Утро вечера мудренее, стр. 12

КАРЛИКОВЫЙ СОМИК И ЖЕНА ЛОТА

Нам еще неясно, почему мы спим, но уже ясно, почему мы спим ночью, а не днем. Впрочем, днем мы тоже любим поспать, и утром вставать нам часто неохота. И. И. Остромысленский делил сон на «повелительный», целиком определяемый потребностями организма, и «волевой», вызываемый нашим желанием. Продолжительность «повелительного» сна зависит в основном от возраста. Новорожденные спят в сутки часов шестнадцать, а остальное время, как нам уже известно, посасывают молочко или подремывают — лежат с закрытыми глазами. Сначала самый долгий период непрерывного сна не превышает у них четырех часов, и днем они спят почти столько же, сколько и ночью, но уже недели через три после рождения период этот растягивается до восьми часов, и ночью они спят вдвое больше, чем днем. Мало-помалу дневной сон перестает у нас быть «повелительным» и становится «волевым» — роскошью, наслаждением, привычкой. В шестилетнем возрасте мы готовы спать по десять часов в сутки, а то и по двенадцать, а после двадцати лет не больше девяти. В старости ночью мы спим немного, сон наш неглубок, зато днем любим поспать и после обеда и после завтрака.

Субъективная потребность в длительном сне часто не отражает истинной в нем нужды, вырабатывается она под влиянием привычки, приобретенной в детстве. Некоторые врачи утверждают, что излишний сон развивает у ребенка флегматические черты, нарушает функции кровообращения и пищеварения и даже задерживает умственное развитие. Кто мечтает отоспаться за целый год, достигает своей цели в первую же неделю отпуска — вот лишнее доказательство, что «повелительный» сон не так уж велик, и многое в наших привычках порождено сном «волевым».

В южных странах распространен обычай спать днем часа два, три; люди рано встают и поздно ложатся. В Средней Азии в жару рабочий день начинается на рассвете и заканчивается к полудню. Жарким летом в Ереване жизнь закипает в десять часов вечера: бабушки выводят на прогулку маленьких детей, работают все магазины, женщины спешат за покупками, люди идут в гости. Этот ритм выработался на юге тысячелетиями, и никому он, конечно, не вредит, как не вредит и умеренный дневной сон. В Талмуде сказано, что дневной сон должен длиться не более шестидесяти вздохов, то есть не более пяти минут, и врачи с этим вполне согласны.

Вот филины, совы, летучие мыши: у них дневной сон — как у нас ночной. Да масса животных, оказывается, спит днем: ночные бабочки, клопы и тараканы, сомы и налимы, шакалы и гиены, барсуки, дикобразы, австралийские медведи коала, гиппопотамы… Целый мир живет по ночам, подчиняясь тому же суточному ритму, только поменяв его фазы. Выбрали они для бодрствования ночь в основном из-за устройства своей глазной сетчатки. У филина она состоит из одних палочек, восприимчивых лишь к сумеречному освещению; днем филин совершенно слеп, хотя глаза его и открыты; точно так же слеп ночью голубь, чья сетчатка состоит из одних колбочек — фоторецепторов дневного зрения.

Мир животных таинствен и полон загадок. Зачем трижды за ночь поет петух? Раньше думали, что это он напоминает нечистой силе, что дело близится к рассвету и ей скоро придется сматывать удочки. Но затем это простое и ясное объяснение наука подвергла сомнению, а взамен ничего не предложила. Петухи и куры, впрочем, спят и бодрствуют в определенное время, как и мы, но спят ли инфузории, улитки, устрицы, черви, мухи, раки — точно неизвестно. Существует выражение «сонная муха», но сонная не значит спящая. Биологи считают, что, если речь идет о не слишком развитых в умственном отношении представителях животного царства, лучше говорить о смене периодов активности и покоя. Вот змеи или рыбы, те уж наверняка спят и даже, возможно, видят сны.

Хотя нет, рыбы тоже не совсем спят. Французские физиологи подвергли всестороннему исследованию линя. У него записывали биотоки с мозговых структур, с мышц, регистрировали движения глазных яблок, частоту дыхания и сердечных сокращений. У линя обнаружилось три формы жизни: двигательная активность, или то, что мы назвали бы бодрствованием, полный отдых, во время которого линь лежит на дне неподвижно, и промежуточное состояние, в котором линь два-три раза в минуту помахивает хвостом. Переход от двигательной активности к отдыху на электроэнцефалограмме никак не отражается: у линя нет синхронизирующих структур, которые генерируют медленный сон. Нет у него и быстрого сна как отдельной фазы. Клейтман сказал, что сон «в электроэнцефалографическом смысле» — это привилегия тех, у кого хорошо развит передний мозг, то есть теплокровных, да и то, может быть, не всех.

Еще более интересные результаты были получены в лаборатории сравнительной физиологии сна Института эволюционной морфологии и биохимии имени Сеченова АН СССР (Ленинград). Там исследовали поведение карликового сомика, симпатичного ночного хищника, родом из Северной Америки. У сомика, помимо бодрствования, имеются две формы покоя, одна из которых по общей своей продолжительности преобладает днем, а другая ночью. Их так и назвали: дневной покой и ночной покой, или еще короче: покой № 1 и покой № 2. Отличаются они один от другого главным образом состоянием мышечного тонуса. В покое № 1 сомик обладает восковидной гибкостью: его хвост можно отвести в любую сторону, и он так и останется с повернутым хвостом. В покое № 2 повернуть хвост не удается — поворачивается все тело; такое состояние мышечного тонуса называется ригидным (в просторечьи — досковидным).

В той же лаборатории исследованы были и амфибии, бывшие обитатели океана и самые близкие родственники рыб. Вот наша добрая знакомая, травяная лягушка. Зиму она проводит в состоянии анабиоза, ранней весной просыпается, мечет икру, после чего покидает свое болото и переселяется на сушу. У лягушки найдено три формы покоя: № 1, № 2 и № 3. В покое № 3 у нее, как и у нас во сне, мышцы совсем расслаблены. Но в этом состоянии она бывает редко, предпочитая первые две формы.

В покое № 2 лапки у лягушки подтянуты к брюшку, голова на поверхности воды. Если вы попытаетесь придать ей какое-нибудь положение, она опустит голову еще ниже и совсем сожмется в комочек. Но самое замечательное — это покой № 1 (дневная форма). Внезапно, ни с того ни с сего, лягушка застывает в позе, никак, по нашим понятиям, не вяжущейся с отдыхом, например в позе готовности к прыжку. Ее можно вынуть из воды, распластать на спине, положить на бок, с ней можно делать все что угодно — она не шелохнется. Все мышцы у нее гибки и податливы, как теплый воск. В своей книге «Эволюция сна» руководитель лаборатории, доктор биологических наук И. Г. Карманова пишет, что «обездвиженность» покоя № 1 и хорошо известная врачам каталепсия похожи одна на другую как две капли воды.

Каталепсию впервые описал в 1636 году немецкий ученый Даниэль Швентер. «Самую дикую курицу, — сообщал он, — можно сделать неподвижной, если посадить ее на стол, прижать клюв к столу, провести мелом на столе черту от клюва вперед и затем убрать руки. Курица, совершенно испуганная, сидит тихо, неподвижно, устремив взгляд на черту». Лет через десять естествоиспытатель Атанасиус Кирхер рассказал об аналогичном опыте с петухом. Кирхер считал, что скованность петуха вызывается испугом и полным подчинением воле экспериментатора.

В середине XIX века доктор Брейд предложил называть подобное состояние обездвиженности у животных и человека гипнозом, что в переводе с греческого означает «сон». Брейд наблюдал его, заставляя людей и животных устремлять взгляд на блестящий предмет, помещенный перед их глазами на высоте лба. Брейд думал, что гипнотический транс наступает оттого, что глаза устают смотреть в одну точку и закрываются сами собой.

В начале нашего столетия биолог П. Ю. Шмидт проводил опыты над тропическими прямокрылыми — каразиусами. Насекомые эти малоподвижны, они весь день как будто спят. Шмидт доказал, что они не спят, а пребывают в состоянии оцепенения, которое защищает их от врагов. В таком виде они похожи на стебли или на веточки. Каразиусу, как и лягушке, находящейся в покое № 1, можно придать любую позу — поднять передние лапки, поставить на голову. Однажды Шмидт положил каразиуса передними лапками на одну книгу, задними на другую, растянул в виде мостика, а на спину ему положил груз — каразиус и не подумал ожить.