Мишель и китайская ваза, стр. 8
5
Никак я не пойму! Объясните мне еще… как ходит эттот конь? Он какой-то краб морской!
А что, похож! — рассмеялся Мишель. — Это очень просто: если он стоит здесь… то пойдет сюда, сюда и еще сюда!
Трое молодых людей склонились над шахматной доской, Кристина с трудом поддавалась обучению, и Мишель терпеливо повторял одно и то же… Вдруг у входной двери снова раздался звонок.
— Ну вот! — проворчал Мишель. — Опять кого-то несет.
Если это Дюкофр — я не открою!
Он поспешил в холл, но Онорина его опередила и уже открывала дверь.
Увидев посетителя, Мишель остолбенел. Даниель и Кристина, вышедшие в холл следом за ним, замерли у входа в гостиную. Сначала Кристина ничего не поняла, но потом вспомнила рассказ Мишеля о приключении на Блошином рынке и, внимательно посмотрев на гостя — желтолицего мужчину с раскосыми глазами, — обо всем догадалась.
Онорина недружелюбно нахмурилась: она вообще опасалась иностранцев.
— Онорина, это к нам, — сказал Мишель. — Входите, мсье… мсье…
— Чен Сун… но… я бы хотел видеть мсье Мишеля Терэ, я не ошибся адресом?
— Это я, — ответил Мишель с суровым видом.
Онорина вернулась на кухню, а мальчики провели Чен Суна в гостиную.
По правде сказать, ребята только на первый взгляд сохраняли спокойствие, на самом же деле они были сильно смущены. Тот, кто, по их мнению, влез прошлой ночью в дом и кого они собирались поймать с поличным, заявился среди бела дня, улыбается и, похоже, не испытывает ни малейшего неудобства. Может быть, он думает, что его ночной визит остался незамеченным? А вдруг это вообще был не он?..
— Входите, мсье, — сказал Мишель, пропуская гостя вперед.
— Благодарю вас, мсье! — вежливо ответил азиат.
Хотя не было ни малейших сомнений в том, что это за человек, ребята слегка смутились. Они несколько иначе представляли себе господина, дважды пытавшегося заполучить их вазу на Блошином рынке в прошлое воскресенье.
Их гость носил очки, волосы были разделены на прямой пробор, а костюм казался намного дороже, чем на незнакомце с Блошиного рынка, и волосы у того были зачесаны назад. Что же касается положения в обществе — то этот производил более респектабельное впечатление.
Как только все расселись в гостиной, воцарилось неловкое молчание.
Я думаю, что мой визит — большая неожиданность для вас, не правда ли, мсье Терэ? Для моей скромной особы большая честь познакомиться с вами…
Я тоже очень рад, мсье, — ответил Мишель, которого раздражал слащавый тон гостя.
Вы, конечно же, не догадываетесь о цели моего визита… Сейчас я все объясню. Мне кажется, что вы не могли не заметить моего несчастного брата в воскресенье на рынке, именуемом Блошиным.
«Брата? — подумал Мишель. — Может, все это — случайное совпадение?..»
— Брат мне все рассказал, — продолжал Чен Сун тем же слащавым голосом; выражение его лица было весьма печальным. — Поверьте, я очень, очень сожалею, мсье Терэ!
Искренне сожалею об инциденте… о том, что он хотел сделать! Я не собираюсь оправдывать моего несчастного брата, мсье Терэ! Он виноват, очень виноват. Но это исключительно из-за того, что он не говорит или почти не говорит на вашем прекрасном французском языке, мсье Терэ! Я уверен — если бы он мог рассказать о своих обстоятельствах, вы бы его поняли… Но языки — самая большая преграда для понимания между людьми, не правда ли?
Мишель, зачарованный речью Чен Суна, смог лишь кивнуть головой. Даниель был удивлен не меньше своего кузена. Что до Кристины, то она с большим трудом пыталась скрыть страх перед предполагаемым ночным посетителем.
— Вы… китаец? — спросил Мишель, чтобы хоть как-то заполнить паузу.
Гость иронически улыбнулся.
— Не все люди желтой расы являются китайцами, мсье Терэ! Я родом из небольшого государства рядом с Таиландом; мне, к несчастью, пришлось покинуть его по причинам, о которых слишком долго рассказывать. Наша семья пребывает в изгнании. Ваза, которую вы купили у уважаемого мсье Дюкофра на Блошином рынке, принадлежала нашей семье несколько веков. Для нас она представляет большую религиозную ценность. Мой брат всего лишь темный фанатик, он искренен, но… как это сказать по-французски? — простоват! Я, конечно же, сохранил религию своих предков, но вот уже несколько лет живу во Франции, учусь в Сорбонне… Я очень люблю Францию! Я понимаю своего брата, но не оправдываю его.
Последнюю часть своей речи Чен Сун сопровождал энергичными жестами. Ему почти удалось добиться расположения Мишеля.
Однако Даниель уже пару минут подавал Мишелю очень странные знаки, и в конце концов они привлекли его внимание. Демонстративно раскачивая ногой, Даниель указывал взглядом на ботинки Чен Суна. Наконец до Мишеля дошел смысл его уловок. Чен Сун носил ботинки на толстой каучуковой подошве и вполне мог оставить глубокий след на мягкой почве клумбы.
Возникшая было симпатия к гостю мгновенно улетучилась. А ведь еще минуту назад Мишель готов был отдать вазу несчастному изгнаннику, вся вина которого состояла лишь в том, что у него есть брат — темный фанатик; однако рассказ гостя никак не вязался с его попыткой забраться ночью на виллу…
— Я осмелился явиться и отнять ваше драгоценное время, чтобы узнать, не позволите ли вы мне перекупить эту драгоценную вазу, которой так не хватает нашей семье! Другой ценности ваза не представляет, просто она перешла к нам от далеких предков…
Мишель наклонил голову и тяжело вздохнул.
— Все, что вы только что рассказали, мсье, меня глубоко тронуло…
Лицо Чен Суна расплылось в улыбке. Мишелю показалось, что он испытал внезапное облегчение. Во всяком случае, его радость казалась чрезмерной и никак не соответствовала цели визита.
…но, к сожалению, мсье Чен Сун, я не могу продать вам вазу, так как я уже отдал ее… подарил человеку, для которого я ее купил.
Но вы могли бы ее забрать и подарить что-то другое взамен!
Увы! Такой друг Франции, как вы, мсье, должен был* бы знать, что у нас не принято забирать подарки обратно!
В течение секунды на лице Чен Суна промелькнула злоба, что сильно испугало Кристину.
Однако гость быстро овладел собой и, через силу улыбаясь, попытался еще раз настоять на своем.
— Может быть, вы могли бы дать мне имя и адрес этого человека, мсье Терэ? Я понимаю — вы не можете забрать то, что подарили, но я мог бы предложить хорошую сумму или хороший подарок взамен. Разумеется, цена подарка намного превышала бы цену вазы.
Казалось, что Мишель некоторое время обдумывал предложение.
Это невозможно, — сказал он сухо. — Совершенно невозможно! Человек, о котором идет речь, уехал.
Уехал?
Да, уехал… в Южную Африку!
Может быть, он вернется через некоторое время?
Увы, нет! Он был проездом в Париже и, вероятно, попадет сюда снова только через много лет.
Чен Сун сильно побледнел, у него начался нервный тик. Очевидно, он изо всех сил пытался не показать своего разочарования.
В довершение Мишель ласково добавил:
Впрочем, все это я уже говорил мсье Дкжофру в понедельник, когда он приходил сюда по вашему поручению!
Чен Сун буквально подскочил от удивления и в течение нескольких мгновений ничего не мог поделать с выражением своего лица.
— Мсье Дюкофр приходил в понедельник? От моего имени? — спросил он, нахмурив брови.
— Конечно! Разве он вам ничего не сказал? — с невинным видом осведомился Мишель.
Чен Сун был настолько потрясен, что ни Мишель, ни Даниель не знали, что и подумать. Однако азиат быстро взял себя в руки. Он с трудом выдавил из себя улыбку и добавил с едва скрываемым гневом:
— Конечно это меняет дело; если бы уважаемый мсье Дюкофр меня предупредил, я не стал бы вас беспокоить.
К нему вернулась заискивающая улыбка, но в глазах появился странный блеск.
— Итак, мне остается только удалиться, принеся вам свои извинения, мсье Терэ! Что касается меня, то я все понял и обещаю поговорить со своим братом. К несчастью, я не уверен, смогу ли убедить его в том, что ваза потеряна для нас навсегда. Он будет пытаться добыть ее даже… в Южной Африке! Кажется, так вы сказали, или я ошибаюсь?