Сесквоч, стр. 27
Глава XII
Рождество без Туберского
Падал тихий рождественский снег. Над крышей дома Фенберга вился дымок. Редкая черно-бурая лисица в теплой зимней шубе раздраженно просеменила мимо парадной двери к лесу, черневшему за домом. И хотя все близкие Фенбергу люди умерли или сошли с ума, по крайней мере, этим вечером Бог был на небе и с миром все было в порядке.
Элен Митикицкая сидела на кровати, принадлежавшей родителям Фенберга. На ней была слегка выцветшая мягкая фланелевая рубашка Фенберга, длинные ноги прикрыты одеялом. Она задумчиво постучала ручкой по линованному блокноту, который одолжил ей Клиффорд, и наконец начала писать:
"Дорогая сестричка!
Кажется, когда мы разговаривали с тобой последний раз, я рассказывала тебе, как определить мужчину при помощи бараньей отбивной. Да. С тех пор, моя дорогая Камали Молли, столько всего произошло. Сейчас я сижу в кровати своего начальника и пишу тебе. На мне только его рубашка (прямо как в рекламе). Не поднимай свою аккуратно выщипанную бровь. Уверяю тебя, что все в лучшем виде.
Я провела тут почти весь день и должна признать, что никогда в жизни так хорошо не проводила время. Это плюс. А минус то, что на меня опять начинает действовать эта проклятая сила притяжения. Ты угадала. Это слово, черт возьми, начинающееся с буквы Л. Но об этом потом. Ты спросишь, почему я в рубашке моего босса?
Все очень невинно и просто. Он вместе со своими братьями (их двое, и они вовсе не отсутствуют), а также наш почтенный спортивный обозреватель, некий мистер Браун, и я собственной персоной сражались в снежки с условием пленных не брать. Я насквозь промокла, совсем без сил и такая счастливая, какой никогда еще себя не чувствовала. Младший из братьев назвал меня сточной канавой, за что я заставила этого рыжеволосого гермафродита есть снег.
Как у тебя дела? Проводишь очередной выходной в шикарном четырехзвездном отеле с очередным безымянным телохранителем откуда-нибудь из Самоа? Вздох. Ты знаешь, сестричка, мне тебя действительно не хватает. Я не уверена, что тебе понравилось бы здесь, но Майк тебе наверняка понравился бы.
В нем столько жизни и боли.
И, конечно, Молл, он очень привлекательный.
Я помогала ему сегодня упаковывать подарки. Рождество здесь, скажу тебе, насилие над здравым смыслом. Буквально каждый квадратный дюйм дома покрыт по меньшей мере четырьмя поколениями различных рождественских украшений. Нет свободного места или, по крайней мере, женской руки. Сланцевый камин занимает почти целую стену. Еще там стоит черно-белый кожаный диван, и я подозреваю, что они не знают, сколько он стоит. Разноцветных лампочек столько, что можно было бы осветить ими казино. А последняя миссис Фенберг сшила красно-зеленые костюмы эльфов для всех этих плюшевых медвежат.
"Надо будет побольше узнать о ней", — подумала Элен, прекратив на минуту писать.
Я не уверена, сестричка, но мне кажется, что шеф приглашал меня на свиданье".
В этот день Митикицкая помогала Фенбергу упаковывать подарки братьям. В камине потрескивали толстые поленья, а Митикицкая подозрительно посматривала на Фенберга. На Фенберге была белая ковбойская рубашка с закатанными рукавами, так что были видны сильные мускулы. Он был в джинсах и дорогих ботинках, красивой куртке из оленьей кожи. И с ужасным ярким зелено-красным галстуком-бабочкой. Клиффорда и Джо закрыли в амбарной пристройке. Это было установившейся традицией, так как подарки всегда упаковывались в последнюю минуту. Если бы Фенберг купил их заранее, братья все равно нашли бы их, как ни прячь. К началу праздника мальчиков выпустили. Клиффорд налетел на Фенберга, но Фенберг с легкостью удержал его одной рукой. Он заметил, что Элен засмотрелась на него, и усмехнулся своей полуулыбкой-полуусмешкой. В свете пламени камина Элен увидела в нем что-то отеческое и в то же время сексуальное и опасное.
Лица Элен и Фенберга были всего лишь на расстоянии фуга. Было бы так естественно поцеловаться. Элен подумала, каким мог быть их первый поцелуй. Наверное, приятным. Нежный поцелуй, без языков. Языки заставили бы ее чихать.
И Митикицкая чихнула.
— Ап-чхи!
— Будьте здоровы, — сказал Фенберг.
— Ап-чхи, ап-чхи!
— Будьте здоровы, будьте здоровы! — Митикицкая чихнула еще три раза и остановилась.
— Вот платок, — сказал Фенберг, доставал из кармана чистый платок.
Его густые, волнистые волосы свободно падали на воротник и завивались вокруг ушей. Он поднес платок к ее носу. Она виновато улыбнулась, глаза стали влажными. Они смотрели друг на друга, а вокруг бегали мальчишки. Митикицкая опять почувствовала влечение. Она опять чихнула, и опять, и опять.
Началось.
— Извините, — сказала Элен. Она стояла и чихала. Потом, шатаясь и непрерывно чихая, вышла из комнаты.
— Будьте здоровы, — сказал Фенберг и туг же шлепнул по маленькой руке Клиффорда, пытавшегося разорвать упаковку подарка.
Фенберг приписал чиханье Элен аллергии и был недалек от истины.
Митикицкой не очень везло с сексом, и она решила про себя, что чихать было гораздо надежней, чем просто сказать нет.
Митикицкая считала секс странным и фривольным времяпрепровождением.
— Как вы опишете секс существу с другой планеты?
— Ну, девушка снимает всю одежду и ложится на спину, примерно вот так, а парень… — Она представила, что объясняет это андроиду Дата из фильма "Звездный скиталец", а он смотрит на нее, приподняв бровь. — …и пока парень делает то, что он делает, трах-трах, девица разражается слезами и все время чихает, — сказала бы она роботу.
Чиханье.
Это началось, когда Элен Митикицкая последний раз была с мужчиной — она занималась любовью в последний раз со своим мужем, Норманом Мормоном. Сначала секс был великолепен. Присутствовал тот воодушевляющий наркотический электрический заряд, о котором Элен всегда думала иронически и считала, что никогда не станет его жертвой. Но после первых экспериментов она уже была обречена. Сначала они с Норманом могли уехать на весь уикенд, в течение которого не выходили из комнаты. Или встречались в странное время в странных местах, после чего лицо Митикицкой горело от предательских следов тершейся о него бороды, глаза становились стеклянными и походка неровной. "Секс вот что разрушает нашу страну", — писала Элен Камали. Элен посмотрела в окно. Там был легкий снегопад.
Они поженились, и Элен страстно любила Нормана, не обращая внимания на неровности его характера. Норман Мормон не тратил зря времени на то, чтобы обманывать Митикицкую. Однажды Элен пораньше вернулась домой с работы и застала пышную девицу в чем мать родила, весело прыгающую вверх и вниз в постели с человеком, с которым Элен обменялась клятвами верности. Норман попросил ее закрыть дверь с обратной стороны. Элен боялась проклятья за то, что в двадцать пять лет уже была дважды разведена, и сделала все, чтобы восстановить отношения. Норман умел очаровывать, он извинился и поклялся страшными клятвами начать все сначала и вести себя прилично. И все равно он продолжал спать с кем попало, а когда она попыталась поговорить с ним, он ударил ее и стал насмехаться над ее бесплодием. Однажды ночью он пришел домой пьяный. От него несло пивом и сигарами. Он насильно овладел ей. Она чихнула на него.
Все было бы ничего, но Элен чихала после этого два дня и не могла остановиться. Именно в тот момент Норман залез к ней в кошелек, взял ключи и ограбил хозяйственный магазин. Ах, Молли, все пропало.
Элен написала своей сестре письмо на девяти страницах. Обед через десять минут, а Митикицкая еще не была одета и не причесывалась.
"Что-то случилось со мной. И с жизнью. Что-то не так с любовью. Волшебное слово, а? "Я люблю тебя!" Я говорила это по крайней мере трем мужьям и всегда искренне. И каждый из них смотрел на меня так, как будто я говорила какие-то неприличные слова. Может, так и было. Я знаю только, что не вынесу еще одного разочарования в жизни, сестренка. Боюсь, что этот чертов Майк может сильно задеть меня. Нет. Не хочу больше. Я думаю, мы сможем стать друзьями, а если он снова попросит меня о свидании, я сдвину шляпу назад и подниму бунт. Надо бежать. Поговорим по телефону.
Твоя умная и красивая сестра,
Элен Митикицкая".