Тайна старинного рояля, стр. 8

ЧЕЛОВЕК В СЕРОМ ПАЛЬТО

В воскресенье, в первый день рождественских каникул, мы с Мади отправились в больницу. Мы решили не брать с собой всю компанию: столько мальчишек к больному могли не впустить. Наши друзья еще успеют сходить к старику, ведь посещать его нужно будет каждый день.

На улицах было многолюдно. Родители с детьми прогуливались вдоль роскошных рождественских витрин, ярко освещенных даже днем. От этой всеобщей радости нам с Мади стало еще тоскливее. Мы ехали в холодном троллейбусе на другой конец города, и Рождество в этом году совсем не казалось нам праздником. Кафи потерялся, наш старый друг лежит в больнице…

Мы сидели рядом, уныло глядя в окно на вереницу домов и магазинов. Все наши мысли были обращены к слепому. Каково ему сейчас? У мадам Лазерг случился приступ ревматизма, она с трудом передвигалась и навещать его больше не могла. Мы боялись, что даже если ему и стало лучше физически, его все равно продолжает мучить ощущение таинственной опасности, которая, как он думал, нависла над ним. Как убедить его в том, что он преувеличивает?

И правда, как? Ведь нам самим после встречи с незнакомцем на улице Сен-Бартелеми было неспокойно. Действительно, зачем этот человек, который не захотел назвать мадам Лазерг ни своего имени, ни причины визита, пришел снова? Ведь в прошлый раз слепой наотрез отказался открыть ему дверь!

На что надеялся таинственный посетитель? Было ли простой случайностью, что он явился на следующий днь после аварии?

Размышляя об этом, я вздрагивал каждый раз, когда за окнами троллейбуса мелькала собака, похожая на Кафи. Милый мой Кафи! Я все меньше и меньше верил в то, что он попал под колеса…

Наконец, проехав длинный бульвар, троллейбус остановился, и почти все пассажиры двинулись к выходу. Многие держали в руках сверточки и цветы. Они, как и мы, приехали навестить больных родственников или друзей. Мади тоже несла цветы, семь красивых гвоздик, купленных на сэкономленные деньги. Когда мы встретились на остановке, я не сдержался и заметил, что для слепого вид цветов не имеет большого значения. Она ответила:

— Но ведь они не только красивы на вид, они еще чудесно пахнут… Кстати, говорят, что слепым нравится, когда к ним относятся как к зрячим.

Я еще ни разу не забирался так далеко от Круа-Русс. Громадная больница, состоявшая из нескольких корпусов, была похожа на настоящий город. К счастью, мадам Лазерг нам все подробно объяснила. Корпус, в котором лежал наш друг, находился в глубине больничного городка, по левую сторону. Кто-то из персонала направил нас в самый конец длинного коридора.

Это была небольшая палата, всего на восемь коек. Я сразу же узнал слепого по его черным очкам. Он неподвижно лежал на кровати и, казалось, спал, тогда как другие больные, подложив под спины подушки, читали или болтали с гостями. Мади, которая вошла первой, тихо приблизилась к старику.

— Это мы, Тиду и Мади, — сказала она полушепотом, боясь напугать его, внезапно разбудив.

Но старик не спал. Он тут же приподнялся и радостно улыбнулся.

— Ах, дети мои, это вы! Как это благородно с вашей стороны — навестить своего больного друга!

Он протянул руку. Мади наклонилась, чтобы поцеловать старика, и бумага, которой были обернуты гвоздики, коснулась его руки. Он воскликнул:

— О, цветы! Вы принесли мне цветы! Дайте-ка я их потрогаю… Гвоздики! — Больной понюхал цветы. — Судя по запаху, это красные гвоздики… Да, несомненно, красные! Красный цвет очень красив, правда?

Мади торжествующе посмотрела на меня, будто хотела сказать: «Вот видишь, я была права, он говорит о цветах так, будто их видит!»

Затем она спросила больного, как он себя чувствует. — Лучше, — ответил тот, — но в первые дни мне было очень больно. Я даже дышал с трудом. Но врач пообещал, что я скоро поправлюсь. Видите, я уже могу двигаться!

Слепой рассказал нам, что несчастный случай произошел почти так же, как и в прошлый раз. Ему показалось, что на него едет машина, он попятился — и попал под мотоцикл, на котором не так уж быстро ехал какой-то парень.

— Ах, дети мои, после смерти бедного Брике несчастья просто преследуют меня… и вас тоже, ведь по моей вине потерялась ваша собака.

Он замолчал. Затем вдруг помрачнел и добавил изменившимся голосом:

— Не думайте, что я повредился умом, что у меня бред… Но уверяю вас — во всем, что со мной случилось, виноват человек, приходивший ко мне. Когда я просыпаюсь ночью и думаю о нем, я вспоминаю его голос, голос, который выдал его дурные намерения. Мне кажется, он непременно явится на улицу Сен-Бартелеми, пока я здесь, в больнице… Я не хочу потерять свой рояль! Без него моя жизнь лишится смысла. Нет, я буду защищать его до последней капли крови!

Кулаки старика сжались, будто он собрался отражать нападение. Мади попыталась его успокоить:

— Вы же знаете, незнакомец не попадет в вашу квартиру. Ключи у мадам Лазерг, она никому их не даст!

Я приложил палец к губам, чтобы Мади не рассказывала слепому о новом визите незнакомца, но она и так не собиралась этого делать: нельзя было беспокоить старика еще больше.

Тут к постели больного подошла молоденькая медсестра с круглым симпатичным личиком и заговорила с нами. Оказалось, она очень полюбила нашего старого друга и уделяла ему больше времени, чем остальным больным.

— Мсье Воклен, — сказала она со смехом, — вот видите, наконец и к вам пришли. Напрасно вы говорили, что никому не нужны!

Потом обратилась к нам:

— Мсье Воклену немного не хватает развлечений. В больнице пока нет специальных книг для слепых… Я одолжила бы ему транзистор, но радио в палатах, к несчастью, слушать запрещено.

Она ласково спросила старика, не нужно ли ему чего, поправила подушку и ушла.

Мади возобновила разговор, избегая касаться тем, которые могли взволновать больного. Единственным предметом, отвлекавшим его от печальных мыслей, была музыка. Он знал множество подробностей из жизни великих музыкантов и говорил об этих людях так, будто был лично с ними знаком. Вот и теперь мсье Воклен с воодушевлением рассказывал нам о жизни Шопена, время от времени пробегая пальцами по одеялу, будто по клавишам. Однако вскоре на его лице появилась усталость, голос ослаб.

Время шло, пора было уходить. Я сказал, что Корже и Сапожник собираются в больницу завтра, и если ему что-нибудь надо, то мои друзья принесут.

— Хорошо, — согласился он. — Если будет время, зайди к мадам Лазерг, она даст тебе ключи. Найди у меня такую толстую книгу, она стоит на этажерке у камина. Это монография о Бетховене, изданная для слепых, но заголовок, ты увидишь, напечатан обычными буквами. Мне очень хочется перечитать эту книгу.

Я пообещал отыскать книгу и передать ее с Сапожником. Старик еще раз поблагодарил нас за продолжительный визит, который, по его словам, немного отвлек его от грустных мыслей; но, пожимая ему руку, я заметил, что пальцы его дрожат.

— Видишь, Тиду, — заговорила Мади, когда мы вышли из палаты, — он все больше и больше верит в то, что все его беды — от человека в сером пальто. Господи, выздоровел бы он побыстрее, вернулся бы домой и убедился, что там все в порядке!

Пройдя по коридору, мы чуть не столкнулись с той молоденькой медсестрой, которая разговорилась с нами в палате. Она вышла из другой палаты, держа в руках поднос с перевязочными материалами. Узнав нас, она ласково улыбнулась и сказала:

— Если можете, приходите к мсье Воклену почаще. Кажется, его тревожат какие-то тяжелые мысли. Его нужно отвлекать от них. Жалко, что человек, который приходил вчера и спрашивал о его здоровье, не захотел к нему зайти.

Я с удивлением посмотрел на Мади. Кого имеет в виду медсестра? Точно не мадам Лазерг: та была здесь лишь на следующий день после аварии.

Заметив изумление, написанное на наших лицах, Девушка добавила:

— Да-да, какой-то господин в сером пальто. Он очень подробно расспрашивал о здоровье мсье Воклена, но в палату зайти отказался. И меня просил не говорить больному о его визите, не знаю почему.