Трибунал для Валенсии, стр. 3

— Не кричи, — попросил Аркадий, — успокойся, и пойдем переоденемся. Между прочим, он прав, сильный загар тебе не идет.

— Ты согласен с этой парочкой? — чуть не задохнулась от возмущения женщина.

— Я всего лишь думаю о твоей коже, — миролюбиво ответил ее супруг. На его рыхлом, мясистом лице отразилось некоторое раздражение. Затем он подозвал бармена и попросил записать на свой счет все четыре выпитых бокала.

— Ты еще будешь платить за эту дрянь? — разозлилась Алла.

— Обязательно, — пробормотал Аркадий, — и не нужно так нервничать. Мы не разоримся из-за этих двух порций. А Олег нам всегда помогал, и ты это знаешь лучше меня. Кроме него, никто не пробьет наши новые поставки сока.

— Тебя волнует только твой бизнес.

— Нет, меня еще волнует твоя кожа, — огрызнулся он.

Алла поправила свое парео, и они вышли из бара. Дронго проводил их долгим взглядом.

«Значит, они приехали все вместе, — понял он, — четыре пары. Первая живет рядом со мной. Это Вадим и Лена. Вторая — это сидевшие тут рядом Аркадий и Алла. Третья — Олег и Нина. И наконец, четвертая пара — Тигран и Ева. Интересно, почему они решили приехать именно сюда? И в таком составе? Судя по всему, у Нины с Олегом не оформлены отношения и это раздражает остальных…»

Не успел он продумать свою мысль, как в баре появилась новая пара.

Глава вторая

На этот раз сюда вошли двое, очевидно, только что приехавшие из города. На молодом человеке были светлые брюки и светлая майка, а на его спутнице — кокетливое розовое платье. У девушки длинные светлые волосы, чуть вздернутый носик, светлые зеленоватые глаза и неправильный прикус зубов, который лишь усиливал очарование ее молодого лица, когда она смеялась. Спортивная, подтянутая фигурка и уже хороший темный загар… У молодого человека — темные, почти черные курчавые волосы, крупный нос, большие выразительные глаза, резко очерченные скулы. Войдя, он прошел прямо к бармену и громко попросил холодного пива. Бармен дружелюбно кивнул. Девушка, подойдя, заказала яблочный сок.

— До ужина еще много времени, — посмотрел на свои часы молодой человек, — хорошо, что мы успели на этот автобус, иначе пришлось бы ждать целый час.

— Не нужно было вообще ездить в город, — несколько равнодушно ответила его спутница, — сегодня так жарко! Мы все равно договорились завтра ехать в город. Но если будет такая же жара, я не поеду. Лучше пойду купаться с Ниной или загорать с Аллой.

— И превратишься в копченую семгу, как она, — беззлобно рассмеялся парень. —

Я тебе все время говорю, Ева, что не нужно брать пример с Аллы. У нее легкая шизофрения на тему загара. Ей кажется, что все женщины в обществе должны быть похожи на обжаренных куриц, поэтому она натирается маслом и часами лежит на солнце. Чтобы потом хвастаться перед подругами испанским загаром. И я думаю, что она завидует тебе и Нинке, тому, как вы выглядите.

— Сколько ей лет? — улыбнулась Ева. — Нашел с кем меня сравнивать, Тигран! Она нам в мамы годится.

— Только не говори при ней, она может обидеться. Ты же видишь, как она старается молодиться, напялила купальник, который ей явно не идет. Если бы Алла не боялась показывать свою отвисшую грудь, то давно сняла бы на пляже бюстгальтер, как вы с Нинкой.

— Только этого не хватало! — снова улыбнулась Ева. — Скажи мне честно, у кого лучше грудь? У меня или у Нины?

— Мне нравятся обе груди, — попытался уклониться от ответа Тигран, но, сообразив, что сказал, засмеялся. Затем поправился: — Мне нравятся все четыре груди.

— Ну, скажи честно, — не отставала Ева, — у кого все-таки лучше. У меня или у нее?

— Завтра на пляже я устрою конкурс, — попытался снова пошутить Тигран, — соберу всех мужчин, и мы определим «мисс бюст» нашего отеля.

— Нет, скажи откровенно, — начала злиться Ева.

— Ну, конечно, ты мне нравишься больше, — сказал Тигран, притягивая ее к себе и целуя в щеку, — ты самая красивая женщина не только в нашем отеле, но и на всем побережье. От Гибралтара до Барселоны. Тебя устраивает такой комплимент?

— Вечно ты шутишь, — вырвалась из его рук Ева, — никогда не говоришь серьезно.

— Ну как можно серьезно обсуждать с женщиной ее бюст? — улыбнулся Тигран. — Пойдем переоденемся. В этот аристократический ресторан нужно являться во фраках и длинных платьях. Первый раз в жизни отдыхаю в отеле на берегу моря, где такой ресторан. Во все остальные меня пускали в любом виде. В Париже или Лондоне это было бы понятно, но здесь, в Эл-Салере, при температуре в сорок градусов, такое требование кажется мне глупым.

Ева пожала плечами, ей было все равно. На вид девушке было лет двадцать или чуть больше. Парню — около тридцати. Дронго старался не поворачиваться и не смотреть в их сторону. Ему не хотелось, чтобы эти ребята догадались, что он понимает все их разговоры. Очевидно, молодые люди, приехавшие вместе на этот курорт, ошибочно полагали, что русский тут мало кому известен.

Послышались громкие голоса, и в бар вошла еще одна пара. Очевидно, Вадим и Лена. Мужчина с коротко подстриженной бородкой и усами имел характерный азиатский разрез глаз, красноречиво свидетельствующий, что среди его предков затесались татары или башкиры. На нем были черные шорты и темная майка, надетая на голое тело. Его спутница оделась в легкое джинсовое платье. Обоим чуть больше тридцати. У женщины каштановые волосы, тонкие губы. Общее впечатление немного портил слегка вытянутый нос, нависающий над верхней губой.

— До ужина еще полчаса, — громко недовольным голосом произнесла она.

Похоже, эти люди продолжали выяснять отношения, даже покинув свой номер.

— Добрый вечер, — повернулась к ним Ева, — вы спустились немного раньше обычного.

— Как всегда, — зло пробормотал Вадим, — наверное, Лена перепутала.

— Ну при чем тут я? — возмутилась та. — Это ты сказал, что пора спускаться. Но тебя в этих шортах все равно туда не пустят.

— Откуда ты знаешь? Можно подумать, что ты здесь уже была, — проворчал Вадим.

— В отличие от тебя я знаю английский, — пояснила Лена. — Повторяю, тебя все равно не пустят. Там написано, что в ресторан нужно приходить в брюках, а не в бриджах. И не приносить с собой мобильные телефоны.

Вадим явно собирался как-то огрызнуться, когда Тигран предусмотрительно его перебил:

— Господин Калимуллин, не нужно так нервничать. Ваша супруга права. Туда действительно не пускают в таком виде. Тебе придется подняться наверх и переодеться.

— Иди ты к черту! — отмахнулся Вадим.

— Лучше учи английский, полиграфист, — назидательно проговорил Тигран. — И не спорь с женой. Нужно знать несколько языков.

— Как ты, — зло уточнил Вадим.

— Да, как я, — согласился Тигран. — Я для этого и кончал МГИМО. И ты напрасно обижаешься. Твоя супруга правильно говорит, в таком виде тебя в ресторан не пустят. Пойдем, Ева, принарядимся, иначе он подумает, что мы нарочно отправляем его переодеваться. — Он притянул к себе молодую женщину, и они вместе вышли из бара.

Лена, посмотрев им вслед, пробормотала:

— Ты всем действуешь на нервы. И выставляешь себя в глупом виде. Я тебе говорила, что в такой одежде в ресторан не пускают. Нужно было меня послушать.

— Иди ты… — толкнул ее супруг, — как ты мне надоела!

— Как хочешь, идиот, — разозлилась она. — Можешь отправиться так, и пусть тебя выгонят. Мне все равно. Сиди здесь, пей и завидуй всем своим друзьям. Так тебе и надо, вечный неудачник. Ничего путного из тебя не получится. С твоей профессией можно было зарабатывать миллионы, а вместо этого ты вынужден выслушивать их оскорбления.

— Уйди от меня! — взорвался Вадим. — Ты мне надоела.

— И уйду, — закричала она, — очень ты мне нужен! И вообще, когда приедем, я подам на развод. А ребенка заберу себе. — Она повернулась и вышла из бара.

Бармен проводил ее недовольным взглядом. Ему не нравились женщины, которые кричат на мужчин. Тем более, ему не нравились иностранки, которые кричат на своих мужей в таких респектабельных местах в присутствии посторонних. Однажды он был свидетелем того, как молодая женщина надавала пощечин своему спутнику. Бармен был поражен, как терпеливо и стоически их снес молодой мачо. Позже он узнал, что это был обычный альфонс, состоящий на содержании у богатой дамочки с согласия ее супруга. С тех пор бармен перестал верить в человеческую добродетель. Теперь его уже ничего не удивляло.