Прежде чем их повесят, стр. 68

Она приникла к его лицу, вонзила зубы в его кожу и отрывала куски плоти от костей. Джезаль хотел закричать, но не смог издать ни звука. Вокруг было темно, в голове все плыло. Его губы мучительно растягивались и дергались.

— Готово, — произнес чей-то голос. Мучительное давление ослабело.

— Ну, как там?

— Не так плохо, как выглядит.

— Должен сказать, что выглядит он очень плохо.

— Заткнись и подними повыше факел.

— А это что такое?

— Где?

— Вон там, торчит наружу.

— Это челюсть, идиот. А ты как думаешь?

— Я подержу, а ты нажми вот здесь.

— Где, здесь?

— Да не выдергивай зубы!

— Он сам выпал!

— Долбаный розовый идиот!

— Что происходит? — спросил Джезаль, однако это прозвучало как слабый хрип. Его голова пульсировала и разламывалась от боли.

— Ну вот, он очнулся!

— Тогда шей, а я буду его держать.

На плечи и грудь навалилась тяжесть, крепко прижав его к земле. Рука болела. Страшно болела. Он попытался двинуть ногой, но ногу тоже охватила мучительная боль.

— Ты его держишь?

— Держу, держу! Давай, шей!

Что-то кольнуло его в лицо. Ему казалось, что больнее прежнего уже не может быть. Как же он ошибался!

— Отпустите меня! — хотел закричать он, однако его крик прозвучал как слабое сипение.

Он боролся, пытался вырваться, но его крепко держали, и он добился лишь того, что рука заболела еще сильнее. Боль в лице становилась невыносимой. Верхняя губа! Нижняя губа! Подбородок! Щека! Он кричал и стонал, но не слышал ничего, лишь тихое сипение. Когда его голова готова была взорваться, боль внезапно отпустила.

— Готово.

Хватка ослабла, и он остался лежать — бессильный, беспомощный, дряблый, как тряпка. Его голову повернули.

— Хорошо зашито. Нет, правда хорошо. Жаль, тебя не было поблизости, когда штопали меня. Может, я бы остался красавчиком.

— О чем ты, розовый?

— Хм! Ладно, давай-ка займемся его рукой. Потом нога, и все.

— Куда ты подевал тот щит?

— Нет… — простонал Джезаль. — Пожалуйста…

Из его горла вырвался лишь хрип.

Теперь он уже мог что-то видеть — размытые контуры в сумраке. Над ним наклонилось большое уродливое лицо. Кривой сломанный нос, неровная кожа иссечена шрамами. Позади было другое лицо — темное, с длинной сизо-багровой чертой от брови до подбородка. Он закрыл глаза. Даже свет причинял ему боль.

— Отлично зашили. — Чья-то ладонь похлопала его по щеке. — Теперь ты один из нас, парень.

Джезаль лежал на спине, его лицо исходило болью, а в душу тихо закрадывался ужас.

— Один из нас…

ЧАСТЬ II

Тот не годится для битвы, кто никогда не проливал собственной крови, не слышал, как хрустят его зубы под ударом врага, и не чувствовал на себе веса тела противника.

Роджер Ховеденский. Хроника

На север

И вот насквозь промокший Ищейка лежал на брюхе, пытаясь не шевелиться и в то же время не заледенеть, и глядел из-за деревьев на марширующую в долине армию Бетода. Он не так уж много видел отсюда — лишь часть дороги, переваливающей через гребень; но этого было вполне достаточно. Между стволами деревьев шли карлы: ярко блестели закинутые за спины раскрашенные щиты, кольчуги посверкивали капельками растаявшего снега, торчали копья. Шеренга за шеренгой, ровным шагом.

До них было довольно далеко, но Ищейка рисковал, подобравшись даже на такое расстояние. Бетод, как всегда, был начеку. Он разослал людей во всех направлениях, на все гребни и высоты, откуда, по его мнению, можно было заметить, что он затевает. Он отправил разведчиков на юг и на восток, рассчитывая перехитрить наблюдателей, но Ищейку он не одурачил. Только не в этот раз. Бетод возвращался обратно, в ту сторону, откуда пришел. Он шел на север.

Ищейка тяжело вздохнул. Во имя мертвых, как же он устал! Колонна крошечных фигурок все тянулась в просвете между сосновыми ветками. Сколько лет он служил разведчиком у Бетода, приглядывал для него за такими же армиями, помогал выигрывать битвы, чтобы в итоге Бетод стал королем, — хотя в те времена такое даже во сне не могло присниться. С одной стороны, теперь все переменилось. С другой стороны, все осталось неизменным, он по-прежнему валяется брюхом в грязи, его шея болит от напряжения. Стал на десять лет старше, но ничуть не благополучнее, плохо помнил свои прежние надежды, но о таком он не мечтал, уж будьте уверены. Столько ветров пронеслось над его головой, столько снегов выпало, столько воды утекло. Столько сражений, походов и потерь. Логена нет, Форли тоже, да и у остальных свеча быстро догорает.

Молчун проскользнул через обледенелый кустарник, опустился рядом и стал, опершись на локти, разглядывать карлов на дороге.

— Хм, — буркнул он.

— Бетод уходит на север, — прошептал Ищейка.

Молчун кивнул.

— Он разослал разведчиков во все стороны, но идет на север, это точно. Надо дать знать Тридубе.

Снова кивок.

Ищейка растянулся на мокрой траве.

— Что-то я устал.

Молчун поднял голову, вздернул бровь.

— Столько трудов, а для чего? Все как было, так и осталось. На чьей мы теперь стороне? — Ищейка махнул рукой в сторону марширующего войска. — Хочешь сказать, мы должны драться со всей этой толпой? Когда же мы отдохнем?

Молчун пожал плечами и поджал губы, словно обдумывал вопрос.

— Когда помрем? — предположил он.

Ей-богу, это смахивало на печальную правду.

Ищейка не сразу разыскал остальных. Они оказались совсем не там, где он надеялся их найти. По правде говоря, они недалеко отошли от того места, где он их оставил. Первым Ищейка увидел Доу: тот с мрачным, как всегда, выражением лица сидел на большом валуне и глядел вниз, в лощину. Ищейка подошел и тоже посмотрел — четверо южан карабкались по камням медленно и неуклюже, как новорожденные телята. Тул и Тридуба поджидали их внизу и явно теряли терпение.

— Бетод идет на север, — сообщил Ищейка.

— Рад за него.

— Не удивляешься?

Доу прошелся языком по зубам и сплюнул.

— Бетод разгромил все кланы, которые осмелились с ним спорить, сделал себя королем там, где королей никогда не видали, затеял войну с Союзом и уже надрал им задницы. Он весь мир перевернул с ног на голову, сукин сын. Что бы он ни делал, я больше ничему не удивляюсь.

— Хм! — Ищейка решил, что Доу, пожалуй, прав. — Как-то вы, ребята, недалеко продвинулись.

— Это точно. А знаешь почему? Потому что ты нагрузил на нас этот сраный багаж. — Он взглянул на четверку, неуклюже пробиравшуюся по дну ложбины, и покачал головой, словно никогда не видел таких бессмысленных созданий. — Багаж, а не люди!

— Если ты хочешь пристыдить меня тем, что я спас несколько жизней, я не стану стыдиться. Что я должен был делать? — спросил Ищейка. — Оставить их умирать?

— Хорошая мысль. Без них мы бы и двигались вдвое быстрее, и ели побольше, и все прочее. — Он сверкнул нехорошей усмешкой. — По мне, там только один человек хоть на что-то годится.

Ищейке не было нужды спрашивать, кого он имеет в виду. Девчонка шла позади всех. Она столько намотала на себя, чтобы защититься от холода, что разглядеть в ней женщину было трудно. Тем не менее она все же была женщиной, и это заставляло Ищейку нервничать. Странное ощущение — когда рядом с тобой женщина. И, к сожалению, очень редкое с тех пор, как они ушли через горы на север, много месяцев назад. Даже смотреть на девчонку было неловко. Ищейка смотрел, как она перелезает через валуны, повернув к ним грязное лицо. Кажется, она сильная, подумал он. Судьба ее, похоже, успела побить.

— Сдается мне, она будет сопротивляться, — пробормотал Доу сам себе. — Поломается немного.

— Вот что, Доу, — резко сказал Ищейка. — Ну-ка остынь, любовничек. Ты знаешь, как Тридуба относится к таким вещам. Ты знаешь, что случилось с его дочерью. Если он услышит, он отрежет тебе яйца к чертям собачьим.