Весёлая дорога, стр. 9

Ну а как быть с движущимися песками, которые засыпают русло, с постоянными ветрами, которые разрушают песчаные берега? На канале, как и на Среднеазиатской железной дороге, есть специальная служба по борьбе с песками. Её оружие — зелёные насаждения. Деревья и травы своими корнями закрепляют берега.

Есть на канале и другие проблемы. Над ними думают учёные и строители. Проблемы для того и существуют, чтобы их решать. Вот ведь решили главную — большая вода пришла в пустыню!

Как я был монахом

Никогда не носите бороды, слышите, никогда! Одни неприятности от этих бород! Сплошные недоразумения.

Когда я был молодой, я по глупости носил бороду. Мой товарищ был ещё моложе меня, и борода поэтому у него была длиннее.

Однажды, получив задание в редакции и расчесав свои бороды, мы отправились в легендарный город Суздаль. А надо сказать, в те годы туда ещё немногие ездили. Это сейчас — чуть заикнёшься, а в ответ тебе: о, Суздаль, медовуха, Покровский монастырь!.. Это только через несколько лет бородатых в Суздале (особенно по воскресеньям) станет едва ли не больше, чем при Иване Грозном. А тогда в городе обитали одни бритые.

Мой товарищ уехал в Суздаль раньше меня — я задержался по делам в промежуточном пункте нашего путешествия, в городе Владимире. Мы договорились, что я разыщу его в гостинице.

К тому времени мы уже поняли, к каким неприятностям приводят бороды. Где бы мы ни появлялись, отовсюду только и неслось:

— Во, гляди, монахи! А какие молодые!..

Когда я остался один во Владимире, положение моё ещё больше усложнилось. В троллейбусе две женщины поговорили между собой, поглядывая на меня, а потом одна сказала:

— И охота вам, молодой человек, обманывать народ. А у нас на тракторном слесарей не хватает.

Дети, завидев меня, выскакивали из переулков и орали на весь город:

— Мо-нах, мо-нах в разрисованных штанах!

А пожилой дядька посмотрел на меня удивлённо, потом подошёл и вложил в мою руку десять копеек.

— Зачем? — спросил я.

— На бритьё.

Ну, товарищи, так неуютно я себя ещё никогда не чувствовал! В самую пору было бежать в парикмахерскую, но что-то меня удержало, и на другое утро, пока мои преследователи ещё не проснулись, я уехал на первом автобусе в древний, овеянный легендами город Суздаль.

Что за панорама мне открылась через тридцать километров! Чистое поле уходило во все стороны горизонта, а посреди поля, на фоне яркого неба — купола, маковки, шпили, шатры! Алебастровая белизна рядом с густейшим ультрамарином, жаркое золото — с живой пышной зеленью… Ну да об этом уже много написано, всё это уже тысячи раз зарисовано, заснято на кино- и фотоплёнки. Только не ленитесь смотреть.

В маленькой городской гостинице я спросил про своего товарища. Администраторша, посмотрев на меня с интересом, дружелюбно ответила:

— Да, он меня предупреждал. Велел, чтобы вы, как приедете, шли прямо к церкви.

Я возмутился:

— К какой ещё церкви?

— Да вы напрасно обижаетесь. Место вам оставлено, а идти вам надо вон туда, через площадь, к действующей церкви.

— А где мой товарищ?

— А он уже там.

Всё во мне похолодело. Не иначе как его втянули в какую-то историю.

Я решил, что найду сейчас своего товарища, выкраду его и первым делом отведу в парикмахерскую, поскольку сил больше нет, нервы на исходе, а работа ещё не сделана.

Утро стояло раннее, солнце ещё не раскалило камней, по которым я шёл, в деревьях шуршали воробьи, а прохожих, к счастью, почти не попадалось. Город был нетороплив и торжествен. Видно было, что жизнь его долгие годы текла невозмутимо и ровно.

Между тем, подойдя к площади, лежавшей в окружении старинных церквей, я увидел неожиданное скопление народа. Люди были чётко поделены на две группы — их разделял натянутый между специальными стойками канат. По одну его сторону стояли нормальные городские люди: в рубашках с закатанными рукавами, в футболках, в сарафанах и платьях, в соломенных шляпах и косынках, в сандалиях и тапочках. А по другую сторону… Боже, кого там только не было! Какие-то дворники с бляхами, цыганки с монистами, нищие с котомками, мужики в лаптях, барышни с зонтиками, торговцы с товаром, городовые с палашами, гимназисты в фуражках, извозчики на лошадях. И среди всей этой пестроты — чёрной вороной — длиннополый монах. Вот потеха! Ну, прямо XIX век. Я в первую же минуту догадался, что это киносъёмка. Я встал среди нормальных людей и с жадностью принялся всё разглядывать.

Фонари у них стояли старинные. Вывески висели старинные. В старинную карету была запряжена пара лошадей. Визжал поросёнок. Кудахтали куры. Свистел городовой. Кругом усы, бороды. А среди всего этого маскарада ходила нормальная женщина с рупором и раздавала всякие приказания.

Я увлёкся разглядыванием и не сразу увидел, что чёрная ворона — монах — машет рукой в мою сторону.

Оглянулся — сзади никого нет. Не реагирую. Что за намёки? А он машет и машет, только рукава летают, да ещё и улыбается.

Не реагирую. Надоело. От монаха слышу.

А он всё машет и идёт ко мне.

И тут я увидел, что длиннополая ворона — монах — это не кто иной, как мой товарищ.

В первый момент я даже не знал, что и сказать. Встали мы около каната — он в рясе, в остроконечной скуфье, с какими-то неимоверно длинными патлами на плечах, а я в скромной клетчатой рубахе — встали мы друг против друга, и я сказал:

— Погода сегодня хорошая.

— Да, — ответил товарищ, — погода просто прелесть. — А сам смеётся. — Вот видишь, куда я попал.

— И как тебя угораздило? Что, задразнили?

— Нет, — ответил товарищ, — не задразнили. Просто они ведь тоже живут в гостинице. Вот вчера вечером и пристали: не соглашусь ли участвовать, им, видишь ли, для массовки нужен монах. Я им отвечаю: у меня дела, я товарища жду, я вообще сюда не затем приехал. А они: да всего на несколько часов, вы нам очень подходите, у вас лицо какое-то иконописное…

Я присмотрелся к товарищу — действительно, в нём что-то такое было.

— Ну вот. Так насели, что пришлось согласиться. Ты уж извини, я через часок-другой всё это с себя сброшу, и мы примемся за дело.

Я, по правде говоря, загрустил. Мне очень не хотелось стоять одному за барьером.

В это время к нам подошла женщина с рупором. Она была в белой панаме.

— А-а, приехали, — сказала она, увидев меня, — а вас товарищ всё ждал, ждал.

— Да, замечательно получилось, — ответил я, — теперь мне его ждать.

— А зачем вам его ждать, — сказал она, — полезайте лучше сюда, нам ещё один монах нужен.

Не знаю, может быть, мне надо было возмутиться. Может быть. Может быть, мне надо было вежливо отказаться. Может быть, надо было подумать. Но я пожал плечами и покорно поплёлся в костюмерную.

Через десять минут пришла очередь удивляться моему товарищу. Он рассматривал меня восхищённо, чуть не с завистью, и я по его лицу видел, как я хорош. На мне была чёрная ряса, как и на нём, но на голове не скуфья, похожая на дурацкий колпак, а клобук — этакий высокий цилиндр с шёлковой накидкой. На шею мне надели цепь с массивным крестом. Что и говорить, вид у меня был внушительный, солидный.

«Нет, граждане, что же это происходит, — подумал я, глядя на себя со стороны, — не прошло ещё и часа, как я ступил на землю этого древнего, овеянного легендами города, я ещё и километра не прошёл по этой земле, ничего не успел увидеть, понять, а монахом уже сделался». Это было невероятно, можно было подумать, что мне это снится во сне.

Между тем на площади вспыхнули юпитеры, ослепив нам глаза, раздались команды, все кругом задвигались.

Ехала карета, запряжённая парой лошадей, баба несла поросёнка, он вырывался, визжал; мужик нахваливал яблоки, цыганка плясала, городовой накручивал ус, тарахтела телега, а мы, два монаха, две чёрные вороны, шли вдоль торговых рядов, как в XIX веке, и на нас никто не обращал внимания.