Нож великого летчика, стр. 20

- Разрыв не очень большой, - сказал он. - Главное - кровь замыть, а порвать пиджак я мог где угодно. Лишь бы следов не осталось, а то с кровью на пиджаке первая же ментура остановит.

- Так Москва-река, вон она! - показал Димка.

- К ней и спустимся, - сказал Седой, проверяя свою повязку, сооруженную из наших носовых платков. Повязка сидела плотно, и рана, похоже, перестала кровоточить. Накинув пиджак на плечи так, чтобы не было заметно окровавленную светлую рубаху, Седой, насвистывая, направился к реке.

Мы нашли спуск к реке подальше от черного рынка - лестницу от парапета, последние ступени которой уходили в воду. Седой, аккуратно вынув драгоценный нож и положив его рядом, стал застирывать в проточной воде рукав пиджака. Надо сказать, Москва-река была в то время не такая грязная, как сейчас, поэтому в ней вполне можно было и одежду отмыть, и руки ополоснуть.

В прохладной проточной воде пиджак отмылся быстро и основательно. Седой поглядел на мокрый рукав, потом сощурился на жаркое весеннее солнце.

- Под таким солнцем за пять минут высохнет, если на камне расстелить, - сказал он. - А как высохнет, так и домой рванем. Нам здесь больше делать нечего.

Он пошарил в кармане, вытащил свой кубинский горлодер и, перед тем, как закурить, лизнул папиросную бумагу.

- Сладкая, - сообщил он нам. - Кубинцы делают папиросную бумагу из сахарного тростника.

Он закурил и расслабился, опершись локтями на верхнюю ступеньку и с блаженным видом созерцая реку.

- Вот так, пацаны, - сказал он после паузы. - Чтоб я ещё раз в такое дело втравился...

- Как ты убедил Пучеглазого отдать тебе нож? - спросил я.

- Пристыдил, можно сказать, - усмехнулся Седой. - А впрочем, это уже и неважно. Главное, что нож у нас.

- А все-таки?.. - стали настаивать заинтригованные Юрка и Димка.

- Ну... - Седой задумался, прикидывая, стоит нам что-нибудь рассказывать или нет. Может, он бы в итоге и решился нам рассказать - но не успел. Пиджак, подсыхавший на солнце, закрыла легкая тень, и мы, подняв головы, увидели, что на самом верху лестницы стоят два милиционера.

Седой бросил быстрый взгляд на нож, лежавший на широкой ступени, на самом виду, но было поздно.

- А вот и орудие преступления, - сказал один из милиционеров. - И такое основательное, одно ношение лет на пяток потянет. Ну, что, убийца хренов, добровольно с нами пойдешь или крутить тебя заставишь?

- Сам пойду, - сказал Седой, вставая и надевая пиджак с ещё не до конца просохшим рукавом.

- Какой же он убийца? - возмутился я. - Это его самого убить хотели!

- А ты сиди! - велел мне второй милиционер. - Попросят тебя выступить - выступишь, а пока молчи в тряпочку! И, кстати, дайте сюда эту финку!

- Это не финка! - сказал Димка. - Это...

- Заткнись, а? - посоветовал ему первый милиционер.

- Молчите, ребята, - сказал Седой. - Все будет нормально.

Он взял ножик и протянул его милиционерам, рукояткой вперед.

- Держите. Только храните поаккуратней. Не знаю, что вам наговорили, но этот нож - музейный экспонат, и мы его спасали.

- Слушай, ты! - первый милиционер, забрав нож, показал Седому кулак. Смотри, довыступаешься! Умный очень! Такие умные могут и огрести, за разговорчики!

Но, видно, слова про "музейный экспонат" на него все-таки подействовали, потому что он очень бережно убрал нож в карман.

- Иди вперед! - велел Седому второй милиционер.

И Седой пошел между двух милиционеров, а мы потащились рядом, готовые в любой момент выступить в его защиту и дать любые показания, какие от нас потребуются.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

МЫ ПРОТИВ ВЕРТУХАЯ

До отделения милиции мы добрались минут за двадцать. Дорогой я сумел наконец рассказать друзьям, что произошло в туалете пивбара. Переговаривались мы вполголоса, чтобы Седой и милиционеры нас не слышали, но оттого обсуждали все произошедшее не менее горячо.

- Не фига себе! - присвистнул Юрка. - Слушай, неужели Седой мог убить его этим ударом?

- Не знаю, - растеряно сказал я. - Когда мы уходили Пучеглазый был жив...

- Такое бывает, я читал, - сообщил Димка. - Человеку нанесут удар, от которого у него в мозгу все переворачивается, ну, вроде как, кровоизлияние происходит. И он где-то с минут пятнадцать, с полчаса чувствует себя нормально, а потом раз - и мертв! Сколько боксеров так помирало после боя! Вроде, и в раздевалку уже уйдут, и все ничего, а начнут переодеваться или интервью давать - и падают замертво. И у Джека Лондона это описано.

- Но ведь никто не говорил, что Пучеглазый мертв... - заспорил я.

- Они назвали Седого "убийцей", - напомнил Юрка. - И если б Пучеглазый концы не отдал, то кому бы Седой был сейчас интересен? Я так понимаю, у Седого невезуха такая вышла: от его удара по челюсти в мозгу Пучеглазого что-то перевернулось, или, может, сосудик какой лопнул, и он умел, не выходя из туалета и даже с пола не вставая. Очередной мужик отлить сунулся - глядь, покойничек лежит, да ещё с разбитой челюстью. Ну, тут же вспомнили, с кем он в туалет выходил, и кинулись Седого искать.

- Верно, - угрюмо кивнул Димка. - Других вариантов быть не может. Теперь Седому убийство впаяют.

Мы совсем приуныли. Этого ещё не хватало! История становилась все путаней и поганей. Весь мир, казалось, катится куда-то в тартарары.

- Но ведь я могу засвидетельствовать, что он всего лишь ударил Пучеглазого, и что Пучеглазый сам напал на него с ножом! - сказал я.

- Так милиция и будет тебя слушать! - хмыкнул Димка.

С тем мы и подошли к отделению милиции.

- А вам что здесь надо? Кыш отсюда! - цыкнул на нас один из милиционеров.

- Мы видели, как все было, и можем быть свидетелями, - набравшись смелости, сказал я.

Седой оглянулся и бросил нам:

- Ребята, бегите отсюда! Что вам, неприятностей мало? - и обратился к милиционеру. - Гоните их в шею, пусть не маячат!

Но милиционер нахмурился, будто в раздумье.

- Свидетели, говорите? Ладно, сядьте здесь, у входа. Скажу начальнику, и пусть он решает, выслушать вас или домой погнать.

Мы присели у входа, в небольшой приемной, из которой нам видна была стойка дежурного и стены которой был украшены плакатами на правоохранительные темы. Мы разглядывали эти плакаты и молчали, боязно было даже слово проронить, в этом учреждении, в которое мы попали.

А Седого повели куда-то на второй этаж.

Наверно, времени прошло совсем немного - хотя нам-то показалось, что прошли целые века - когда к нам спустился один из милиционеров, конвоировавших Седого, и сказал:

- Пошли, пацаны! Начальник вас требует... - а когда мы поднимались по лестнице, добавил. - А обращаться к нему надо "товарищ майор".

С этим мы и вошли в кабинет - и тихо обомлели. Товарищ майор сидел за своим столом, в одном углу, положив руки на колени, сидел Седой, под надзором второго милиционера, а в другом углу... сидел Пучеглазый, целый и невредимый - если не считать, конечно, здоровенного кровоподтека, украшавшего его подбородок!

- Вот они, - доложил милиционер.

- Сам вижу, - буркнул майор, разглядывая нас как-то странно. Ладненько, посмотрим, что они могут рассказать.

- Да что они могут рассказать! - взвился Пучеглазый. Нас удивило, что он разговаривает довольно-таки хозяйским тоном. - Позвоните по тому телефону, который я вам дал, и дело с концом!.. Вам же спокойней будет, небрежно добавил он после небольшой паузы.

- Ну, работа у нас беспокойная, - сказал майор, - "наша служба и опасна и трудна", так чего уж искать спокойствие там, где его нет? Кто из вас, парни, был непосредственным свидетелем происшествия?

- Я, - я сделал шаг вперед.

- Хорошо, - кивнул майор. - Говори.

- Значит, так... - я сглотнул. - Мы хотели вернуть украденный нож...

- Вот этот? - майор указал на нож, лежавший перед ним.