Радуга под окнами, стр. 7

Добравшись до вершины, эти лианы выбрасывают навстречу солнцу розетки тонких блестящих листьев, усаженных по краям колючками. И среди них красуются цветы.

Лианы эти называют фрейсинетиями. У них на одном стебле бывают только мужские цветы, а на другом — женские. Как же в таком случае происходит перекрестное опыление у фрейсинетий? Ведь одно растение отгорожено от другого плотной стеной тропической листвы, и опыление при помощи ветра исключается. Насекомые? Нет, и насекомые не опыляют эти непонятные цветы. Но тогда кто же?

Оказывается, крысы. Их привлекают не сами цветы, собранные в соцветия-шишечки, а яркие прицветниковые листья. Для хвостатых гавайских грызунов это излюбленное лакомство. И как только начинается цветение фрейсинетий — в кронах обвитых ими деревьев слышится беспрерывное шуршание и писк — крысы пируют.

Объедая сладкую мякоть прицветников, крысы вымазываются и пыльце. А перебравшись с мужского на женский цветок, опыляют его.

Некоторым кажется, что природа обидела наши места. Все интересное и необычное собрала она в дальних странах, о которых мы знаем лишь понаслышке. Там и жирафы, там и колибри — птички-бабочки, и удивительные цветы.

Спору нет, в тропиках богатая и разнообразная природа, поражающая исследователей и путешественников. Но если уметь видеть (не смотреть, а именно видеть), то очень много интересного можно найти и в обычном нашем лесу, не пересекая для этого штормующие океаны.

Взять хотя бы фиалку, всем известные душистые цветочки на тонких стебельках, напоминающие синие огоньки. Она появляется ранней весной, когда лес еще не оделся листвой, когда не летают мохнатые труженицы-пчелы и не жужжат косолапые жуки. И хотя опылять цветы некому — они спешат появиться, не ожидая даже стебля, который вырастет и поднимется над землею позднее.

Но вот кустарники и деревья разворачивают зеленые флажки. И огоньки фиалок гаснут один за другим. Они отцвели, не оставив семян, эти нежные весенние пустоцветы.

После цветения у фиалки начинает расти стебель, украшенный листьями и бутонами. Однако нет на земле человека, который видел бы и нюхал цветы, появившиеся из этих вторичных бутонов.

Они никогда не раскрываются, не расцветают. Так и превращаются в сухие коробочки, наполненные зрелыми семенами.

Большинство цветущих растений, как вы уже знаете, прибегает к самым разнообразным уловкам для того, чтобы переправить свою пыльцу соседям и заполучить от них ответные посылки. Для этого они применяют яркую окраску лепестков, аромат, сладкий сок, устраивают всевозможные ловушки для насекомых, способных опылять цветы.

А вот фиалке никакого перекрестного опыления не нужно. Оно происходит внутри нераскрывшихся бутонов. Даже без сотрясений, без которых не обойтись люцерне, например, или раскачиваний. Случается, что пыльники в закрытых бутонах фиалок не растрескиваются. Тогда пыльца прорастает внутри их, взаперти, пробивает стенки и попадает на рыльца пестиков. Разве это не удивительно?

Загадка фиалок, однако, даже не в этом. Способность давать нераскрывающиеся самоопыляющиеся цветы — очень важное приспособление для жизни в лесу. Когда лес одевается листвою, и ее трепещущий рой захватывает солнечные лучи, задерживает зелеными ладошками ветер, в лесу становится очень мало насекомых-опылителей. Они улетают к этому времени на открытые поляны и луга.

Но вот почему оказываются бесплодными первые весенние цветы? Для чего, собственно говоря, появляются они на свет? Все это пока остается неразгаданной загадкой.

Знаменитый шведский ботаник Линней, изучая нашу обыкновенную фиалку, назвал ее удивительной. И она достойна такого названия.

Тайна шмеля и шалфея

В одном из журналов «Вестник знания» за 1928 год есть рисунок — высокий худой человек с длинными волосами, в очках и шляпе, похожий на Паганеля из фильма «Дети капитана Гранта», припал на колено перед каким-то кустиком и направил на него увеличительное стекло. Это Шпренгель — несправедливо забытый натуралист, впервые обнаруживший взаимоотношения между насекомыми и растениями.

Больше ста лет назад на полках книжных магазинов появилась его книжка, имевшая довольно интригующее название: «Раскрытая тайна природы в строении и оплодотворении цветов».

Какое-то время по праву новинки она стояла на видном мест. Потом ее начали заслонять и оттеснять вглубь книги, пахнущие типографской краской. И пришло время, когда «Раскрытая тайна» оказалась в самых темных и пыльных углах книжных магазинов библиотек.

О ней забыли.

Разыскал ее знаменитый английский натуралист Чарльз Дарвин и использовал в своей работе об опылении орхидей. Говоря о замечательных приспособлениях цветков к опылению, Дарвин приводит как пример своеобразное строение тычиночного аппарата у шалфея, впервые описанное Шпренгелем.

По представлениям этого натуралиста все происходило следующим образом.

Садится шмель на цветок шалфея и начинает ползти по нему, добираясь до сладкого цветочного сока. Но чуть затронет он головой тычинки, имеющие форму коромысла, как они качнутся и ударят насекомое по спине пыльниками. Пыльца прилипнет к волоскам на шмелиной спине и отправится с ним в воздушное путешествие к следующему цветку.

Шмель весь день летает с цветка на цветок: один его не напоит и не накормит. Да это и невыгодно было бы для цветков. Насытится шмель и задремлет на солнышке. Никуда больше не полетит, пока не проголодается. А так он только сладким соком губы помажет, раздразнится и летит к следующему цветку и пыльцу на себе несет.

А тот цветок уже готов к опылению. Столбик с рыльцем, на которое обязательно должна попасть пыльца, чтобы произошло опыление у цветов шалфея свешивается вниз и как бы загораживает насекомому дорогу внутрь. А когда оно начнет добираться к кладовой со сладким соком — рыльце прикоснется к спинке насекомого и соберет пыльцу, прилипшую к волоскам на ней.

Есть у цветов, как утверждал Шпренгель, приспособление, препятствующее опылению собственной пыльцой. Если у цветка пыльца созрела, то она немедленно струшивается на спинки насекомых и отправляется соседним цветам. Пестики пылящего цветка еще недоразвиты. Поэтому столбики не свешиваются вниз и рыльца не касаются покрытых пыльцою шмелиных спинок.

Это описание кочевало почти по всем сочинениям ботаников в течение не одного десятка лет. Попало оно и в учебники, и в увесистые монографии солидных ученых.

Повторяет описание Шпренгеля следом за Дарвином и известный немецкий ботаник Кернер. Во втором томе своей «Жизни растений» он образно сравнивает движение тычиночных нитей в цветках шалфея с ударами молотков по колоколам башенных часов. И чтобы читатели лучше представили себе механизм опыления шалфейных цветов — приводит рисунок.

Многие тысячи студентов рассматривали его, готовясь к зачетам. Сотни ученых ссылались на него в своих лекциях и спорах. И только один из них — советский академик Холодный — посмотрел на этот рисунок и не понял: как же шалфей опыляется?

Если верить Кернеру, пыльники, наклонившись, попадают на заднюю часть туловища насекомого — на брюшко. Это очень ясно видно на рисунке. А посещая более старые цветы, насекомые прикасаются к свешивающемуся рыльцу верхней частью грудного сегмента — плечами, что ли… Но ведь на этой части шмелиного тела пыльцы нет, ею покрыто брюшко — та часть тела насекомого, которая свешивается с нижнего лепестка цветка, своего рода посадочной площадки…

Незначительная, казалось бы, неточность. Но в науке важна каждая мелочь. Ясно, что таким образом цветок шалфея шмель опылить не может. Тогда как же он их опыляет?