Сесквоч, стр. 57

Глава XXII

Первая ночь полнолуния

Шериф Буба Фенберг отправился в поиск вслед за другими. Около сотни человек на машинах и лошадях охотились за Фенбергом и Туберским. Уже было около полудня, когда поисковые партии рассеялись по малым дорогам, отходящим от шоссе. Радиостанции "Городской волны" и полицейские рации были практически бесполезными в этой местности. Да и сообщать было нечего.

К четырем часам пополудни все шестнадцать дорог, ответвляющихся от главной 398 дороги, были перекрыты, а также были блокированы все дороги местного значения.

— Следы Фенберга так запутаны, что их просто невозможно отыскать, — пожаловался один из поисковой партии, — вся трудность в том, что надо исследовать каждый фуг, чтобы найти место, где он свернул с главной дороги.

В 4.30 помощник Жуарес был почти готов предложить прекратить поиски. Он заметил одну забавную деталь: шофер обоих Магоногоновичей, шериф Буба, а также еще один помощник, Билл Догерти, который лежал простуженный на заднем сиденье, были ни на что не способны. Жуарес вел машину шерифа но грязной дороге со скоростью две мили в час. Буба, не отрываясь от бинокля, сидел на капоте своей большой зеленой "Шеви Субурбан". Лом и Лютер важно шли впереди машины, высматривая, не попадется ли что-нибудь наводящее на след. Жуаресу хотелось домой. Они находились примерно за тридцать миль от лагеря, а у его дочери была температура.

— Твою мать. Будем считать, что день закончен, — сказал Буба и опустил бинокль на колени. Он помахал Лому и Лютеру. Но они не обратили на него внимания. Лом держал что-то в руках и показывал это своему брату.

Жуарес осторожно прибавил скорость.

— Сосновые иголки, — сказал Лютер.

Ну и что, подумал Буба, растирая почки. Шериф посмотрел на грязные ногти, держащие сосновую иголку.

— Они сломаны пополам, шериф, — сказал Лютер.

Его брат кивнул и сплюнул табак:

— Сосновые иголки не ломаются, когда падают с дерева.

Они медленно поехали дальше по тропе. Через две мили начался наклоненный под откос отрезок дороги, проложенной в сплошном граните. Никто, даже танк, не мог здесь оставить следов. Но Лом обнаружил пучок длинных свежесрезанных веток, выброшенных в канаву.

— Они использовали это, чтобы провести нас, — сказал Лютер. — Они делали это до самой гранитной секции, а потом решили, что они им больше не нужны. Надо проверить, не осталось ли следов около того поворота.

Лютер был прав.

Опустились сумерки, когда пятеро мужчин осторожно проехали проложенный в граните участок дороги. Освещая дорогу прожекторами и парой ближних фар, легко было следовать по широким следам от шин машины Фенберга. Через некоторое время Буба наблюдал, как его люди и Магоногоновичи быстро снимали ветки с машины Фенберга.

Лютер высказал правильное предположение:

— Они были здесь. Они замаскировали машину, чтобы ее нельзя было обнаружить с самолета. — Он осторожно, на цыпочках, обошел вокруг, осматривал землю. Наконец он сказал: — Они пошли туда. К Своду Слепой Вдовы.

— Шестнадцать-сорок — базовому лагерю, — вызывал Буба.

Он ничего не услышал в ответ. Буба нажал на кнопку подстройки частоты, но снова ничего не услышал.

— Проклятые горы. Двое из нас должны остаться здесь. Я хочу, чтобы это был Жуарес и…

— Шериф, — прервал Лютер.

— Что там?

Лютер кивнул на небо. Над вершинами гор сгущались облака, и деревья гнулись под порывами сильного ветра. Даже Буба чувствовал влагу.

Огромный желтый купол виднелся между деревьями на востоке, убавляя решительность. Он медленно поднимался, все выше и выше, набухая от солнечной радиации, и от его вида исчезали улыбки. Полнолуние.

— Очень скоро все вокруг раскиснет, — сказал Лютер. Другие мужчины посмотрели на небо. — Я бы не стал возвращаться назад. Через две-три минуты пойдет дождь. Лучше разбить лагерь на месте повыше. Мы застрянем здесь на ночь, а то и больше.

— Что значит застрянем?

— Да, — встрял Жуарес. Ему было далеко за тридцать, но его лицо было гладким, как у ребенка. Он был отцом семерых детей. — Давайте сядем в машину и поедем назад.

Лютер посмотрел на брата. Они засмеялись над глупым предложением помощника. Это не понравилось Жуаресу.

— Через несколько секунд ты увидишь дождевые капли размером с ведро, — сказал Магоногонович. — Помнишь тот гранитный отрезок пути с наклоном в сторону обрыва, который мы прошли? Он станет скользким как лед. Ехать по нему самоубийство. И даже если мы повернем назад, там будет сотня размытых участков дороги. Падать будет глубоко. Пятьсот, а то и тысяча футов в некоторых местах. Мы застряли, помощник, нравится это тебе или нет.

Он ухмыльнулся, брат сплюнул.

Жуарес отошел, выругавшись по-испански.

Буба давно свыкся с фактом, что ему никогда не стать красавцем. Но Лом и Лютер расширили для него границы безобразного. Оба они обладали развращенностью фавнов, и только жестокость вызывала у них любопытство. Бубе не улыбалась мысль провести ночь вместе с братьями Магоногонович. Но ему также не хватало духа заставить их ночевать под машиной во время бури.

Помощник Жуарес возился с радио в надежде передать жене, чтобы не беспокоилась, так как с ним было все в порядке. Пошел дождь. Облака сгрудились около луны, спеша найти безопасное место.

Глава XXIII

Монстр оживился, и у Элен заболела голова

На землю упали первые любопытные капли дождя. Митикицкая сидела у входа в пещеру, скрестив ноги, и наблюдала за миниатюрными фонтанчиками из грязи и снега. Эти капли были началом бури, разразившейся над горами и лесом. Мощь, но безо всякой злобы, думала Митикицкая, очарованная игрой природных сил.

Она чувствовала себя уютно и тепло, одевшись в не по размеру большую красную куртку и закутав ноги в шерстяное одеяло. Ветер относил дождь от входа в пещеру, и она в полной безопасности наблюдала за разрывами грома и вспышками молний. Если бы три месяца назад Элен сказали, что она проведет ночь с пятницы на субботу в пещере, беременная и в плену у Снежного Человека, она ответила бы по каждому пункту: "О да, конечно".

От холода около входа в пещеру появился туман. Она знала, что температура воздуха в пещере, подогреваемой подземными источниками, была больше шестидесяти градусов по Фаренгейту. Длинный, узкий проход связывал эту пещеру с другой, меньшей по размеру, где источники выходили на поверхность и вливались в горячую, но не кипящую, минеральную ванну. А также прачечную. Может быть, завтра она замочит и постирает там кое- какую одежду. Пока же ей приходилось считаться с обществом.

А именно, с обществом ее похитителя.

Митикицкая развернулась так, чтобы можно было одновременно видеть дождь и зверя. Косматое существо расположилось у оранжевого пламени в центре пещеры и прикрепляло очередную сосиску к концу прутика. Оно быстро оглянулось.

— Ну. Мы здесь. Я и мой ребенок. И наш хозяин. — Элен заговорила первый раз за весь день. При звуке ее голоса тварь оживилась.

— Ты чудак.

Он выпрямился и подарил Элен лучшую из своих улыбок.

— Чудак, ты пугаешь меня, — сказала Элен и выглянула наружу. — Не знаю, чего тебе надо от меня. И честно говоря, мне кажется, что ты погубишь меня и моего ребенка.

Существо повернуло голову набок и заскулило, почувствовав отчаяние в ее голосе.

— А я не могу позволить, чтобы это произошло, — продолжала Элен. Она покачала головой. — Надо оставаться спокойной. Надо быть сильной. Возможно, мне придется убить тебя, хозяин. Лучше тебя, чем своего ребенка.

— Уф! — сказало существо. Оно принюхалось к запаху жарящейся сосиски и пожало плечами. Опять эта интонация. Вибрация. Страх. Враждебность. Весь день существо пыталось применить все знакомые ему методы умиротворения: шутки, трюки, смешные гримасы, подарки. Ничего не помогало. Может, она просто голодная. Еда сделает ее счастливой. По крайней мере, он надеялся на это. Это продолжалось почти двадцать четыре часа, и у существа стало складываться впечатление, что с этими мягкими существами сложно жить вместе. Он украдкой кинул взгляд в ее сторону, слегка изогнув верхнюю губу. Элен стояла снаружи.