

— Он мог быть совершенно ручным весь месяц, но луна могла оказывать на него свое действие. — Несколько человек уже было убито и съедено, и Фенберг не желал быть продуктом в чьем-то меню.

В течение трех часов все наблюдали за монстром, который, в свою очередь, наблюдал за ходом небесного светила. Вскоре после часа ночи он стал засыпать.

— Что-то туг не так, — сказал Фенберг, медленно поднимаясь. Он потряс ногами, чтобы восстановить кровообращение. Они разбудили индейца.

— Чарли! — прошептал Фенберг и потряс индейца за плечо. — Чарли, я хочу, чтобы ты посмотрел.

Старый индеец сонно посмотрел на Фенберга, потом на угасающий костер и встряхнулся.

— Я уснул! Мандранго, где он?

— В сонной стране монстров. Успокойся, — ответил Туберский. За спиной у него было ружье. — Он крепко спит.

— Не может быть, — возразил индеец. Он обследовал костер и обугленные безделушки в нем. — Что-то не так. Сегодня ночью, до того как луна пройдет четверть своего пути по небу, он должен трансформироваться и убить.

— Единственное, что он уничтожил, это полмиски супа.

Туберский покачал головой и улыбнулся в сторону Фенберга:

— Откуда у него весь этот вздор? Вы можете мне объяснить, кто вычислил, что эта большая тряпичная кукла станет невменяемой, когда луна проделает четверть пути? Почему не три восьмых? И как насчет пятнадцати шестнадцатых? У тебя свои счеты с метрической системой? Ты прямо зациклился на ней, — сказал Туберский и с отвращением махнул рукой в сторону сидящего индейца.

— На этой планете есть много такого, о чем белый человек… — защищался Чарли.

Туберский прервал его:

— Да, да, да. Сам на него посмотри. Он спит, — сказал Туберский, указывая ружьем в сторону спящего зверя.

Чарли отвернулся в другую сторону.

— Нет, на него нельзя смотреть.

— Чарли, мы любовались на грязную морду этого предмета всю ночь, и я не почувствовал никакого проклятья, — убеждал индейца Фенберг.

— Еще почувствуешь, — пообещал индеец. Он сложил руки на груди.

— Послушай, — уговаривал Фенберг, отставив ногу и покачивая ружьем. — Я прошу тебя взглянуть на это существо. Тут что-то не так, и я не пойму что. Ну же. Мне нужна твоя помощь. Ты знаешь все о лесе и его обитателях. Я верю тебе.

Туберский скривился и отвернулся.

Чарли упрямо покачал седой головой. Нет. Проклятье. Его душа. На ней будет выжжена отметка зверя.

— Дубина, — сказал Туберский, сложив руки на груди. Бин Брэс Браун посмотрел снизу вверх на гордую фигуру художника-мистика-воина-антрепренера и принял такую же позу.

— Ну, а если ты посмотришь на него не прямо? — спросил Фенберг.

Индеец не понял.

Фенберг поискал глазами зеркало или блестящий предмет.

— Вот, — сказал он, вытаскивая нож из потрепанных кожаных ножен Чарли. — Просто подойди к нему, повернись спиной и посмотри на отражение в ноже.

Фенберг поднес нож к глазам, показывая, как надо сделать.

— Понял?

— Язон и Медуза, — вспомнил Туберский. — О'кей. Хорошо придумано.

Чарли с оговорками согласился. Туберский и Фенберг помогли ему подняться. Он закрыл глаза, и его повели к существу.

— Ш-ш-ш, — зашипел Туберский, поворачивая индейца спиной к существу. — Теперь открой глаза и посмотри.

Фенберг подал ему нож.

Чарли Два Орла покрутил нож и посмотрел. Он увидел плоское лицо, две ноздри размером с шар вместо носа, большой рот с узкими губами. Острых зубов, очевидно, не было.

— Я не вижу его глаза, — сказал Чарли.

— У него их два, — ответил Туберский.

— Мне надо знать их цвет.

— Малиново-красные и лимонно-желтые, — сказал Туберский.

— Коричневые, — поправил Фенберг. — Настоящие карие глаза. Почему ты спрашиваешь?

— Вы уверены, что они не желтые?

— Точно.

— Они должны быть желтыми, как у бешеной собаки, — сказал Чарли и снова поднес нож к глазам. Что-то не так. — Уши. Они не такие. И нос, он должен быть заостренным, как у барсука.

Туберский хотел сказать очередную колкость, но не успел. Старый знахарь повернулся и посмотрел на зверя:

— О-о…

Фенберг переводил взгляд от индейца к спящему существу:

— Что значит это "о-о"?

— Это не Мандранго, — рассудительно заметил Чарли Два Орла, снова складывая руки на груди.

— Что значит, это не Мандранго? — хотелось знать Фенбергу. — Слушай, что я скажу тебе. Это точно не двое парней, дрыхнущих в костюме монстра.