Через реку забвения, стр. 28

До этого момента Терезе казалось, что и Брюс вполне доволен существующей ситуацией, но сейчас она начала понимать, что заблуждалась. Разговор приблизился если не к опасной, то к весьма напряженной черте. И Тереза чувствовала, что если та будет перейдена, то полюбившаяся ей в последнее время теория самодостаточности окажется под серьезной угрозой.

А она и без того претерпела изрядные изменения за время, прошедшее с субботы.

– Так можно мне узнать, почему ты не чувствуешь в себе готовности следовать избранному тобой философскому направлению? – произнес Брюс.

Тереза вздохнула.

– Поверь, я пытаюсь. Но мои чувства, переживания и… Словом, для этого, скорее всего, нужно быть менее эмоциональным человеком. Я методично изживаю в себе эту черту характера, но, увы, пока не добилась особых успехов.

– Счастье, что тебе этого не удалось! – с облегчением произнес Брюс. – В противном случае все обернулось бы катастрофой. Про себя я уже не говорю, потому что в первую очередь это касается тебя самой.

12

Тереза поставила на стол бокал, который за минуту до этого поднесла к губам, чтобы отпить глоток вина.

– Меня?

Брюс кивнул.

– Конечно. И прежде всего твоего творчества.

Во взгляде Терезы промелькнуло искреннее удивление.

– А при чем здесь оно?

Брюс рассмеялся.

– Ну знаешь! Странно слышать подобный вопрос от тебя. Ведь все твои песни – это сплошные эмоции. Причем очень широкого диапазона: от самых негативных до очень светлых и даже ликующих. – Он откинулся на спинку стула. – И вообще, как ты представляешь себе музыканта, лишенного каких бы то ни было чувств? Да он просто ничего не сможет сыграть!

Тереза задумчиво сжевала несколько ломтиков жареного баклажана, запила вином и сказала:

– Признаться, мне это как-то не приходило в голову.

Она вновь на некоторое время погрузилась в молчание, а Брюс внимательно наблюдал за ней, не пытаясь продолжить разговор.

Наконец Тереза медленно произнесла:

– Может быть, ты и прав. Даже наверняка. И это означает, что я зашла в тупик.

– Ну, не расстраивайся, положение не так уж безнадежно… – начал было Брюс, однако Тереза прервала его.

– Не успокаивай меня, теперь я прекрасно осознаю свои заблуждения. – Она усмехнулась. – Признаться, у меня и раньше возникали сомнения относительно того, возможно ли реализовать теорию самодостаточности на практике, а сейчас… Вероятно, она принадлежит к категории идей, которым суждено остаться неосуществленными. Во всяком случае, для меня.

– Все равно не вижу причин сокрушаться. По-моему, отказавшись от этой идеи, ты только выиграешь. – Выдержав небольшую паузу, Брюс добавил: – Между прочим, я еще в ходе пресс-конференции заметил некоторое противоречие в твоих словах.

– Какое? – быстро взглянула на него Тереза.

– Сама посуди, отвечая на один вопрос, ты говоришь, что хочешь стать самодостаточной, а на другой – что желаешь быть целостной. Но, по-моему, первое подразумевает ограничение, а второе, напротив, расширение и готовность вобрать в себя как можно больше всего. В том числе и эмоций. И как это совместить?

– М-да… – задумчиво протянула Тереза.

– К тому же мне кажется весьма актуальным то, о чем тебя спросила девушка из журнала «Рок мюзик», – добавил Брюс, пристально глядя на нее.

Она не подняла глаз.

– Помнишь, что она сказала? – спросил Брюс, хотя и без того было ясно, что Тереза прекрасно понимает, о чем идет речь. – Что-то наподобие: а как же любовь? Ведь самодостаточность ее исключает!

– Помню, – тихо произнесла Тереза.

– И что думаешь по этому поводу?

Она скользнула по начавшему постепенно заполняться посетителями залу безразличным взглядом. Ее больше занимали свои мысли.

– Хочешь знать правду? – наконец посмотрела она на Брюса.

Тот с улыбкой пожал плечами.

– Разумеется.

Тереза вздохнула, разговор давался ей нелегко.

– Идея самодостаточности потому и привлекла меня, что не подразумевает любви.

Слегка помрачнев, Брюс спросил:

– То есть ты исключаешь для себя возможность полюбить кого-нибудь?

– Вообще, вникая в суть этой теории, я больше подразумевала свои отношения с Патриком Корбеттом, – сказала Тереза. – Мне хотелось наконец научиться жить так, чтобы воспоминания о былом не терзали меня.

– И что, получилось?

Она грустно улыбнулась.

– Отчасти да, но… Порой мне кажется, что я до сих пор не избавилась от чувств к Патрику. И… – Тереза на миг умолкла, собираясь с силами, прежде чем сказать самое главное. – И я хочу, чтобы ты понимал это.

Брюс замер, вглядываясь в ее лицо.

– Выходит, я угадал? Ты действительно не сможешь полюбить… гм… другого, пока не избавишься от… э-э… эмоциональной привязанности к Патрику?

Тереза вздрогнула. Эмоциональная привязанность! Удивительно, но Брюс тоже употребил это выражение. Не потому ли, что любовью подобное душевное состояние назвать трудно? А под словом «другой» он, вероятно, подразумевает себя.

– Я… – Едва начав, Тереза умолкла, потому что ее горло сковало спазмом. Кое-как справившись с собой, она произнесла с нотками мольбы в голосе: – Я не знаю, Брюс!

Повисло молчание. Оба сидели, не поднимая глаз. Тереза рассматривала тканый рисунок на белой скатерти, которой был накрыт стол. Прошла, наверное, целая минута, прежде чем она услышала:

– Солнышко, я тоже хочу кое-что сказать тебе.

Подняв голову, Тереза увидела, что Брюс серьезно и пристально смотрит на нее. Она вопросительно взглянула на него, и он продолжил:

– Мне необходимо, чтобы у тебя не было никаких сомнений на мой счет. – Вновь замолчав, Брюс в свою очередь оглядел зал, который к этому времени заполнился более чем на треть. Он мрачно усмехнулся. – Вот не думал, что придется говорить об этом в ресторане! Но раз уж так вышло… – Он вновь посмотрел Терезе в глаза. – Ты должна знать: то, что произошло между нами в субботу, имеет для меня огромное значение. И случилось это не просто так. Словом… я тебя люблю. Подожди, не прерывай! – попросил он, видя, что Тереза шевельнулась. – Началось это давно. Собственно, думаю, я полюбил тебя, как только увидел. То есть, как нетрудно догадаться, три года назад. И люблю по сей день. Вот почему для меня так важно знать, как далеко ты готова зайти в стремлении оставаться самодостаточной.

Тереза усмехнулась.

– Как далеко? Похоже, эта затея вообще провалилась. Такое у меня возникло чувство после беседы с тобой.

Брюс взволнованно вздохнул.

– Значит, у меня есть надежда?

Тереза потерла пальцами лоб.

– Понимаешь, мне очень трудно дать тебе сейчас однозначный ответ. Я еще не до конца разобралась в собственных эмоциях. Но… мы можем вернуться к этому разговору, когда я удостоверюсь, что чувства к Патрику наконец покинули мое сердце.

– Что ж… – сдержанно произнес Брюс. – Мне остается только ждать. Потому что в своих чувствах я уверен.

Пару секунд Тереза смотрела на него, потом взяла бокал и залпом допила его содержимое.

– Не нужно ждать, – произнесла она чуть хрипловато. – Пока я не могу сказать тебе те слова, которые ты, наверное, желал бы услышать, но одно знаю твердо: мне с тобой очень хорошо. Понимаешь?

Брюс протянул руку через стол и сжал ее пальцы.

– Да. Глаза его заблестели. – Мне с тобой тоже.

Тереза улыбнулась.

– Значит, ты согласен отправиться сейчас ко мне?

Вместо ответа Брюс оглянулся в поисках официанта, который обслуживал их столик. Тот заметил его взгляд и приблизился.

– Счет, пожалуйста, – попросил Брюс.

Пока белый лимузин вез Терезу и Брюса на Броудвик-стрит, они не размыкали объятий. Когда подъехали к дому, Тереза сама сообщила водителю, что его услуги сегодня больше не понадобятся. Косвенным образом это означало, что она оставляет Брюса ночевать.

– Ты уверена? – шепнул Брюс ей на ухо, под локоток ведя ее к подъезду.