Темное дело, стр. 35

Лешено, сначала пораженный спокойствием этих преступников, застигнутых за мирной трапезой, вновь укрепился в убеждении, что они виновны, когда увидел изумление родителей и озабоченность Лорансы, которая старалась отгадать, где кроется расставленная ей западня.

— Господа, — вежливо сказал он, — вы слишком благовоспитанные люди, чтобы оказывать бесполезное сопротивление; следуйте все четверо за мною на конюшню, нам необходимо в вашем присутствии расковать лошадей, ибо эти подковы явятся важным вещественным доказательством на суде и, быть может, подтвердят вашу невиновность или же, наоборот, вашу вину. Вы тоже идите с нами, мадмуазель...

Сен-синьский кузнец и его помощник были вызваны старшиной присяжных в качестве экспертов. Пока в конюшне занимались этим делом, судья привел Готара и Мишю. Расковка лошадей и обмер подков с целью сличения их оттисков со следами, оставленными в парке лошадьми преступников, заняли довольно много времени. Все же, когда Лешено доложили о приезде Пигу, он поручил арестованных жандармам и вернулся в столовую, чтобы продиктовать протокол, а судья обратил его внимание на испачканную одежду Мишю и рассказал ему об обстоятельствах, при которых последний был арестован.

— Сенатора они, по-видимому, убили и где-нибудь замуровали, — сказал в заключение Пигу.

— Теперь и я этого опасаюсь, — ответил судья. — Куда ты носил известку? — спросил он Готара.

Готар расплакался.

— Он боится судейских, — вмешался Мишю, глаза которого метали пламя, как глаза льва, попавшегося в сеть.

Тем временем вернулись все слуги, задержанные в доме мэра; они столпились в передней, где нашли плачущих супругов Дюрие и Катрину, и от них узнали, насколько важны данные ими показания. Готар на все вопросы старшины присяжных и судьи отвечал рыданиями; под конец он довел себя до какого-то припадка с судорогами, и это так напугало чиновников, что они решили оставить его в покое. Когда за ним перестали наблюдать, плутишка взглянул на Мишю и улыбнулся, а Мишю дал ему понять, что одобряет его поведение. Лешено оставил судью в гостиной, а сам пошел поторопить экспертов.

— Сударь, можете вы нам сказать, почему их арестовали? — спросила наконец г-жа д'Отсэр, обращаясь к Пигу.

— Их обвиняют в том, что они совершили вооруженное нападение на сенатора, похитили его и где-то спрятали, ибо мы все-таки не допускаем, чтобы они его убили, хотя многое и говорит за это.

— А какое наказание полагается человеку, который виновен в таком преступлении? — спросил старичок.

— Согласно прежним законам, не отмененным новым Кодексом и, следовательно, оставшимся в силе, это карается смертной казнью, — ответил судья.

— Смертной казнью! — воскликнула г-жа д'Отсэр и лишилась чувств.

Тут вошел кюре с сестрой; мадмуазель Гуже позвала Катрину и жену Дюрие.

— Да мы и в глаза не видали его, вашего проклятого сенатора, — воскликнул Мишю.

— Этого не скажут ни господин Марион, ни господин Гревен, ни его супруга, ни сенаторский камердинер, ни Виолет, — возразил Пигу с ехидной улыбочкой крючкотвора, уверенного в своей правоте.

— Ничего не понимаю, — промолвил Мишю, ошеломленный этим ответом; у него возникло опасение, не попался ли он вместе с хозяевами в какую-то западню, расставленную врагами.

Тем временем все вернулись из конюшни. Лоранса бросилась к г-же д'Отсэр, которая, едва очнувшись, проговорила:

— Им грозит смертная казнь!

— Смертная казнь! — повторила Лоранса, взглянув на четверых юношей.

Эти слова повергли всех в ужас, и Жиге — человек, прошедший школу Корантена, — поспешил воспользоваться минутным замешательством.

— Все еще может уладиться, — сказал он, уводя маркиза де Симеза в уголок. — Может быть, это только шутка? Черт побери, вы ведь служили в армии. Солдаты всегда поймут друг друга. Куда вы девали сенатора? Если вы его убили — этим все сказано. Но если вы его только запрятали — так освободите. Ведь сами видите — затея не удалась. Я уверен, что председатель совета присяжных, с согласия сенатора, замнет это дело.

— Мы решительно ничего не понимаем в ваших расспросах, — ответил маркиз де Симез.

— Если вы намерены отвечать в таком тоне — ничего хорошего не выйдет, — заметил офицер.

— Милая кузина, — сказал маркиз де Симез, — нас отправляют в тюрьму, но вы не тревожьтесь, через несколько часов мы вернемся. Тут какое-то недоразумение, оно быстро разъяснится.

— От души вам этого желаю, господа, — сказал судья и подал Жиге знак увести четырех дворян, Готара и Мишю. — Не отправляйте их в Труа, — обратился он к офицеру, — а возьмите их в Арси и держите у себя в караулке; завтра днем они должны присутствовать при сличении подков их лошадей со следами в парке.

Лешено и Пигу уехали только после того, как сняли допрос с Катрины, супругов д'Отсэров и Лорансы. Оба Дюрие, Катрин и Марта показали, что видели своих господ лишь во время завтрака; г-н д'Отсэр заявил, что видел их в три часа дня. Когда в полночь Лоранса оказалась одна со стариками д'Отсэрами, аббатом Гуже и его сестрой, без четырех молодых людей, которые в течение полутора лет были жизнью этого замка, предметом любви и радости, — она глубоко задумалась, и никто не решился нарушить ее молчания. Скорбь ее была безгранична, бездонна. Наконец кто-то вздохнул, присутствующие оглянулись.

Марта, забившаяся в уголок, поднялась и сказала:

— Казнь!.. Барышня, а ведь их убьют, хоть они и не виноваты.

— Что вы наделали! — прошептал кюре.

Лоранса вышла, не ответив. Ей необходимо было уединение, чтобы собраться с силами перед лицом этого неожиданно обрушившегося бедствия.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Политический процесс времен Империи

По прошествии тридцати четырех лет, во время которых произошли три большие революции, вероятно, одни лишь старики помнят невероятный шум, вызванный во всей Европе похищением одного из сенаторов Французской империи. Пожалуй, только дело Трюмо, лавочника с площади Сен-Мишель, и дело вдовы Морен — при Империи, дела Фюальдеса и де Кастена — при Реставрации, да дела госпожи Лафарж и Фиески — при нынешнем правительстве могут сравниться, по вызванному к ним интересу и вниманию общества, с делом молодых дворян, обвиненных в похищении Малена. Столь дерзкое покушение на члена сената страшно разгневало императора, которому было доложено об аресте преступников почти одновременно с докладом о совершенном преступлении и о тщетности всех поисков. Лес обшарили вдоль и поперек, весь департамент Об и прилегающие к нему департаменты были тщательно обследованы, но нигде не удалось обнаружить ни малейших признаков того, что здесь проехал или содержится граф де Гондревиль. К Наполеону был вызван верховный судья; получив предварительно нужные справки у министра полиции, он объяснил императору взаимоотношения Малена и Симезов. Император, в то время всецело поглощенный важными делами, решил, что разгадка этого происшествия кроется в предшествующих событиях.

— Эти молодые люди — безумцы, — сказал он. — Такой юрист, как Мален, сумеет доказать недействительность документа, если он будет вырван у него насилием. Следите за этими дворянами, посмотрим, каким образом они освободят графа де Гондревиля.

Он приказал вести расследование как можно быстрее, ибо усматривал в этом преступлении посягательство на основанные им государственные институты, крамольный пример борьбы против завоеваний Революции, покушение на важнейший принцип национализации земель и препятствие к тому слиянию партий, к которому он неизменно стремился в своей внутренней политике. Наконец, он чувствовал себя обманутым этими молодыми людьми, обещавшими ему жить мирно.

— Предсказание Фуше исполнилось, — воскликнул он, припомнив фразу, вырвавшуюся два года тому назад у нынешнего министра полиции, на основании одного лишь доклада Корантена о деятельности Лорансы.

При конституционном правительстве, когда никто не интересуется государственной властью, слепой и бессловесной, неблагодарной и равнодушной, трудно даже представить себе, какое служебное рвение вызывало малейшее слово императора у чиновников его политического или административного механизма. Могучая воля Наполеона, казалось, сообщалась не только людям, но и вещам. Бросив вышеприведенную фразу, император вскоре позабыл о покушении, — его внимание было всецело занято коалицией 1806 года. Он обдумывал новые походы и был занят сосредоточением своих войск, чтобы нанести решающий удар в самое сердце Прусской монархии. Но его требование — вершить правосудие быстро — нашло благоприятную почву, ибо положение всех судейских чиновников Империи было тогда весьма неопределенное. Это был момент, когда Камбасерес в качестве канцлера и главный судья Ренье подготовляли учреждение трибуналов первой инстанции, имперских судов и кассационного суда; они обсуждали вопрос о мундирах, которым Наполеон придавал столь большое значение, и притом с основанием; они пересматривали личный состав судебного ведомства и разыскивали чиновников, ранее служивших в упраздненных высших окружных судах. И, конечно, чиновники департамента Об решили, что рвение, проявленное в деле графа де Гондревиля, послужит им превосходной рекомендацией. Поэтому высказанное Наполеоном предположение превратилось у придворных и у народа в твердую уверенность.