Детектив из села Бубновый Туз, стр. 7

Но пройдя ещё несколько шагов, глядя прямо перед собой, вдруг повернулся к Василию и торжественно сказал:

— Я тебе, сынок, верю! И доверяю, как никому больше. Ты человек надёжный, проверенный. Не зря, когда в милиции служил, на ответственных постах вместо светофора стоял. Поэтому-то я тебе и рассказываю обо всём. Вздумаешь заложить меня — дохлый номер. Такому человеку, как ты, все равно не поверят!

У Подельникова ныла душа и сосало под ложечкой. Он вспомнил, что сегодня ещё не ел ни разу. С тоской подумал о Мане и о миске густого наваристого борща. Всё было так же безнадёжно, как обещанный Хрущёвым коммунизм. А Иван Парфенович продолжал давать инструкции:

— И ещё, Василий, проследить обязательно нужно за Сенькой-трактористом. Вернее сказать, уже бывшим трактористом. Он где-то аттестат или диплом семинариста раздобыл. Съездил в епархию и получил там в нашем селе приход. Избу свою под церковь переоборудовал, а сам в хлев жить перебрался. Икон разных по стенам избы понавешал, благо, их сейчас в городских магазинах вместо картинок продают. А там, где у него дверь в спальню была, царские ворота соорудил, с большим, маслом писанным, как люди говорят, портретом Христа. Вместо купели, в которой новорождённых крестят, двухведерный бак. Колокол у курятника, приспособленного под часовню, на яблоню повесил. Наверняка где-нибудь спёр этот колокол. Вот и узнай это.

Сенька — наш конкурент, большие деньги гребёт с прихожан, а вернее, с наших односельчан. А помогает ему во всём его бывший напарник по тракторной бригаде Колька Силин, который в штатном расписании Сенькиной церкви дьяконом числится. Голос-то у Сеньки, или, как его сейчас величают, — отца Михаила, мощный. Как затянет «Отче наш», так мороз по коже. Народ теперь в эту церквушку валом валит. Сам не пойму, отчего. Вот и разнюхай, расследуй. Потом доложи.

Когда подошли к крыльцу двухэтажного здания, где размещалось старое правление колхоза, а ныне офис акционерного общества «Гвоздика и Арбуз», детектив протянул было руку шефу, чтобы попрощаться. Но словно не заметил этого Иван Парфенович, свысока посмотрел на детектива и строго сказал ему:

— Сюда, Василий, часто не наведывайся, чтобы люди пореже нас вместе видели. Ты — лицо частное и ведёшь, значит, расследование в частном порядке, а не под давлением и не по указке с моей стороны. Однако помни, что ты делаешь очень важное и нужное общественное дело. Нельзя было без стукачей жить при тоталитарном режиме, нельзя без них жить и теперь. Так что, дерзай! Вернутся коммунисты, похлопочу за тебя, чтобы опять вместо светофора постовым милиционером где-нибудь в городе поставили.

Иван Парфенович, круто развернувшись, поднялся на крыльцо своего офиса и исчез в дверях.

Детектив раскрыл было рот, чтобы спросить своего босса: «А как же быть с дополнительной зарплатой за неблагодарный труд, пока коммунисты не вернутся?» — но увидел подходивших к правлению телохранителей, махнул рукой и, как всегда, озираясь по сторонам, заспешил домой.

Глава 5

МАНИНЫ СТРАДАНИЯ

Когда Василий вошёл в свою избу и окинул её опытном взглядом детектива, то сразу заметил на своём любимом табурете у среднего окна небрежно брошенные кем-то мужские брюки. За лёгкой перегородкой в спальной услышал тяжёлое пыхтение и Манино поскуливание. Он сразу же все понял. Маня страдала ради их будущего ребёнка. Фельдшер Егор Силыч приходил три раза в неделю делать Мане массаж.

Подельников хрипло кашлянул, чтобы его услышали за перегородкой, а подождав секунд двадцать после своего сигнала, негромко спросил:

— Маня, ты скоро с массажем закончишь? А то набегался я, есть захотелось.

— Подожди минут шесть от си-и-лы де-е-вять, Васенька. Сейчас ещё сзади Егор Силыч промассажирует, а потом уж я тебе и бульончик куриный разогрею.

Василий ничего не ответил, сел на своё излюбленное место у окна, прямо на брошенные брюки Егора Силыча.

Из-за перегородки до него доносились звуки, похожие на похрапывание жеребца, и сладкое постанывание. Детектив же, глядя через окно на улицу, мысленно разговаривал с самим собой: «Моя Маня, конечно же, жена верная, не то, что другие. Совсем не такая, как Ксеонора, которая от мужниных глаз в овражек бегает. То — самая настоящая измена, если жена от мужа куда-то на сторону ходит. А Маня моя и шагу с чужим мужиком из избы не сделает. И Егора Силыча пригласила с моего разрешения. Ведь она уже сколько лет мечтает род Подельниковых продлить. Только что-то у нас с ней ничего не получается. И чего только за десять лет совместной жизни не перепробовали».

Тут Василий оживился, вспомнив, какой Маня была десять лет назад: худенькая, с непокорной чёлкой и неумело накрашенными губами девушка. Её несколько раз подряд приводили в отделение нетрезвую, шумную дружинники из мужского общежития. И каждый привод заканчивался её слезами и раскаяниями.

Однажды Василий, бывший в вечернем наряде, наткнулся на Маню в компании пьяных заводских парней. Парни стали задирать милиционеров, и их пришлось отправить в вытрезвитель. А Маню проводить домой досталось Подельникову. Через полгода они расписались.

Василий размечтался, вспоминая свадьбу, первые совместные покупки, Манины полудетские шалости и капризы. Но тут он почувствовал, как кто-то выдёргивает брюки из-под него. Поднял глаза и увидел перед собой потного и рассерженного массажиста Егора Силыча. Пришлось Подельникову извиняться за помятые брюки.

В это время из спальни в накинутом на круглые плечи халате вышла Маня и, протянув руку к кошельку, лежавшему на холодильнике, спросила:

— Сколько Вам, Егор Силыч, за сегодняшнюю работу полагается?

На что Егор Силыч категорично заявил:

— Ничего, Мария Григорьевна, не надо! Я — патриот!

— Ну нет уж, нет! — протестовала Маня. — Ведь вы же теряете своё драгоценное время и приходите лечить меня.

— Не возьму! — снова категорически заявил Егор Силыч. — Как я уже сказал, что являюсь патриотом Родины! И если я не буду лечить женщин, таких, как вы, Мария Григорьевна, то рождаемость у нас в районе, я не говорю уже о всей России, неуклонно покатится вниз. Ведь уже и сейчас наблюдаются тревожные симптомы. В нашем районе смертность превышает деторождаемость. Вы понимаете?! — И, не дожидаясь, чтобы кто-то ему ответил, направился к двери. А когда он уже ухватился за дверную ручку, то вдруг услышал мягкий, воркующий голос Мани:

— Егор Силыч, вы не сказали, когда мне готовиться к следующему сеансу?

— Завтра, милочка! Завтра! — не оглядываясь, через широкое плечо бросил массажист.

Как только он вышел, Маня повернулась к мужу и ласково заговорила:

— На этот раз, дорогой, потомок Подельниковых родится обязательно. Это уж точно. Потому как Егор Силыч прекрасный специалист.

Василий почесал затылок и сказал:

— Все это хорошо, но пожрать бы сейчас не мешало. Сама ведь знаешь, что с самого раннего утра на ногах, — и уже с досадой добавил: — И когда только у нас в России не будет ни слежки, ни подслушивания? Надоело все… И так есть хочется, что хоть умирай!

— Что ты? Что ты говоришь?! — Тут же заволновалась Маня. — Да я тебя сейчас же, родненького моего, куриным бульончиком накормлю. Размечталась я о твоём потомстве и совсем позабыла, что муж у меня со вчерашнего вечера некормленный сидит, — и, всплеснув руками, побежала к печному шестку.

Маня поставила неразогретый бульон, прямо в кастрюле, перед мужем и заворковала:

— Потомственные дворяне, как ты, раньше перед боевыми действиями тоже из походных котлов кушали. Но после боевых действий они деньги имели, чтобы по-царски погулять.

— Ничего, вот как только с Ксеонорой разберусь и достану доказательства её падения, то Иван Парфенович мне даст и деньги, и, может быть, ещё барана в придачу.

— Как, ещё одного?! — всплеснула руками и закатила под лоб глаза Маня.

— А что, разве я уже одного приводил? — спросил Василий и наморщил лоб, припоминая такой случай.