Вместе с Россией, стр. 97

Когда сэр Уинстон понял, что могущественные люди Великобритании ополчились на его недруга, его глаза засверкали мрачной радостью. Черчилль вспомнил нескрываемую враждебность со стороны генерала Китченера и его штаба, которую он, молодой лейтенант, испытал во времена суданской войны. Его обзывали тогда «охотником за медалями» и «саморекламщиком», осмеивали журналистские потуги лейтенанта Черчилля.

Сэр Уинстон хорошо отомстил генералу Китченеру. Он ушел из армии и написал книгу о Судане и войне. Он убийственно раскритиковал в ней неджентльменское поведение Китченера, осквернившего могилу своего противника Махди и глумившегося над трупом руководителя суданских повстанцев. Правда, после этой книги генерал стал его противником, а в высших сферах высказали неодобрение молодому писателю за то, что он перед всем миром раскрыл приемы британских колониальных войск, но дело было сделано, Китченер посрамлен… Теперь открывалась возможность окончательно устранить заклятого врага.

Сначала друзья проанализировали вариант операции, если фельдмаршал в ближайшее время соберется на передовые позиции во Францию. Но план забраковали, поскольку в нем было заключено много опасностей разоблачения.

Несколько минут сидели молча, и каждый думал над проблемой. Первым нашел новую комбинацию изворотливый ум Черчилля.

Устранение лорда Китченера в Англии или Франции видело бы слишком много людей. Последующее расследование могло навести правительство и общественность на следы инициаторов этого акта, вызвать крупнейший скандал. Такого, разумеется, никогда никому не простили бы. Следовательно, приходилось придумывать такой вариант, при котором расследование было бы заранее обречено на провал. Море представляло для этого большие возможности…

Обсудив идею, джентльмены пришли к выводу, что самоуверенного фельдмаршала надо спровоцировать отправиться на военном корабле в дальний и опасный путь — в Россию. Придумана была и веская причина такого путешествия: военный министр, прибывший в Петербург от имени двух союзников — Англии и Франции, должен реорганизовать полудикую русскую армию, которая без конца терпит поражения и мешает союзникам закончить войну победой. Китченеру следует вменить в обязанность разоблачить перед царем интриги германской партии во главе с царицей, тянущей страну к сепаратному миру, и потребовать умножения усилий в войне до победного конца. Наконец, военный министр и его свита должны были опытным глазом определить, в каком минимальной помощи военным снаряжением нуждается Россия, чтобы успешно противодействовать Германии и Австрии на своем фронте.

Видная роль в интриге отводилась французскому и британскому послам — Палеологу и Бьюкенену, панические донесения которых из Петрограда уже давно работали на эту идею. Многое надо было сделать резидентуре Интеллидженс сервис в России, имевшей в своем распоряжении такого доверенного человека банкирских кругов, как Сидней Рейли.

Рейли следует усилить в своих донесениях критические нотки по отношению к царице, ее роли в возможном сепаратном мире России и Германии, больше писать о разложении российских армии и тыла, развале снабжения русских войск, всеобъемлющем германском шпионаже по всей Российской империи — на фронте и в тылу.

Продуманы были соответствующие поручения дипломатической службе, главным редакторам газет, чтобы они создали общественное мнение о необходимости поездки Китченера в Россию.

Технически осуществить план устранения лорда Китченера в открытом море было несложно.

Решено было срочно начать перевооружение одного из старых крейсеров, а во время «модернизации» заложить в его трюмы такое количество динамита, которое могло бы быстро пустить корабль на дно. Тут же по списочному составу флота был найден крейсер «Хэмпшир», построенный в 1903 году. Его потеря не могла нанести серьезного ущерба морской мощи империи.

Холл не сразу понял друга, когда сэр Уинстон предложил «модернизировать» крейсер на верфи «Харланд и Вольф» в ирландском городе Белфасте.

— Но, Реджи, если крейсер перевооружается в Ирландии, объятой националистическими настроениями и почти гражданской войной, у нас меньше угрозы разоблачения, если вдруг в его трюмах найдут ящики с динамитом. Любой идиот сделает вывод, что взрывчатку подложили шинфейнеры [43]. Правда, следует распустить слух, что в этих ящиках хранятся совершенно секретные бумаги, которые ни за что не должны попасть в руки немцев, но представь себе, если ящики все-таки случайно вскроют…

— Бросить тень на шиннфейнеров, обвинить их в сообщничестве с Германией, — вот первый политический результат перевооружения крейсера в Ирландии… — веско аргументировал сэр Уинстон.

— Ради одного этого можно пожертвовать старым кораблем, — согласился адмирал.

— На всякий случай, — продолжал гость, — следует дать сообщение в Петроград о поездке военного министра на крейсере каким-нибудь старым шифром, который немцы уже «раскололи». Адмирал Шеер вышлет тогда в засаду свои подводные лодки, и они начнут охоту за «Хэмпширом»…

— О, да! — поддержал его Холл. — При получении известия о гибели крейсера боши наверняка припишут катастрофу молодецким действиям кого-либо из капитанов субмарины… Это тоже будет нам на руку…

— Далее… — методически развивал свои мысли Черчилль, — твои люди в Петрограде должны распустить слухи, что немка-царица знала заранее весь маршрут плавания корабля с Китченером на борту и предательски выдала этот секрет своим немецким родственникам. Таким образом, мы серьезно скомпрометируем нашу главную противницу в Петрограде и поддержим силы, работающие для ее свержения.

— Вот видишь! Даже сама гибель нашего дорогого фельдмаршала, — лицемерно поднял сэр Уинстон глаза к небу, — будет способствовать усилению Британской империи.

Бывший первый лорд задумался. Он снова вспомнил все обиды, которые претерпел по воле Китченера. Его большой рот скривился в злорадной улыбке.

«А четвертый вывод я тебе, дружочек, не скажу! — подумал сэр Уинстон. — Когда фельдмаршал отправится на тот свет, освободится его министерский портфель… Не исключено, что именно меня призовут на этот пост! Ведь мои могущественные друзья весьма заинтересованы в том, чтобы иметь во главе военного министерства такого энергичного и умного деятеля, как я!»

74. Волочиск, апрель 1916 года

После совещания 1 апреля на царской Ставке, где, вопреки сопротивлению Эверта, Куропаткина и только что отрешенного от командования Юго-Западным фронтом Иванова, Брусилов добился у верховного главнокомандующего и начальника его штаба Алексеева разрешения наступать и его фронту, новый главкоюз [44] приказал Клембовскому вызвать на 5 апреля в местечко Волочиск командующих всеми подчиненными ему четырьмя армиями.

Мудрый генерал избрал Волочиск не случайно. Во-первых, местечко находилось почти на середине четырехсотверстной линии Юго-Западного фронта, всего в полусотне верст от передовой. Оно лежало на линии Юго-Западной железной дороги, что обеспечивало коммуникации и надежную телеграфную связь со штабами армий и его собственным штабом в Бердичеве.

После совещания главкоюз собирался проинспектировать 11-ю и 7-ю армии, с которыми Брусилов был знаком пока только понаслышке.

Во-вторых, Брусилов не хотел разрабатывать наступательную операцию в не остывшем еще «гнезде» Николая Иудовича Иванова. В Бердичеве все напоминало ему генерала-плакальщика. Здесь, казалось ему, не выветрился дух смирения перед врагом, робости и заниженной оценки собственных войск. К тому же чины штаба фронта трепетали перед новым главкомом, ожидали всеобщего разгона, и ждать от них сейчас серьезной помощи не приходилось. Да и командующим армиями было бы полезно начинать работу с новым командующим в иной обстановке.

Назначая встречу на линии бывшей государственной границы империи, Брусилов как бы намекал своим возможным оппонентам, что пора отступления кончилась и начинается изгнание врага из пределов Отчизны. Хитрый старик всеми доступными ему силами как бы толкал своих подчиненных на Запад, в наступление…