Месть колдуна, стр. 4
До Люсиной гибели я двадцать лет не плакал… И мне не хотелось тогда, чтобы кто-нибудь радовался случившемуся. Особенно в квартире хозяина "Гранд-отеля" на острове Гоццо…
Последние слова я, кажется, произнес вслух. И тут же пожалел – она едва не задохнулась под напором не сказанных слов.
– У тебя очень хорошая, искренняя девочка, Ксюша. Она в тот вечер, прежде, чем дать мне номер телефона, сказала, у кого ты… – А ты – злой… – она говорила медленно, тщательно подбирая слова. – Ты же ведь знал все, прежде, чем меня к себе в номер тащить. Ведь знал?..
– Знал. Но мне потом кое-что пообещали. А я тебя за язык не тянул…
– Да я к нему по делу зашла! Там одной девочке надо было задержаться, у нее деньги украли наркоманы в Валетте. Надо было договориться…
Она говорила с искренним возмущением. Возможно, все было и так. Возможно… Что-что, а договариваться… Когда ей не удалось убедить меня остаться, она задержала на Мальте всю группу. В аэропорту вдруг выяснилось, что наши места на рейс "Аэрофлота" почему-то продали в Касабланке и что нам теперь ничего не остается, как задержаться на острове три дня. "Мультик-миллионер" все эти дни ходил зеленый – ему пришлось, как принимающей стороне, взять на себя все расходы. Я до сих пор не представляю, как это удалось Оксане, но то, что всю эту историю заварила она, понял еще в аэропорту. На обратном пути в отель она сияла, как полная луна, а когда мы вошли в номер, там уже ждало серебряное ведерко с бутылкой шампанского и ужин на двоих…
В те три дня я действительно поверил, что все свои двадцать восемь лет она ждала только меня. Что беременность в четырнадцать и роды в пятнадцать, затем собственный престижный магазин в Москве, муж-дипломат, разорение, поспешный развод, вынужденное бегство от бандитов-кредиторов за границу – все эти испытания, выпавшие на ее долю, посланы судьбой только затем, дабы стройная природная блондинка с глазами цвета горького шоколада, гремучая смесь степных хохлов с поволжскими немцами, познала истинную цену самостоятельного мужчины сорока лет, пусть небогатого, но сильного и находчивого. Мне в это так хотелось верить. Пока Танюша, милая, но избалованная девочка, с которой мы тогда на острове успели подружиться, не сказала мне, только что овдовевшему и ищущему утешения, где ее мать…
– Я скоро.
Она глядела на меня испуганно.
– Шампанское… – успокаивающе улыбнулся я.
В баре я торопливо купил красную пачку "мальборо", с наслаждением сорвал с нее целлофановую обертку. В туалете стрельнул огоньку у какого-то подгулявшего китайца или монгола – тот только дружелюбно осклабился на просьбу. С наслаждением глотая горький дым, я несколько минут разглядывал свое изображение в зеркале. На меня устало смотрел высокий, плечистый мужик, пожалуй, уже грузноватый. Высокий лоб, большие залысины, обильные седые ворсинки в жестком "ежике". "Старый сатир…" Неужели ради такого стоило лететь за две с половиной тысячи километров?.. Если хорошо подумать, то глубоко наплевать, по какой причине она оказалась тогда в квартире хозяина "Гранд-отеля". "Вдов утешают в постели." Вдовцов – тоже. И утешительниц таких у меня нашлось выше крыши…
Две большие черные тени нарисовались за моей спиной. Я развернулся заученно-резко – сработали рефлексы, доведенные до автоматизма в армии. Однако двое в черных костюмах и ослепительно белых рубашках с темными галстуками не выказали враждебности. Тот, что был слева от меня, худощавый, со впавшими щеками, спросил тихо:
– Викентий Иванович?
– И даже Самец, – усмехнулся я. Все было ясно и без дальнейших вопросов, но я не удержался:
– Как вы нашли меня?
– У вас телефон с определителем, – спокойно пояснил худощавый. – По последнему входящему номеру.
"И конечно вы не заезжали ко мне, чтобы взглянуть на номер, – мысленно усмехнулся я, – хитрые аппараты есть не только у меня…"
– Я только скажу пару слов своей спутнице.
– Этого не надо! – насторожился худощавый.
– Может, вы попробуете мне помешать?
Правый в черном, амбал, сделал шаг и тут же налетел на мой встречный левой. Пока он, с грохотом разбивая спиной писсуар, укладывался у стены, худощавый согнулся пополам, обеими руками зажав хозяйство в промежности. В мой правый кулак добавил ему по коротко остриженному затылку…
Я очнулся. Худощавый внимательно смотрел на меня.
– Пожалуйста, но только пару слов, – проговорил он наконец все так же тихо, – мы будем ждать вас в машине снаружи. Вы нас не правильно поняли – нужна ваша помощь…
Ну да, ребята, а я вас принял за рэкетиров. Или налоговую полицию… Можно подумать, я не смотрю телевизор и не запоминаю рож, регулярно появляющихся на экране. В обрамлении еще одной…
3.
Облик человека, лежавшего передо мной на постели, мало походил на его отображение на экране телевизора. Я знал этот эффект – когда-то сам с глубоким удивлением смотрел по телевизору на свою абсолютно незнакомую физиономию – тогда, кажется, я вещал о прелестях отдыха на Кипре. И все равно… Не было ни четко очерченных выступающих скул, ни уверенных волевых линий носа и подбородка – только бледное, растекшееся по подушке, смутно знакомое лицо впавшего в беспамятство человека. И безжизненно вывернутая ладонью вверх рука поверх одеяла. С характерной отметкой между буграми Венеры и Луны…
Его возвышение было стремительным. Четыре года назад, во время очередных губернаторских выборов, за власть в крае схлестнулись две группы местной плутократии, каждая из которых яростно проталкивала своего ставленника. Шла ожесточенная схватка за будущие госзаказы и еще не приватизированные заводы, поэтому никто в запале не обратил внимания на чудаковатого директора школы, выдвинувшего свою кандидатуру. Плутократы не без основания считали, что без денег и связей в кресло губернатора не прорвешься, а всего этого у сорокалетнего холостяка-учителя не было. Зато имелась железная воля, ум и готовность поставить на карту все…
Он обратился к учителям и пообещал им в случае избрания повысить зарплату вдвое. Похожее счастье сулили и другие кандидаты, но учителя поверили своему. Так у директора оказались тысячи добровольных агитаторов, работавших чрезвычайно эффективно и бесплатно. Местные телевизионщики решили посмеяться над странным кандидатом и сделали саркастический репортаж. Но передача имела прямо противоположный эффект. Люди увидели скромную квартиру, которая резко контрастировала с роскошными особняками других претендентов. Услышали человека, живущего теми же проблемами, что и они, его вдохновенную речь.
Он вообще умел говорить. Не боясь, приходил на рынки, завязывал беседу, и скоро вокруг собиралась огромная толпа. Ему внимали, затаив дыхание, хотя ничего особенного он не рассказывал. О повальном воровстве в краевом правительстве, об обнаглевшем криминале, нищете народа знали и без директора. Но в его устах это звучало, как откровение. Он говорил то, что хотели слышать, он очаровывал, пленял сердца. Это было, как наваждение, но после разговора с ним люди расходились, неся улыбки до своих дверей…
Когда очередной замер рейтингов за неделю до голосования показал неприятный для двух претендентов от плутократии результат, они спохватились. На директора попробовали надавить, потом предложили снять свою кандидатуру за хорошие деньги. Но он уже почувствовал вкус победы. Тогда, поздним вечером, по "волге", в которой он возвращался после очередной встречи с избирателями, выпустили автоматную очередь…
Не убили. Убийство, как стало ясно очень скоро, вообще не планировалось. Пугали. Пуля легко ранила водителя, добровольного помощника, которому и принадлежала "волга", осколки разбитого ветрового стекла оцарапали лицо кандидата.
Кто дал приказ стрелять, так и не выяснили, но в том, что он полный дебил, сомневаться не приходилось. На покушение слетелись репортеры всех центральных каналов, ведущие популярных политических программ приглашали недостреленного кандидата в свои студии, где он, весь в пластыре, говорил, что хотел и как хотел. О таком пиаре его противники не могли даже мечтать. Центральная избирательная комиссия отрядила в край целый десант для контроля за правильностью подсчета голосов, а взвод ОМОНа охранял директора от поползновений врагов. Директор победил в первом туре с разгромным счетом, приветствовать его по этому случаю на улицы края высыпала толпа. Я тоже был в ней. Я тоже голосовал…