Вместе с Россией, стр. 45

Посол доволен. Он получил заверения самодержца, о которых сегодня же сообщит шифрованной телеграммой в Париж. Кроме того, он имеет основание говорить об этом во всех салонах. Результат неплохой, и Палеолог с удовольствием болтает еще о том о сем. Николаю беседа не доставляет особенного удовольствия, но он поддерживает ее, демонстрируя свои знания военной техники, наличного состава германской и австро-венгерской армий, позиций Турции и Италии…

Неожиданно Николай замолкает, нерешительно мнется и вдруг заключает посла в объятия.

— Господин посол, позвольте в вашем лице обнять мою дорогую и славную Францию.

Так же внезапно царь отпускает посла, и Палеологу становится ясно, что аудиенция окончена.

35. Новая Знаменка, август 1914 года

С чувством исполненного долга покинул Палеолог царскую виллу «Александрия». Садясь в карету, он еще раз оглянулся на уютное здание летней резиденции царя, а сам уже прикидывал дорогу до Знаменки.

Мысленно набросав депешу в Париж, посол принялся продумывать предстоящую беседу с великим князем. Перед внутренним взором француза возник человек гигантского роста с длинным лошадиным лицом и белесыми злыми глазами.

«Натура мелкая и тщеславная. Обладает известной волей, переходящей, впрочем, часто в упрямство, громовым голосом и слабостью к крепким русским выражениям, из-за чего у великого князя происходили ссоры с гвардейскими офицерами, не терпевшими оскорблений… — припоминал посол штрихи к характеристике нового вождя русской армии. — Покрывает всячески „своих“, не дает их в обиду, даже если они и заслуживают наказания… Говорят, один из помощников князя, генерал Газенкампф — бр-р, опять немецкая фамилия, — ехал на извозчике к главнокомандующему с совершенно секретными журналами главного крепостного комитета по вопросам обороны Финского залива. Сойдя с извозчика у дворца великого князя, генерал ринулся в гостиную с такой скоростью, что забыл бумаги в пролетке. Когда вспомнил — ни извозчика, ни бумаг не было… И что же? Великий князь даже не пожурил преступника — не то что под суд отдать. Хорош главнокомандующий!»

Палеолог вздохнул и решил настроить себя более благожелательно к великокняжескому семейству — ведь уже показался их дворец.

По случаю предстоящего отъезда великого князя в Ставку в приемной, гостиных и всех залах первого этажа дворца толпился народ. Суматоху возглавлял генерал-майор Саханский, управляющий «малым двором» великого князя и княгини, он же глава свиты. Теперь он назначен комендантом Ставки и своими бестолковыми распоряжениями лишний раз доказывал, что в России начальство ценят не за ум и деловитость, а совсем за другие качества. Саханский был такой же великий путаник, как и сам Николай Николаевич, а потому особенно им ценим.

Толпы знакомых набежали поздравить великого князя с назначением, а заодно и проститься с ним. Это были представители самых аристократических фамилий, родители бесчисленных Владей, Коков, Жоржей и Алексов, которых по протекции великого князя взяли из боевых гвардейских полков и устроили на безопасные и теплые штабные местечки.

«Он уже выиграл свое главное сражение, — подумал Палеолог, увидя в гостиной Николая Николаевича цвет петербургского общества. — Теперь ясен секрет его популярности — великому князю обязаны все сливки общества и их храбрые отпрыски…»

В плюшевой гостиной великой княгини Анастасии чувствовали себя «своими людьми» министр Кривошеин и бывший начальник Генерального штаба, а ныне начальник штаба верховного главнокомандующего Янушкевич, протопресвитер российской армии отец Георгий Шавельский, неизвестные Палеологу генералы и их дамы.

При виде посла союзной державы в прихожей и в залах раздались возгласы «Да здравствует Франция!». Услышав их, хозяин дома выглянул из кабинета, где беседовал с толстяком Родзянко, председателем Государственной думы. Заметив посла, он извинился перед Михаилом Владимировичем и широким жестом пригласил к себе Палеолога. Не раздумывая, как полчаса назад его племянник, Николай Николаевич привлек к себе посла. Палеолог уткнулся носом в звезду ордена св. Андрея на груди великого князя и слегка оцарапал щеку.

— Господь и Жанна д'Арк с нами! — воскликнул Николай Николаевич, и сильный перегар шампанского распространился от него. Лакей внес поднос с бокалами, полными золотистого напитка. Палеологу ничего не осталось, как взять один себе, Николай Николаевич отставил на свой стол сразу два.

У посла мелькнула мысль, что великий князь, хотя и владеет французским языком, но, очевидно, незнаком с историей Франции. Иначе он не призывал бы Жанну д'Арк, ибо теперь война идет совсем не за то, чтобы изгнать англичан из пределов Франции.

Отхлебнув напитка «вдовы Клико», возбужденный не в меру гигант, с лица которого не сходило счастливое выражение от столь желанного назначения и не менее желанного отъезда на войну, продолжал громким голосом:

— Мы победим! Разве провидению не было угодно, чтобы война разгорелась по такому благородному поводу — защитить Сербию, охранить слабых! Обстоятельства благоприятны для нас!

Выразив в поздравлении нужную степень восторга словами верховного главнокомандующего, Палеолог решил приступить к делу, ради которого он и приехал в Знаменку.

— Через сколько дней, ваше высочество, вы перейдете в наступление? Двадцать пять германских корпусов уже стоят на пороге прекрасной Франции, чтобы раздавить ее, как гроздь винограда под солдатским сапогом!..

— Дорогой посол! Я прикажу наступать, как только эта операция станет выполнимой, — уверяет великий князь. — И я буду жестоко атаковать. Может быть, я даже не буду ждать того, чтобы было окончено сосредоточение моих войск. Как только я почувствую себя достаточно сильным, я начну нападение…

Посла не устраивает столь неопределенный срок — как только он сочтет себя достаточно сильным…

— Ваше высочество, — настойчиво и нахально нажимает Палеолог, — согласно франко-русской военной конвенции, под которой стоит подпись генерала Янушкевича, Россия обязывается выступить на 15-й день после начала мобилизации! Это документ, который следует уважать!..

— Я имел в виду, что наступление начнется 14-15 августа, мой дорогой посол, — оправдывается верховный главнокомандующий российской армии. — Вот посмотрите…

Николай Николаевич подводит Палеолога к большому столу, заваленному картами. Водя кривым, желтым от никотина пальцем по листам, он начинает объяснять свой план действий. Великий князь говорит, что первая группа армий будет действовать против Восточной Пруссии, вторая — в Галиции против Австро-Венгрии, а третья воинская масса, собираемая в Польше, назначена покатиться на Берлин, как только фронт в Галиции «зацепит» и «установит» неприятеля. Он целиком повторяет тезисы военной игры в Киеве, хотя сам был ее первым противником.

Между делом Николай Николаевич опрокидывает второй бокал в свой большой и красный рот и, все более вдохновляясь, расписывает представителю союзника, как лихо его войска начнут колошматить немцев.

С хитреньким выражением глаз Палеолог следит за всеми его движениями по карте, чтобы вечером живописать свой визит в Знаменку в дневнике, который, как он уверен, войдет в историю, и в документе, который посол отправит на Кэ д'Орсе.

Палеолог хорошо знает — ему рассказывал об этом сам Пуанкаре, — что депеши французского посла в Петербурге из-за их яркости и великолепного литературного стиля внимательно читают в Париже даже «бессмертные» [21], если, конечно, имеют к ним доступ.

Поэтому посол уже сейчас подбирает слова, которыми он опишет этого человека гигантского роста, потомка русских бояр, вспыльчивого, деспотичного, непримиримого… Прекрасно зная и способствуя развитию недостатков великого князя, чтобы обратить их на пользу Франции, Палеолог не станет писать, что великий князь — тщеславный, неумный, вздорный и капризный грубиян, рекордсмен-матерщинник российской армии, способный отрубить голову любимой борзой собаке, демонстрируя остроту клинка дамасской стали из своей коллекции оружия. Ведь Палеолог, хотя и дипломат, призванный обманывать всех и вся в пользу тех, кто его послал, но тоже хочет выглядеть джентльменом. А это значит — говори всегда о своих знакомых только хорошее, даже если готов им всадить нож в спину.