Весёлая дорога, стр. 17

В Ташкенте в те дни можно было поставить кровать на центральной площади, и никто не сказал бы тебе, что ты свихнулся.

И ещё можно было много разных вещей.

Например, мы с товарищем залезли в фонтан и умылись. Товарищ даже вычистил зубы.

В парках можно было ходить по газонам.

На трамвайной остановке есть шашлык на палочке.

Ходить посреди улицы рядом с автомобилями.

Ребятам можно было находиться на улице до каких угодно часов.

* * *

В мае все особенно ясно поняли, какая у нас хорошая и добрая армия.

Сначала был первомайский парад. По городу катились бронетранспортёры, проплывали ракеты и шагал, гремя на все стороны, сводный духовой оркестр.

Потом военные поставили технику в надёжные места, переоделись и пришли в город совсем по-другому. В машинах у них были брезентовые палатки. Солдаты забивали в асфальт острые колья, натягивали верёвки, и прямо на глазах у горожан вырастали палаточные городки. На каждой палатке мелом написали номер той квартиры, в которой раньше люди жили. Некоторые захотели, чтобы была написана и их фамилия. Им, конечно, пошли навстречу.

Были также палатки с надписями: «терапевт», «хирург», «приём телеграмм», «бытовые услуги».

Потом военные привезли старые танки. Они понадобились для того, чтобы сломать негодные дома. Делалось это разными способами. Одни танки врезались всей своей массой в дом и обрушивали его на себя. Другие цеплялись тросом за самую главную балку, тянули её, и дом обваливался сам. Всеми операциями, конечно, руководили генералы.

Советская армия также охраняла сон уставших людей. В палатке и так-то спать не очень удобно, но если ещё за брезентовой стенкой кто-нибудь начнёт кричать или включать транзистор, то станет совсем противно. Поэтому до рассвета шагали по улицам солдатские патрули.

* * *

Историю ташкентского землетрясения можно было бы, пожалуй, проследить по вывескам, плакатам и объявлениям. Вот некоторые из них:

«Дом аварийный. Не входить!»

«Баня не работает». «Лекция отменяется». «Концертов не будет».

«Потерявшие жильё студенты и профессорско-преподавательский состав вместе с членами их семей приглашаются на жительство в спортивном зале».

«Ташкентцы! Все силы на борьбу с последствиями землетрясения! С нами вся страна!»

«Всем студентам филфака явиться к девяти утра в рабочей одежде».

«Состоится лекция». «Баня работает». «Во дворе есть плов».

«Ташкент скоро будет лучшим городом страны. Ташпи, стройфак».

* * *

Самыми изобретательными людьми в эти дни были люди в так называемой сфере обслуживания.

Разрушен магазин? Ну и что же? Торговать-то надо. И тут же, на асфальте вывешиваются на вешалках платья, плащи и штаны. Рассматривать их здесь даже удобней.

Обвалился ресторан? Но есть-то надо! И вот уже котлы и жаровни вынесены на улицы, дымится плов, благоухает шашлык, удивлённые повара впервые разглядывают своих клиентов. А есть-то на улице ещё вкусней!

Трещит потолок в здании телефонного узла? Но вызовов стало в двадцать раз больше. Телефонистки держат над головами фанерные листы и как прежде сообщают в трубочку: «Москва на линии, говорите!».

Безаварийно работал транспорт, продолжалась подача электроэнергии, нормально действовали водопровод, канализация, газ. В некоторых домах газ работал так хорошо, что даже стены домов удерживались на месте только благодаря газовым трубам.

От сферы обслуживания зависело многое. И главное — хорошее настроение горожан. Представляете, если бы кому-нибудь не досталось булки? Или не принесли бы газету? Но всё было нормально.

Вот что значит сфера обслуживания! Недаром говорят, что её надо поднять на ещё бо?льшую высоту.

* * *

Старое уходило из Ташкента безвозвратно. С утра до ночи трещали доски, лязгал кирпич. Говорят, что из щелей разбегались растревоженные скорпионы.

Люди прощались со старым без сожаления. Валялись в куче мусора ржавые кастрюли, плыли по каналу этажерки и сундуки.

Одна бабка говорила:

— Эх, огородика мне моего жалко!

А мужчина отвечал:

— Огородика!.. Понимать надо: в воротах Азии живёшь!

Но моё внимание привлёк один старый узбек, который обосновался с семьёй на газоне возле телецентра. Как и все, он поставил палатку. Рядом с ней он соорудил и забор. Но этого ему показалось мало. Сквозь решетчатый забор прохожим было видно всё, что делалось возле палатки. Тогда старик навесил на него листы старой фанеры с рекламных щитов. Получился дувал — стенка, отгораживающая улицу от дома. Конечно, дувал — пережиток. Чего там прятать от всех людей. Жить надо открыто и никого не бояться.

Но существует национальная традиция, привычка. Вот я и задумался: в суматохе восстановления, в порыве энтузиазма всё ли старое надо так решительно отметать?

* * *

А природа не успокаивалась. Природа всё хотела, чтобы её изучали.

Сотрясения почвы происходили ежедневно, особенно сильные — по ночам.

Когда находишься в комнате, да ещё высоко, да ещё в горизонтальном положении, становишься чувствительным, как сейсмограф. Регистрируешь даже самые маленькие толчки.

Кто живёт на больших магистралях, тот знает, как от проходящих машин дребезжит в буфете посуда и мелко трясётся пол. Вот это и есть эффект от слабого подземного толчка. Ну, а сильные, в шесть — семь баллов, даже и сравнить не с чем. Комнату, как и весь дом, шатает в разных направлениях, аритмично. Вероятно, как-нибудь так тренируют космонавтов.

Пятого мая природа продемонстрировала ещё одно своё явление — ураган. Скорость ветра была двадцать три метра в секунду, что означает восемьдесят километров в час. Этот бешеный экспресс пронёсся над городом, сорвав железные крыши, выворотив деревья, перепутав провода.

Ну, а в добавление ко всему в день нашего отъезда затмилось солнце. Стало прохладно и сумрачно. Почти все горожане достали из сумок и портфелей чёрные стёкла. Каждый понимал, что к землетрясению это не имеет ни малейшего отношения. Но я видел, как одна женщина перекрестилась.

И я подумал: как плохо быть невеждой в наши дни. Уж если наука не научилась ещё с некоторыми отдельными явлениями бороться, то по крайней мере она умеет их объяснять.

* * *

В те дни в газетах было много волнующих материалов о Ташкенте. Ташкентцев очень хвалили — за мужество, за организованность, за дружбу. Правда, некоторые журналисты уж слишком удивлялись: «Смотрите-ка, сам выбежал, да ещё больного соседа вынес. Вот люди!» Или: «Айда молодец, потеснился и чужую семью впустил. Понимаете — чужую!» Или ещё: «Целый день бесплатно работал! Как его после этого назвать? Да герой!»

Не надо всему этому удивляться. Мы что — с луны свалились? Или нет у наших людей за плечами опыта больших испытаний?

Ключи от Ташкента

И всё-таки жизнь в Ташкенте во время землетрясения была удивительной.

Каждый день готовил тебе какие-нибудь сюрпризы.

…Все, кому я потом рассказывал об этой истории, махали на меня руками и говорили некрасивое слово «врёшь». А чего мне врать-то, с какой стати, у меня нет даже желания преувеличивать. Если я чуть-чуть и сократил происшедшие с нами события, то это лишь для того, чтобы не показаться болтливым.

Однажды, когда мы с товарищем вышли из автобуса, нас остановила молодая женщина.

— Простите, — сказала она, — мы сейчас вместе ехали, я случайно слышала, как вы говорили между собой, и поняла, что вам негде жить.

— Да, это верно, — ответили мы. — Гостиница у вас теперь переполнена, но что же делать, такое время, да мы и не в обиде, многие ведь ночуют на улице…

— Вы ведь из Ленинграда?

— Из Ленинграда.

— Будем знакомы, меня зовут Наташа. Знаете что, у меня есть предложение — приезжайте жить к нам. Нет-нет, серьёзно, прямо сейчас и поезжайте, я вам всё объясню, вы найдёте…