Дина. Чудесный дар, стр. 24

– Ее не повесят! – сказал, улыбаясь, оруженосец. – Ее раздерут на мелкие кусочки! Ее скормят одному из драконов.

Я не могла шевельнуться, не могла перевести дух. Меня затрясло, страшный шум стоял в ушах… Теперь-то я знала, где моя матушка. Она в руках у Дракана. А завтра он казнит ее, скормит драконам…

– Ну? Пошли тебе на пользу мои слова? – спросил оруженосец, протягивая чашу торговцу сидром.

Торговец сидром не ответил. Он лишь зачерпнул сидра из бочки и наполнил чашу до краев. А когда я потом посмотрела на него, то увидела, что рука его мелко-мелко дрожит.

Приковать дракона…

Я по-прежнему не могу вспомнить, как ушла от палатки торговца сидром и вернулась в замок. Не могу даже вспомнить, остановили ли меня у ворот замка. Случись такое, я бы вела себя почище Мальте-дурачка, потому как в том, что я говорила, едва ли был бы хоть какой-то смысл. В моей голове вертелось столько всяких разных мыслей, и я вообще не видела, что вокруг. Почти чудо, что я вообще смогла найти дорогу обратно.

Вспоминаю, как я сидела подле очага в мастерской Мистера Маунуса и дрожала, хотя огонь трещал в очаге. Вспоминаю, как Нико и Мистер Маунус ругались. Нико орал так, что Мистеру Маунусу, боявшемуся, что страж на лестнице услышит эти крики, приходилось шикать на него. Потом они продолжали перебраниваться какими-то удивительно тихими голосами, что вовсе не соответствовало их словам.

– Если ты думаешь, что я удеру и буду спасать свою собственную шкуру, когда этот дьявол собирается скормить своим мерзким драконам мать Дины, то ты ошибаешься! – шипел Нико.

– Ладно! Значит, ты, мой мальчик, пропустил все мимо ушей. Разве ты не видишь, ведь это ловушка!

– А о чем думаешь ты? Может, нам послать письмо: «Дражайший Дракан! Мы знаем, что это ловушка, но ты, пожалуй, не остановишься перед убийством матери Дины?» И тогда он, получив письмо, наверняка дозволит ей тут же уйти, разве не так ты рассуждаешь?

– А теперь прекрати, криком тут не поможешь…

– Да, я ведь очень хорошо знаю, как тебе бы хотелось, чтоб я это воспринимал. Склонить голову и скрыться, но…

– Тогда все же используй хотя бы на одну-единственную минуту тот разум, коим Всемогущий Создатель наделил тебя! Ежели ты бросишься в объятия дружинников Дракана и дозволишь им скормить драконам тебя вместо… то чего мы добьемся? Что мы выиграем? Полагаешь, он так легко позволит Пробуждающей Совесть уйти? Или отпустит ее дочь? Или меня? Или Вдову?

– Я никогда не стал бы выдавать…

– Не по доброй воле и не в ту же самую минуту… Но Дракан не захочет прекратить все это, покуда не выявит всех своих противников. А их найдется немного. Немного, ежели сначала он разделается с тобой. И тогда Дом Ворона наверняка падет. И некому будет поведать ту истину, которую он пытается скрыть: убийца – он сам, Дракан… Это он – подлинный монстр! Поразмысли над этим, мой мальчик! И одумайся!

– Ты всегда это говоришь! А между тем иногда одни только трусы довольствуются тем, что думают.

Губы Мистера Маунуса совсем побелели, и он не произнес больше ни единого слова. Тишина, будто большая черная птица, надолго воцарилась в мастерской. Но вот Мистер Маунус резко отвернулся от Нико и уставился в огонь, словно нечто затерялось в пляшущих языках пламени и теперь он пытается это отыскать.

– Поступай как знаешь, – сказал он на удивление сухим, беззвучным голосом. – Я больше не твой наставник. Но дозволь по крайней мере Дине отнести весточку Вдове, нельзя подвергать чужие жизни опасности, ежели это не служит некоей конечной цели.

– Пойти снова? – уже более спокойно теперь, когда Мистер Маунус сдался, спросил Нико. – А не слишком ли это рискованно?

– Возможно, ты полагаешь, что здесь она в большей безопасности? – снова резко и горько изрек Мистер Маунус. – Пожалуй, но как только ты созреешь для того, чтобы сыграть роль героя, в замке для нее не найдется ни одного надежного укрытия. Было бы гораздо лучше, ежели б она сию минуту отправилась в дом аптекаря и находилась бы там до… до того времени, когда все останется позади.

Ясное дело, Мистер Маунус передумал, он сказал вовсе не то, что собирался. Что же он вообще собирался сказать? До каких пор? До тех пор, пока матушка не умрет? Трудно было представить себе какое-либо счастливое окончание этой истории…

– В этом ты, возможно, прав, – согласился Нико. – Дина, тебе, пожалуй, лучше остаться у Вдовы.

Я молча кивнула, а Нико, казалось, немного удивился. Может, он ожидал, что я стану возражать? Но я не в силах была браниться с ним сейчас, и куда легче было заставить его подумать, будто я поступлю так, как он сказал.

– Дай мне записку или точно скажи, что передать Вдове, – с трудом выговорила я. – Хорошо бы добраться к ней, прежде чем ворота запрут на ночь.

Они оба посмотрели на меня.

– Ты пришла в себя? – спросил Мистер Маунус. – Как твоя рука?

– Да, пожалуй, мне уже лучше, ничего худого. А теперь давай записку.

– Может, тебе лучше сначала выпить чашку чая, – предложил Нико. – Чтоб снова стать самой собой. Наверняка ужасно было услышать такое… то, что они говорили о твоей родной матери…

Я поднялась. Тепло очага все равно не помогло. Надо было что-то делать. У меня внезапно пропало желание слушать дальше их споры.

– Лучше мне пойти сейчас же, – произнесла я.

К счастью, стража у лестницы сменили. Тот, что жевал сало, пожалуй, удивился бы… Ведь один и тот же мальчишка с дровяной корзиной проходил мимо него уже который раз за день. Новый страж, вытягивая шею, стоял у двери, выходившей на Арсенальный двор. Страж был так занят, разглядывая что-то в другом конце площади, что едва ли заметил, как я прошмыгнула мимо.

Невольно я сама тоже глянула в ту сторону. Там оказалось колоссальное скопление людей непонятно, по какой причине.

– Проклятье! – выругался страж. – Его-то ведь вообще не увидишь!

– Кого? – осторожно спросила я.

– Дракона! – ответил он. – Они привязывают его, чтоб подготовить к завтрашнему дню.

Я резко остановилась. Потом опять пошла, но уже в направлении огромной толпы – не знаю почему…

Почему, в конце концов, я хотела увидеть дракона, которого они прочили в убийцы моей матери? Но, стало быть, мне хотелось посмотреть на него. Быть может, Нико прав, думая, что я на самом деле не в себе?

Сперва я ничего не видела из-за всех этих взрослых широких спин. Я лишь ощущала так хорошо мне знакомую вонь протухшего мяса. Потом до меня донеслось тоненькое блеяние… но, во всяком случае, блеял вовсе не дракон. Я проскользнула, будто угорь, сквозь давку, не обращая внимания на толчки и грубые слова, которыми меня осыпали по дороге, а протиснувшись поближе, разглядела, что стражи привязали маленького пятнистого козленка к решетке у входа на Драконий двор. Козленок отчаянно дергался на привязи, пытаясь освободиться.

Я хорошо его понимала, потому как с Драконьего двора по другую сторону решетки приближались, раскачиваясь и скользя, два чудовища, и, проявив некоторое упорство, дракон наверняка мог просунуть голову или, во всяком случае, когтистую лапу меж прутьями решетки. Один дракон, шипя, бросался вперед на другого, желая опередить. Здесь, в лучах послеобеденного солнца, они были значительно шустрее, нежели в ту студеную ночь… Тогда нам повезло, а иначе мы оба – Нико и я, – пожалуй, кончили бы свою жизнь, став пищей драконов.

Козленок испуганно блеял, все более впадая в панику, он так подпрыгивал и непрерывно бился на привязи, что, кувыркнувшись, упал на спинку. Кое-кого из зрителей это рассмешило, однако же я ощущала лишь удушающе-кислый вкус во рту. У меня возникло желание кинуться к решетке, перерезать путы и освободить насмерть перепуганное животное, но я все же не осмелилась…

Драконы нападали друг на друга со страшной силой, даже издалека было видно, как поблескивают их клыки. Ни один из них не желал подпустить соперника к добыче, а отверстие в стене было недостаточно велико, чтобы протиснуться туда вдвоем. Но вот более крупный из них схватил переднюю лапу другого и изо всех сил куснул ее. Раненый дракон, громогласно зашипев, подался, хромая, назад, меж тем как победитель протиснулся вплотную к прутьям решетки. Он был такой громадный, что заполнил собой весь проем в стене и сначала не смог высунуть оттуда голову, как ни пытался расширить отверстие.