Детектив из села Бубновый Туз, стр. 8

— Боже мой! — выдохнула Маня и, сдерживая подступившие слезы, ушла за перегородку в спальню, упала ничком на постель.

Василий же, не обратив внимания на состояние жены, быстро расправился с куриным бульончиком. Чтобы не оставлять на дне кастрюли маленькую мутноватую лужицу, взял эмалированную посудину за оба уха и, подняв её край к широко раскрытому рту, сглотнул то, что оставалось на донышке. Почувствовав, что насытился, он удовлетворённо похлопал себя ладонями обеих рук по животу, громко икнул и только после этого посмотрел через окно на улицу.

На противоположной стороне улицы он увидел Ксеонору и как ошпаренный вскочил с табурета, схватил со стола морской бинокль и побежал к двери.

Уже держась рукой за дверную ручку, повернулся и прокричал давно заснувшей после массажа жене:

— Пошёл по следу! Скоро не жди! — и выскочил из избы.

Глава 6

НОВЫЕ РАССЛЕДОВАНИЯ И НОВЫЕ ФАКТЫ

Когда Василий выскочил из избы, Ксеоноры нигде не было, будто провалилась сквозь землю или взлетела в воздух. Детектив покрутил головой в разные стороны и даже на всякий случай изучил пространство над головой. Но голубизна летнего неба была безупречной: ни единого облачка. Утоптанная тропа под ногами тоже была цела — ни провалов, ни трещин. Поразмыслив несколько минут, озадаченный сыщик двинулся по улице в сторону озера, знаменитого когда-то на всю округу своей целительной водой.

Была ли озёрная вода целебной и от чего она исцеляла, никто толком не знал. Но после того, как отец Михаил освятил это озеро выкованным в местной кузнице медным крестом, с водой в озере что-то стало происходить. Она вдруг начинала бурлить и кипеть после непонятного всплеска, словно кто-то бросал что-то тяжёлое в центр озера. А после бурления за версту пахло карбидом. Или вдруг начинала выплёскиваться на тощий прибрежный камыш в самую тихую и ясную погоду. Об этих явлениях сначала заговорили в самом селе, а потом уже во всей округе.

Настоящее же паломничество за целительной водой к озеру началось с того самого случая, когда у одного из сельских мужиков после омовения озёрной водой отцом Михаилом прекратилась изнурительная тяга к местному самогону из-за непроходимости его вовнутрь. Бедняга умер через шесть месяцев великим трезвенником. Это было записано даже в церковной книге для потомков. Сей факт был описан и в документах районной поликлиники. История болезни умершего гласила, что бывший алкоголик имел раковую опухоль в горле. Но весть о том, что самый горький пьяница после омовения озёрной водой бросил пить, мгновенно облетела не только близлежащие районы, но просочилась даже и в соседнюю область.

Местные уносили воду из озера бутылками, бутылями и бидонами, приезжие — флягами, канистрами и даже цистернами молоковозов и бензовозов, платя за целительную воду немалую мзду. Деньги собирал поставленный у шлагбаума сын отца Михаила — Колька, объясняя, что они пойдут на сооружение церкви в селе Бубновый Туз.

Хотел в эту кассу запустить свою лапу и председатель акционерного общества «Гвоздика и Арбуз», но прихожане, собравшиеся воедино, сильно поколотили его телохранителей. Потому-то Иван Парфенович и наказывал Подельникову проследить, кроме своей Ксеоноры, и за отцом Михаилом.

Потеряв след Ксеоноры, частный детектив решил навестить лечебное озеро.

Когда он дошёл туда и выглянул из-за густо разросшегося ивняка на противоположный берег, то острым и намётанным взглядом детектива сразу же оценил обстановку. Всё было как обычно: на берегу, перепачканные прибрежной целебной тиной, лежали желающие исцелиться. И поодиночке, и парами. Василий приставил к глазам бинокль и принялся разглядывать публику. По лицам, измазанным лечебной тиной, трудно было определить человека.

Но по пропорциям тела он узнавал ту или иную личность. Ведь данные о росте, объёмах и особых приметах в его картотеке имелись на каждого. Однако сколько ни напрягал своё зрение через сильные линзы морского бинокля, разглядывая лежбище, Ксеонору, по хорошо известным параметрам, он не находил. А чутьё подсказывало, что она здесь. «Чтобы разоблачить её во второй раз, надо действовать совершенно другим способом», — решил Подельников и, закрепив бинокль на брючном ремне, чтобы не мешал движениям, по ивняку, крапиве и разросшимся кустам ежевики начал пробираться к противоположному берегу. Ободранный, исцарапанный и изжаленный крапивой, он добрался до первой пары, зарывшейся по шею в тину, и собрал брошенную ими в беспорядке на сухом месте одежду. С облегчением вздохнул: его не заметили. Ползая как уж в траве, между кочек и корней ивняка, он вскоре собрал всю одежду лечащихся. И с удовлетворением думал: «Когда они голенькие в сумерках будут пробираться к своим избам, легко установить каждую блудливую личность».

Всю одежду, связанную двумя брючными ремнями в один большой узел, он приволок и свалил у себя в сенях. Не теряя времени, вышел на улицу снова.

Солнце уже клонилось к закату. Округа наполнилась мычанием и блеяньем: пригнали стадо. Чтобы не попадаться на глаза сельским, встречающим стадо, он свернул на огороды.

Дорог он не признавал с детства, а потому через штакетник и различные ограждения частных приусадебных участков напрямую пошёл к ферме.

Проходя по овражку, по дну которого бежал узенький, негромкий ручеёк с навозной жижицей с фермы к водам целебного озера, он вдруг услышал за спиной тяжёлые торопливые шаги и негромкий мужской разговор. Детектив упал на живот прямо в жижу и замер.

Шаги, не доходя до него, замерли, и он услышал мужской голос:

— Все. Больше не могу. Тяжёлая, сволочь! Второй ответил ему:

— Неужто не тяжело. За три бутылки самогона, посчитай, двадцать коров посыпкой-то недокормили! — и уже выдохнув, добавил:— И правда, нужно передохнуть, — сбросил с плеча тяжёлый мешок в сантиметре от носа распластавшегося по земле детектива. Полетела во все стороны ячменная посыпка. Василий от неожиданности чихнул.

Скотники отскочили в испуге на безопасное расстояние и остановились, соображая, кто мог чихнуть. В это время из-за мешка с посыпкой показалась голова Василия Подельникова.

— Стукач! — процедил сквозь зубы один из мужиков. — Ну, погоди, падло! — и, подбежав, замахнулся пудовым кулаком.

Подельников опять упал в жижу. И мужики стали остервенело пинать его ногами, обутыми в кирзовые сапоги, как мяч в ворота незадачливого голкипера. «Игра» без смены вратаря продолжалась долго. Подельникову показалось, что целую вечность.

Он сначала увещевал обидчиков, потом грозил, потом стал вопить, прося пощады. Но мужики только матерились в ответ и лупили по «мячу». А закончив «игру» в пользу команды скотников и оставив побеждённого на прежнем месте, неспешно, каждый с мешком посыпки на плече, продолжили свой путь.

Избитый детектив неделю не выходил из избы и отлёживался на печке, иногда прислушиваясь к постаныванию Мани и пыхтению массажиста, который ежедневно с двенадцати до часу дня приходил делать пациентке массаж. Но к началу второй недели, понимая, что больничный ему никто не собирается оплатить, слез с печки и с ещё большей рьяностью взялся за сыскное дело.

Весь август то в одном, то в другом конце села визжали от побоев ревнивых мужей бабы и, как драные коты, с фингалами под глазами, ходили угрюмые мужики, изменившие своим жёнам. Блеяла, ревела, визжала и неистово хрюкала вся живность на фермах акционерного общества от нехватки посыпки и других кормов. В конце концов недовольными жизнью стали не только скотина, но и все мужики и бабы села Бубновый Туз.

Масло в огонь подливали и проповеди отца Михаила, в которых он призывал к святости, терпению и послушанию Богу и начальникам.

Первой публично в защиту прав человека выступила Ксеонора перед бабами в сельмаге:

— Посмотрели бы вы, бабы, — почти выкрикнула она, — как женщины на Западе живут. И власть, и любовь, и все другое прочее у них есть. И в парламентах за косы, как у нас в Думе, мужики их не таскают! А что при нынешней демократии в нашем селе творится?! При коммунистах проституток не было! А если какой хам и обзовёт таким словом, так его штрафовали за это! Сейчас же мой муж раз сто за день проституткой меня обзывает и развестись из-за этого хочет, хрен старый! Ваську Подельникова за мной следить нанял. И по его же навету человека с нерастраченной энергией, будто при тоталитарном режиме, за двадцать четыре часа из села выгнали! Да ещё надругались. Так где же свобода и демократия, бабоньки, если этот же нанятый моим мужем недоумок у лечащихся на озере мужиков и баб одежду ворует? От этих его краж только женские вопли по селу и слышно.