В прицеле свастика, стр. 26
— Ну как, разобрался, что к чему? — спрашивает командир.
— Не очень. Еще бы полетик.
— Полетим домой — разберешься. И он вызывает следующего…
В общежитие мы возвратились в приподнятом настроении, будто свершили что-то весьма значительное.
А утром на завод пришла телеграмма: «Ускорьте прилет группы ЛАГГ-3. Ленинграду трудно. Самохин». Об этой телеграмме командующего ВВС нашего флота вскоре стало известно каждому рабочему. «Ленинграду трудно…» Авиастроители удесятерили свои усилия.
И вот мы на заводском аэродроме. Самолетов здесь столько, что яблоку негде упасть. Гляжу на них, и душа радуется. Вот она, могучая советская техника! Вот он острый, разящий меч, выкованный нашим народом в грозные годы войны! Пройдет немного времени, и этот меч беспощадно обрушится на головы фашистских захватчиков.
Среди сопровождающих нас лиц один из инженеров завода.
Возле неполного ряда самолетов мы останавливаемся.
— Отсюда группа армейских летчиков уже взяла девять самолетов, — говорит инженер. — Вам достались номера с одиннадцатого по двадцатый. Вот мел. Кто у вас тут пошустрее? Пишите на бортах номера, и попутного вам ветра, морячки! Лидер готов, ждет вашей команды…
Вскоре мы поднимаемся в воздух. Десять истребителей ЛАГГ-3, лидируемые самолетом ПЕ-2 — двухмоторным фронтовым пикирующим бомбардировщиком, строятся и берут намеченный курс. Погода солнечная, ясная. Видимость кажется беспредельной.
Через некоторое время мы производим посадку и начинаем заправлять самолеты.
В эту минуту к нам подходит дежурный по аэродрому. В петлицах три кубика — старший техник — лейтенант.
— Кто здесь старший группы? — спрашивает он у Багрянцева. Гляжу на дежурного и глазам не верю:
— Каргашов, Александр Федорович!.. Какая встреча!
— Каберов! Вот не ожидал тебя увидеть. Откуда?
— Гоним самолеты на Балтику. А ты как здесь оказался?
— Формируемся. Скоро тоже на фронт.
— Мы крепко пожимаем друг другу руки. Сразу же завязывается разговор о Новгороде, о друзьях и близких, оставшихся там. Каргашов когда-то был инженером новгородского аэроклуба, а я инструктором — летчиком. Александр Федорович и его товарищи усиленно готовятся к отправке на фронт. И Каргашова, и меня очень тревожит то, что в Новгороде уже немцы. Мы не знаем, что с нашими семьями.
Разговору не видно конца. Но Каргашову некогда. Он ведь дежурит по аэродрому.
— Чуть было не забыл, — спохватывается Александр Федорович. — Я же к вашему командиру. Пока есть погода, вам надо вылетать. Будь здоров, дорогой! До встречи в Новгороде!
Мы прощаемся, и я бегу к своему истребителю…
Хотелось бы заранее сказать, что после войны мы с Каргашовым действительно встретились в Новгороде. Александр Федорович прошел большой и трудный боевой путь от Москвы до Берлина. После войны он демобилизовался и долгое время работал на одном из новгородских заводов инженером, а теперь уже ушел на пенсию. Я вижу его иногда прогуливающимся с женой по набережной Волхова. Как только в небе раздается гул авиационного двигателя, Каргашов останавливается и провожает взглядом летящий самолет…
Впрочем, возвращаюсь к нашему перелету с авиационного завода под Ленинград.
Мы ведем наши боевые машины над бескрайними просторами страны. Под крылом моего самолета проплывают поля и леса, многочисленные населенные пункты, голубые ленты рек, тонкие нити дорожных трасс, Гляжу и не нагляжусь. Милая сердцу земля! Дорогая моя Родина! За тебя, за твою свободу и независимость вступим мы скоро в новый грозный бой с врагом.
Самолеты покачиваются, словно на волнах, сверкая на солнце хрустальными дисками винтов. Мне все больше нравится новая машина. Как-то она покажет себя, когда мы встретимся с «юнкерсами» и «мессершмиттами»? ЛАГГ-3 под Ленинградом впервые. Оружие на нем отменное: пушка и четыре пулемета (два крупного и два обычного калибра).
Вот и Низино. Делаем круг над аэродромом и производим посадку.
Тенюгин, покинув кабину, разминает уставшие от долгого полета ноги.
— Здорово, Игорек! Приветствую тебя на родной низинской земле!
Взаимно, Володя! — кричу я ему. Мы направляемся к командирскому самолету.
Ну, вот и добрались наконец до дому! — говорит капитан Уманский. — Значит, у нас все на месте, кроме Халдеева. Устранит неисправность и завтра, видимо, прилетит домой.
Уманский обводит нас взглядом:
— Горячая работа предстоит, товарищи!..
НУЖНЫ ЛИ ЛЕТЧИКАМ ОКОПЫ
Проливной дождь весь день хлестал как из ведра, а к вечеру прекратился. Утром густой туман закрыл аэродром. Было еще только 7 сентября, но осень уже полностью вступила в свои права.
За две недели нашего отсутствия фронт приблизился к Ленинграду еще на двадцать пять километров. Фашистские войска вслед за Новгородом захватили Чудово и теперь обходят Ленинград, устремляясь к Неве, к Ладожскому озеру. Уже занято Тосно. Бои идут за станцию Мга. Всего шесть километров отделяют наш аэродром от окопов противника в районе Ропши, захваченной фашистами.
Новые истребители стоят в земляных капонирах под камуфляжными сетками. Оставшиеся после вражеского налета «ишачки» наши техники починили и передали другим частям. Штурмовики куда-то улетели.
В свое время прикомандированные к нам для получения новых самолетов Алексей Солдатов, Владимир Широбоков и Борис Семенов стали теперь летчиками нашей эскадрильи.
Капитан Уманский с утра обошел стоянку, все на ней осмотрел внимательным хозяйским глазом, затем вызвал к себе инженера Сергеева.
— Знаете ли вы, что от нашего аэродрома до линии фронта всего несколько километров?
— Знаю.
Так вот, прошу вас все лишнее со стоянки убрать, палатку оружейников замаскировать, щели около самолетов углубить до полного профиля.
— На это надо время, — робко проговорил Сергеев. Командир эскадрильи, казалось, пропустил эти слова мимо ушей.
Через два часа доложите. А вечером — запомните, инженер: вечером! — мы с вами и комиссаром будем проверять состояние личного оружия младших авиационных специалистов и всего технического состава.
Не знаю, — пожал плечами растерявшийся Сергеев. — И обслуживание самолетов… И все это… Не знаю… Нам не успеть…
Тогда вам нечего здесь делать, инженер, — резко сказал Уманский и, еще раз напомнив о своих требованиях, холодно закончил разговор: — Идите!
Инженер ушел. В землянке было так тихо, словно в ней не осталось ни единой живой души, Я оформлял очередной номер «боевого листка» и раздумывал о Сергееве. Не было сомнений, что он побрюзжит, но сделает все, что положено. Да и как не сделать! Фашисты рядом. Кто знает, что будет завтра или даже сегодня вечером? Летчики в случае угрозы захвата аэродрома противником улетят, А техники? Инженер понял, конечно, что командир прежде всего о них самих заботится.
Бегу на стоянку вывешивать «боевсй листок», а на ней уже вовсю кипит работа. Возле моего самолета Грицаенко и Алферов стоят по пояс в траншее и знай шуруют лопатами.
— Ничего, все правильно, товарищ командир. Кто знает — может быть, завтра из этих окопов нам стрелять придется. Да и делов-то тут — Инженера на стоянке не видно. Я нахожу его в самолетном контейнере, который служит домиком звену Багрянцева. Михаил Иванович пришивает чистый подворотничок, а Сергеев — пуговицу к комбинезону. Пришивает и брюзжит:
Подумаешь — пуговица! Оторвалась — что тут такого? Так нет же, плохой пример, говорит, показываете подчиненным.
Но пришил же? Пришил. Тебе не хуже от этого? — говорит Багрянцев. — Стареешь, Андреич, вот и брюзжишь…
Я присаживаюсь рядом с ними, достаю из кобуры и начинаю осматривать свой «тэтэ».
— Да, чуть было не забыл! — спохватывается Сергеев. — Мне ведь оружие надо еще осмотреть. Вечером будет поздно.
Он прокручивает барабан своего нагана, высыпает патроны, волнуясь, смотрит на свет сквозь канал ствола.
— Повесит, вот за это повесит!
Инженер спешит к оружейникам, чтобы организовать осмотр всего оружия и почистить его. А ровно через два часа он уже докладывает командиру: