Абарат: Дни магии, ночи войны, стр. 25

— Думай о хорошем, — сказала пожилая женщина. — Думай в первую очередь о том, почему мы это сделали. Что мы хотели сохранить.

— Это ужасный риск, — ответила Джефи. — Надеюсь, мы не пожалеем о содеянном.

Они ненадолго замолчали. Затем Меспа сказала:

— Может, дадим ей хотя бы пару намеков?

— Как? — ответила Диаманда. — С чего начать?

— С той ночи. С дождя. С ее матери.

— Видишь, есть еще кое-что, о чем ты сейчас сказала, — произнесла Джефи. — Ее мать.

— А что с ней? — спросила Диаманда.

— Мы дали ей часть тайны. Она приняла ее. Родила. Вскормила.

— И что?

— Ты когда-нибудь думала, что, возможно, магия коснулась и ее?

Диаманда отмахнулась от этого тревожного замечания.

— Она лишь сосуд. В ней нет силы.

— Если мы ждем от будущего сюрпризов, то должны смотреть шире. Не только на девочку, но и на тех, кого она коснулась.

— И еще коснется, — хмуро сказала Меспа. — И касается сейчас. Думаю, Джефи права. Мы должны быть бдительными и всюду искать знаки.

Словно в подтверждение слов Меспы одна из звезд, дрожащих в зените над Пиком, выбрала этот момент для своей гибели, взорвавшись с молчаливой грацией одуванчика, разлетающегося под порывами ветра.

Все трое смотрели вверх, на то, как темные остатки звезды падают и исчезают из виду. Некоторое время женщины молчали, а потом Меспа, наконец, сказала:

— Что же, по-вашему, это значит?

Диаманда опустошила свой бокал с бренди.

— Навскидку? — спросила она. — Ничего.

19. Жизнь и смерть в Цыптауне

В мире, очень далеком от места, где Джефа, Меспа и Диаманда делились своими страхами и опасениями — в Цыптауне, штат Миннесота, — жизнь шла своим чередом. Нельзя сказать, что исчезновение Кэнди Квокенбуш не породило в городе множество слухов. Породило. Особенно потому, что в этой истории были некоторые очень странные детали.

Рассказывали, к примеру, что в день исчезновения дочки Квокенбушей ее видела старая миссис Лавиния Уайт (или Вдовушка Уайт), жившая на Линкольн-стрит на самом краю города. В интервью репортеру Курьера Цыптауна Вдовушка Уайт утверждала, что Кэнди шла в прерии, глядя в небо.

— А на что там было смотреть? — спросил репортер.

— Там были облака, — ответила вдова. — Но потом…

— Что потом? — спросил журналист.

— Потом было очень странно, — сказала Лавиния. — Примерно через полчаса после ее ухода окно моей спальни начало дрожать.

— И что вы сделали?

— Открыла его.

— Оно перестало дрожать?

Вдовушка Уайт бросила на журналиста взгляд, полный глубокого презрения, словно представить не могла, зачем он задает такие вопросы, когда ей и без этого есть что рассказать.

— Я почуяла запах моря, — продолжила она. — Знаю, это звучит глупо, но так оно и было. Клянусь. Я почувствовала запах океана. Соленый и холодный.

— Невозможно, — ответил журналист.

— Хотите сказать, я сумасшедшая?

— Нет…

— Потому что я не сумасшедшая. Может, я старая, но не сумасшедшая. Говорю вам, я чуяла запах соленой воды.

Не желая оскорбить пожилую даму, журналист мягко спросил Лавинию, когда она в последний раз была у океана.

— В свой медовый месяц, — ответила Вдовушка Уайт. — Семьдесят два года назад.

— Возможно, вы не очень хорошо запомнили, — вежливо предположил репортер.

Лавиния окинула беднягу взглядом, острота которого с годами ничуть не затупилась.

— Хотите сказать, я не помню, что было в мой медовый месяц? — спросила она.

Этот гнев не принес ей ничего хорошего. Когда в Курьере появилась статья, там присутствовало следующее замечание: «Лавиния Уайт утверждает, что в тот день она почуяла запах моря, и это с грустью напоминает нам о том, что с людьми делает старость».

Однако журналист и редактор газеты быстро пожалели об этой фразе. В тот же день в редакции раздалось 211 звонков от жителей города, которые все как один заявляли, что тоже почувствовали запах моря. Возможно, говорили некоторые, это было какое-то странное воздушное явление, но уж точно не фантазия Вдовушки Уайт.

В результате этих жалоб редактор послал фотографа и другого репортера прочесать местность, где исчезла Квокенбуш. По отчетам полиции, там стояла какая-то сломанная башня, но никакой информации о ней не было.

Вскоре выяснилось, что это лишь часть правды. Фотограф Курьера действительно сделал снимок башни, похожей на маяк, торчащий посреди прерий, а также нашел и сфотографировал сгнившие останки длинного деревянного судна. Это очень странно, писал Курьер. Кто будет строить лодку посреди степей, когда на много миль вокруг нет воды?

Когда область прочесали более тщательно, обнаружились еще более непонятные вещи. В высокой траве вблизи судна фотограф наткнулся на странное скопище предметов. Их было так много, что редактор Курьера обратился через газету к полиции с требованием обыскать местность. Жалуясь на отсутствие людей, полиция привлекла цыптаунских бойскаутов, выдала им резиновые перчатки и три вида пластиковых мусорных мешков и указала собирать «свидетельства» в окрестностях башни.

Бойскауты нашли очень много странного. Сушеные останки сотен рыб, по виду которых можно было сказать, что они никогда не плавали ни в одном из озер Миннесоты; несколько мертвых птиц неизвестных видов; бесчисленное множество ракушек; стеклянный глаз (зеленый); кожаный хвост (синий); деревянный инструмент в форме змеи, рождавший единственную ноту пугающей красоты; семь ботинок, ни у одного из которых не обнаружилось пары, и еще несколько мешков того, что настолько испортилось от пребывания в воде, что не поддавалось идентификации.

Там же нашли единственного живого свидетеля некогда бывшей здесь воды. Под большим камнем позади корабля два мальчика обнаружили создание, похожее на большого голубого омара. Оно извивалось с таким ожесточением, что выскочило из своего известкового панциря, заскользило в высокой траве и скрылось с глаз.

Обо всем случившемся детально рассказали на страницах Курьера под заголовком «Странные находки у городских границ».

Если бы странности на этом кончились, народ Цыптауна вполне мог бы выкинуть их из головы и продолжать жить своей обычной жизнью.

Но это был не конец. Это было только начало.

В центре города, в гостинице «Древо отдохновения», Норма Липник (та, что показала гостиницу Кэнди незадолго до исчезновения девочки) столкнулась с собственными странностями, решив не выносить их на страницы Курьера по чисто коммерческим соображениям (не хотелось пугать постояльцев), однако вскоре о них узнал весь Цыптаун.

В «Древе отдохновения» обитало привидение. Большую часть времени оно не доставляло неприятностей. Норма отвела Кэнди в старую часть гостиницы, в комнату 19, где, как считалось, и обитал призрак, с гордостью поведав историю его печальной жизни. Привидение звали Генри Мракитт, и по легенде много лет назад, в одно печальное Рождество, он застрелился в комнате 19. На то у него были причины. Норма знала две. Во-первых, от него ушла любимая жена Диаманда. А в чем же заключалась вторая причина? В декабре 1947 года городской совет решил переименовать город (который назывался Мракитт, в честь предков Генри, восемьдесят лет назад основавших здесь общину) в Цыптаун.

Генри принял эти удары очень тяжело. Так тяжело, что решил — жизнь не стоит таких усилий. Запершись в комнате вместе с оружием и бутылкой виски, он покончил с собой. Но по мнению многих служащих гостиницы, бедняга Генри так и не смог избавиться от мира, причинившего ему столько боли, и до сих пор обитает в душном пространстве комнаты 19. Генри не был злым привидением, никогда не пытался напугать работников «Древа отдохновения» и не делал ничего, что подрывало бы репутацию гостиницы.

По крайней мере, до сих пор.

Сейчас Норма стояла в дверях комнаты 19, глядя на противоположную стену. На ней было нацарапано одно-единственное слово: