Любовные похождения князя, стр. 9
И с рыданием в голосе, она выпалила на одном дыхании:
– Я познакомилась с Морисом задолго до вас. Он очень славный, и я люблю его. Да, люблю! Вот так! И этого не скрываю. Мне надоело лгать. Сердитесь сколько вам влезет. Морис не такой франт. Нет! Отнюдь! Он не делает роскошных подарков, он сам зарабатывает на жизнь. Он рабочий, труженик… вроде меня. Когда он дарит мне букетик фиалок за два су, он отрывает их от себя… И он любит меня…
И она торжествующим тоном завершила:
– Он не виконт… он не женат… И женится на мне!..
Виконт не ответил. Понурив голову, он со странной безучастностью разглядывал фужер, в котором пузырилось игристое вино.
Пауза затягивалась…
Наконец, несколько успокоившись, Фирмена поинтересовалась:
– Вы хотели знать правду? Вы ее получили. Теперь вы меня бросите?
Виконт де Плерматэн медленно поднял голову. В его лице не было ни кровинки. Взглянув на Фирмену полными бесконечной тоски глазами, он медленно произнес:
– Зачем вы так? Чтобы сильнее меня помучить? Вы прекрасно знаете, я вас люблю. Люблю безумно!.. Страстно!.. Не могу представить жизни без вас. Не могу без вас провести и дня! Что бы между нами ни стояло, как бы беспричинно, бессмысленно жестокосердны вы ни были…
– И что вы намерены предпринять?
Виконт де Плерматэн поднялся:
– Ждать и надеяться! Ждать, когда вы поймете, как я вас люблю… Надеяться, что поняв, вы вернете мне жалкую толику моего чувства.
Затем изменившимся голосом виконт предложил:
– Хотите, позовем машину? Подольше покатаемся. Вам когда надо быть в Париже, в семь?
– В половине седьмого…
– Вы спешите?
– Да.
Он не настаивал. Он был слишком влюблен, слишком это показывал, сражен наповал женщиной, любившей другого и не побоявшейся в этом признаться.
Вечерело. Шофер включил фары, и Фирмена молча – после обеда она едва обмолвилась с виконтом несколькими фразами – наслаждалась бегом мощного лимузина, могучими прожекторами рассекавшего ночное пространство среди безмятежно лежащих деревень.
На ее часиках было шесть. До Парижа оставалось совсем близко, она успевала вернуться вовремя.
Внезапно машина стрельнула. Шофер нажал на тормоза, лимузин встал, виконт де Плерматэн, повернувшись к спутнице, доложил:
– Покрышка полетела.
– Это надолго?
Фирмена уже сердито хмурила брови, почти обвиняя в аварии любовника, хотя тот и не имел к происшедшему ровно никакого отношения.
– Минут на пятнадцать, – заверил виконт. – У меня очень опытный шофер, он мигом сменит колесо.
Несмотря на вечернюю прохладу, Фирмена соскочила на землю; понаблюдав за ходом починки, она властно скомандовала:
– Отвезите меня к метро на площади Клиши.
Виконт де Плерматэн вздрогнул от удовольствия:
– Вы возвращаетесь к матери?
Исходя злобой, Фирмена взглянула на любовника. Она понимала, какими тоской и страхом сейчас полнится его сердце, но бессознательно мстя за Мориса, за боль, которую тому довелось бы испытать, догадайся он о проведенном с другим дне, коротко бросила:
– Да, сначала я поеду на улицу Брошан!
Виконт де Плерматэн вздохнул.
– А! Явилась! Наконец-то! Где ты была?
Разъяренная, вся трясущаяся от гнева мадам Беноа распахнула дверь и в упор уставилась на дочь Фирмену, которая после полуторасуточного отсутствия преспокойно, с завидным хладнокровием, возвращалась к родному очагу… И похоже, совсем не спешила объяснять свое, по меньшей мере, странное поведение.
Впрочем, Марго, отвратительная ленивая замарашка, не дала ей и рта раскрыть.
– Знаешь, – крикнула она из глубины квартиры, – в мастерской уже сыты по горло твоими выкрутасами. Мадам Бланш так и сказала, мол, если не хочет работать, пусть только скажет! Желающих хватает!..
Фирмена пожала плечами:
– Не твоего ума дело! Хватит за мной шпионить. Я же не спрашиваю, намяли ли тебе сегодня бока за то, что таскаешь в кармане жареную картошку…
Младшая сестра вызывающе смотрела на старшую. У нее была неприятная манера тянуть слова:
– Ах так! Ладненько! Так заруби себе на носу: что хочу, то и говорю! Ясно? И жру, что нравится! Нацепила цацки и…
Наметанный девчоночий глаз тут же выхватил новую драгоценность, а злоба, подогретая бесконечными придирками, которые ей с утра до вечера приходилось терпеть в мастерской, побудила указать матери на украшение.
Мадам Беноа тоже заметила блестевший на запястье Фирмены браслет, который та, по рассеянности, забыла снять.
– Можно взглянуть? – попросила она. – Покажешь, Фирмена? Покажи…
– Вот, мама, смотри.
Фирмена надменно протянула руку и насмешливо спросила:
– Правда, красиво?
Мадам Беноа так и позеленела:
– Где ты его купила?
– Я не покупала…
– Так я и чувствовала! Кто тебе это дал?
– Один человек…
– Что еще за человек? Любовник?
Невозмутимо опустившись в кресло, Фирмена кивнула:
– Наверное. Во всяком случае, этот господин очень меня любит!
– Значит, – заключила мадам Беноа, все более распаляясь, – значит, поэтому тебя и не было ночью… Ну и ну! Да ты стала шлюхой!.. Последней шлюхой! В мастерской тебя днем не видать, зато по ночам тебе дарят браслетки…
Словно не замечая материнского гнева, Фирмена покачала головой:
– Мама, поверь, браслет тут ни при чем, я и получила-то его днем…
Но мадам Беноа рассвирепела не на шутку. Она с неистовой яростью обрушилась на дочь, которой, казалось, было все как с гуся вода. Фирмена хладнокровно изводила бедную женщину, а когда та, в отчаянии, со рвалась на крик, рубанула:
– Довольно! Ноги моей больше здесь не будет!
Фирмена резко вскочила и начала складывать вещи:
– Все, черт побери! Ухожу! А все по вашей милости! Марго шпионит, ты ругаешься… Привет! Вернусь, когда вы порастеряете свой пыл…
Она направилась к дверям; мадам Беноа ошарашенно спросила:
– Опять уходишь? Ночевать не будешь?
– Возможно! – усмехнулась Фирмена.
Она поспешно сбежала с лестницы, рассуждая на ходу:
– Морису я обещала быть в половину десятого, если потороплюсь, то успею к четверти десятого…
Когда дело касалось Мориса, Фирмене не приходило в голову заставлять себя ждать!
Глава 4
ОТРУБЛЕННАЯ ГОЛОВА
– Ого! Кого мы видим!.. Здравствуйте, сударь! Эй!.. Добрый вечер, господин Морис! Вы что-то совсем загордились, проходите – даже не обернетесь, наверное, из-за воскресного костюма, хотя сегодня понедельник.
Было около восьми вечера.
Молодой рабочий, с волнением и не без нетерпения ожидавший прихода красавицы Фирмены, которая пообещала провести с ним ночь, и имевший в запасе добрых сорок минут, бродил в окрестностях дома, по набережной Отей, с наступлением вечера становившейся все более малолюдной.
Юноша был настолько поглощен мыслями, что не сразу заметил субъекта, несколько раз окликнувшего его.
При последнем оклике Морис, словно очнувшись от пленительных грез, взглянул на прохожего и с шутливым изумлением всплеснул руками.
– Кого я вижу! – воскликнул он. – Могу ли я верить своим глазам? Бузотер, папаша Бузотер.
– Он самый! Собственной персоной! – откликнулся тип, игриво отвешивая легкий поклон молодому рабочему, который с нескрываемым любопытством рассматривал представшую перед ним личность.
– Дьявольщина! Да мы с тобой не видались целую вечность!.. Где ты пропадал, Бузотер?
Забавный старикашка приложил палец к губам, теряющимся в косматой бороде, и, напустив таинственный вид, шепнул:
– Об этом потом! Я тут отсидел три месяца во Фреснах…
И, пожав плечами, он пояснил:
– Все за ту же дурость! Бродяжничество или что-то в этом роде; можно подумать, у этих чертовых судей одно на уме – упечь меня в тюрягу… Зато уже больше года я при деле!
Собеседник слушал его в полном молчании, меж тем как тип, резко оборвав свои разглагольствования, покосился на невзрачный кабачок неподалеку от набережной, на фасаде которого красовалась вывеска «Чудесный улов», вполне уместная, если учесть близость реки.