Абарат: Дни магии, ночи войны, стр. 30

— Скажу, — ответил Тлен. — Ты говорила, девочка на Окалине?

— Так я слышала. Где-то в старом Сумеречном дворце. Но вряд ли она задержится там надолго. Так что поторопись, Тлен.

— Да, я потороплюсь.

— Хорошо.

Бабули Ветоши больше нечего было сказать, и она не собиралась тратить ценное время на любезности. Повернувшись спиной к внуку, она отправилась назад по тропе, ведущей вдоль копей, воткнув в рукав свою драгоценную иглу.

23. Сновидец — сновидцу

Когда Кэнди вышла из Кабинета Чудес, ее сердце все еще колотилось после увиденного и сделанного. Она села под дерево. Мягкий шум ветра в скрытых за туманом ветвях успокоил ее, и она могла, наконец, подумать о случившемся.

Тем временем Утиль забрался на дерево и уселся на ветвях, глядя на гостью с новой тревогой.

Она посмотрела на него.

— Все в порядке, — сказала Кэнди, пытаясь говорить уверенно. — Я не собираюсь сходить с ума или вроде того.

Сказав это, она вспомнила, как вместе с Шалопуто стояла в доке на Шлеме Орландо, и старик с косыми глазами указывал прямо на нее.

Они тебя запрут. Кажется, так он сказал. Они тебя запрут.

В этих словах крылась очередная загадка. Все было связано. То, что происходило здесь, на Паррото Паррото, эти предупреждения в доке — все они являлись фрагментами какой-то невероятной тайны.

— Я тебя пугаю? — спросила она Утиля.

Он тревожно улыбнулся, изогнув губы и обнажив розовые десна.

— Да, — сказала она. — Если это тебя успокоит, я и сама слегка себя боюсь.

— Хм, — палец Утиля проник глубоко в нос; его ковыряние сопровождалось довольным ворчанием. — То, что ты там совершила… — сказал он, — было невероятно.

— Я об этом не думала, — сказала Кэнди. — Просто делала то, что казалось… естественным.

— И это еще более невероятно.

— Наверное.

Утиль свесил голову.

— Это что за звук?

— Мой живот. Я хочу есть.

— Что ж ты молчишь! — недовольно воскликнул Утиль. — Во дворце огромная кухня. Я мог бы тебе что-нибудь приготовить.

Кажется, он испытал облегчение, получив возможность сделать то, что ее порадует — и даже успокоит

— Только если ты обещаешь вымыть руки, — ответила Кэнди.

Пока Утиль был на кухне, Кэнди оставалась под деревом, размышляя о том, что недавно случилось, хотя у нее не было ничего, даже отдаленно похожего на решение загадки: куда ни взгляни, она видела только ее части. В том числе и событие, которое ее сюда привело и о котором она сейчас думала. Вот она на маяке в Иноземье, Остов карабкается вверх, чтобы ее убить, и она каким-то образом знает — знает, не зная, откуда ей это известно, — как зажечь фонарь, призывающий море Изабеллы. Столько намеков. Но что они означают?

Спустя двадцать минут обезьян позвал ее. Еда была готова. Она пошла на запах и оказалась в кухне-пещере, где на высоком табурете сидел Утиль, готовивший несколько блюд. Он уже поджарил добрую порцию того, что походило на спиральные пончики, и открыл несколько банок с фруктами в сиропе. Теперь он вытаскивал кости из большой засоленной рыбы, шумно обсасывая мясо, прежде чем выбросить их через плечо.

Кэнди не осознавала, насколько голодна, пока не увидела всю эту роскошь. Даже не потрудившись взять себе стул, она начала есть и скоро отведала все, что Утиль для нее приготовил, ощутив приятную теплоту и удовлетворение. Кроме того, она очень захотела спать.

— Тебе надо прилечь, — сказал обезьян. — Сосни маленько.

— М-м-м, наверное.

— Вон там в углу — небольшая кровать, — продолжал Утиль. — На ней дремали повара. Ложись. Я тебя разбужу, если случится что-нибудь интересное.

— Спасибо, — сказала Кэнди. Ее конечности и веки наливались приятной тяжестью. Подойдя к низкой узкой постели, она откинула старое покрывало. Под ним не было простыни, лишь пара дырявых одеял. Она легла, и ее благодарные руки и ноги утонули в мягком старом матрасе. Она решила накрыться покрывалом, но не успела дотянуть его до подбородка, как ее одолел сон.

Ей снилось, что она сидит на лестнице в доме на Последовательной улице, но это не было похоже на обычный сон; казалось, она действительно там, в виде духа. Кэнди слышала, что наверху дерутся ее братья; их голоса были резкими, а ругательства, как обычно, крепкими.

— Жирдяй!

— Тупица!

— Придурок!

— Задница!

Потом возник третий голос, говорящий невнятно из-за выпитого пива.

— Вы когда-нибудь заткнетесь, или мне подняться и задать вам трепку? Что хотите?

Кэнди посмотрела вниз и увидела стоявшего в тени отца. Его лицо было влажным от пота. Она помнила, каким грозным и непредсказуемым он бывал в таком настроении. Казалось, весь дом затаил дыхание в ожидании следующего взрыва ярости.

— Ну? — заорал Билл Квокенбуш. — Чего хотите?

— Мы будем тихо, папа, — смирно сказал Дон.

— Вот это правильно, иначе ты сильно пожалеешь, что вообще родился! Слышишь? ЧТО ВООБЩЕ РОДИЛСЯ!

Теперь из комнаты мальчиков не доносилось ни звука. Ни шороха. По своему болезненному опыту они знали, каким жестоким может быть их отец, когда на него находит во время пьянки.

Что-то бормоча себе под нос, Билл Квокенбуш вернулся к пивному блаженству своего кресла.

Кэнди знала, что отец не может ее видеть и слышать, но инстинктивно сделала то, чему уже давно научилась и поступала так, когда он пребывал в подобном настроении. Она продолжала спокойно сидеть, какое-то время вообще ничего не делая. Только когда его ярость утихла, Кэнди отправилась на поиски матери.

Где же она? Кухня была пуста, но задняя дверь открыта, и Кэнди направилась к ней, мимоходом поглядев на часы, висевшие над холодильником. 16.05. В Абарате этот час приходился на Гномон, но здесь, в мире, который она так долго называла своим домом, время шло иначе. Вскоре солнце начнет клониться к закату, наступит вечер. Нужно было просто ждать, и часы пройдут сами собой. Сейчас эта мысль казалась ей странной. Она привыкла, что Время — это точка на карте, место, которое можно посетить, как и любое другое.

«Однажды, — подумала она, — я вернусь в Цыптаун, домой, к маме, папе и братьям». А подумав об этом, взяла себе на заметку начать собирать какие-нибудь сувениры. Не то, что можно найти в Иноземье. Вещи должны быть исключительно абаратскими. Альменак Клеппа. Часы-компас, которые она видела в магазине Тацмагора и которые показывали, когда было где или где было когда, или и то, и другое. Возможно, фотографии животных и растений Часов. Короче, доказательства. Вещи, которые она могла бы предъявить людям и которые послужили бы неопровержимым доказательством существования другого, удивительного мира, где слухи, пиво и цыплята — не все, что составляет смысл жизни.

Она дошла до дальнего конца двора, размышляя о сборе доказательств, и там увидела мать, сидящую в старом садовом кресле спиной к дому.

— О, мама, — тихо сказала Кэнди.

Кэнди почти ожидала, что Мелисса Квокенбуш почувствует присутствие дочери, повернется и улыбнется ей. Но та не шевелилась.

— Мам? — повторила Кэнди.

Она стояла достаточно близко, чтобы слышать мягкое, ритмичное дыхание. Мелисса спала? Двигаясь очень осторожно, чтобы ее не разбудить, Кэнди обошла вокруг кресла. Увидев лицо матери, Кэнди едва не расплакалась. Мелисса выглядела очень усталой и истощенной. Глаза были закрыты, уголки рта опущены, веснушчатый лоб прорезали глубокие морщины.

— Кэнди? — пробормотала она. — Это ты?

Ее глаза под веками с сеткой синих вен двигались туда-сюда, словно пытаясь разобрать то, что она видела во сне. Печальное выражение на лице матери заставило Кэнди отвернуться, но когда она это сделала, то обнаружила, что в нескольких метрах от нее, в центре неопрятного газона, тоже стоит ее мать. В недоумении Кэнди посмотрела на спящую, а потом на ее близнеца за спиной.

— Не понимаю, — сказала она. — Почему вас двое?