Души Рыжих, стр. 39

Сбивчивый рассказ боцмана добавил примесь легкой мигрени в сложный коктейль, что к тому моменту уже наметился в черепной коробке Кая.

– Я постараюсь поработать с людьми... – наметил он диспозицию на ближайшие часы. – А вас попрошу запереть Бишопа покрепче и не спускать глаз с нашего теперешнего капитана. Юридически у меня нет оснований сажать его под замок, да и заправку горючего и ремонтные работы мы без него не осилим в нужные сроки... Но с ним что-то не в порядке... Кстати, надо освободить его каюту – в нее свалили все что ни попадя... Нехорошо. Капитан не должен чувствовать себя нашим пленником. Но, повторяю, не спускайте с него глаз! Действуйте!

Осмотр поврежденного стабилизатора не прибавил Чикидаре оптимизма. Безусловно, в Больших Корпусах или в каком-либо из разбросанных окрест законсервированных цехов можно было найти все необходимое для ремонта чертовой железки – не так уж она и пострадала. Но надежды на то, чтобы смыться с гостеприимной Брошенной до того, как сюда нагрянут мальчики Папы, становились иллюзорными. Правда, нет худа без добра – под обеспечение поисков потребного для ремонта материала можно было выцыганить у федералов свободу передвижения по окрестностям. Да его, впрочем, никто и не арестовывал, чтобы так уж сидеть взаперти на собственном судне...

Загружать контейнеры с антиплазмой в грузовой отсек пришлось ему вдвоем с боцманом: мрачный, словно император Харура, Лемье счел свой долг выполненным и удалился к себе в каюту, и не подумав предложить им свою помощь в этом деле.

Пребывать в мрачном состоянии духа для Жана Лемье было, вообще говоря, делом не новым – всякий раз, когда какой-нибудь энергичный тип – из молодых да в ранние – успевал опубликовать результаты – так похожие на те, что года три назад получил и только еще намечал со вкусом перепроверить он – Жан Лемье, – мрачная депрессия накатывалась на вирусолога, и единственным выходом из ее объятий было – резко изменить направление поиска и двинуться к новым сияющим вершинам... Чтобы в конце пути снова увидеть на них чье-то чужое седалище, водруженное туда благодаря наспех сварганенным, а то и из пальца высосанным и быстренько доложенным на очередном престижном форуме плодам научного онанизма. После чего цикл начинался заново.

Но сейчас чувства, охватившие Лемье, не шли ни в какое сравнение с той хандрой, что овладевала им после очередного щелчка по носу, нанесенного рукой судьбы. Тоска и углубленный мазохистский самоанализ уступили место неожиданно подкатившим ему под самое горло злобе и жажде справедливого возмездия.

Жан вскочил с лежанки, на которой расслабился было, как любил это делать всегда во время очередного приступа самобичевания, и выскочил в коридор, который хотя бы можно было мерить шагами – взад-вперед. Под ноги ему тут же попался давешний идиотский ящик, вытащенный им из своего бокса. Он остервенело пнул деревянную емкость, и по коридору россыпью полетели разнокалиберные стальные шарики.

«Правильно! Вот то, к чему ты пришел! – сказал себе Жан, или это кто-то внутри сказал ему. – Сидишь на поломанной посудине у черта на куличках и развлекаешься катанием шариков-подшипников... Тебя все обошли – и те молодчики, что еще у тебя же на экзамене получали свои “ниже среднего”, когда ты уже публиковался в “Нейчер”, и подлые сучки, на которых ты тратил время и сокровища своей души – они-то быстро сообразили, что с таким пентюхом, как ты, им светит только прозябание в роли супруги провинциального доцентишки, и деловитые мальчики, которым ты втолковывал перспективы внедрения в производство все того же “Пепла”... Они сейчас делают на “Пепле” миллионы, а ты таскаешь на горбу аккумуляторы для поломанной космической галоши, и чертов легавый норовит помыкать тобой!

Нет! Больше такого не будет! Кто, как не ты – Жан Лемье, может заглянуть вперед и предсказать следующий шаг в своей науке? А раз так, то почему бы тебе и не объявить об этом шаге раньше тех старательных засранцев, что строят свои графики по одной экспериментальной точке и с одной-единственной не слишком достоверной цифрой в зубах торопятся разослать свои статьи в пяток журналов, а тезисы – на дюжину конференций? Почему бы тебе и не подбросить себе пригоршню циферок – не с лабораторного стола, а из собственного воображения? Интуиция тебя никогда не обманывала, Жан...»

«Господи... – попытался он взять себя в руки. – Куда это меня понесло?.. Это же... Это даже не плагиат, это... Уж не пьян ли я?..»

«Ну-ну... – ехидно сказало ему его новое “я”. – Продолжай в том же духе... И лет через пять-шесть с тобой перестанет считаться даже твоя любимая Марго! А насчет того чтобы выпить – неплохая идея: в кладовке “Леди” полно отличного пойла...»

Не ко времени помянутая Марго тут же вывернула в коридор из камбуза. Вид у рыжей твари был наинесчастнейший. Рассыпанные по полу шарики она обходила так, словно они были под напряжением. Под напряжением была и сама Марго – вот только искры с шерсти не сыпались.

Для Жана в этот момент клятая кошатина предстала воплощением всех его жизненных неудач вместе взятых. Чисто рефлекторно он подхватил с пола шарик по-увесистей и с неожиданным для себя самого умением пустит его через весь коридор прямо в рыжий кошачий лоб.

Марго, упредив его на долю секунды, с диким мявом отскочила за угол.

Новое занятие понравилось Жану, он подобрал второй шарик и стал прикидывать его в руке, дожидаясь, пока из-за поворота снова выглянет его жертва. И чуть не учинил «мокруху».

Вместо Марго из камбуза вышел слегка ошалелый кэп Чикидара. Увидев перед собой поигрывающего стальным шариком Жана, он превратился в соляной столб.

– Добрый вечер, – произнес Лемье, вспомнив правила хорошего тона.

Глава 6

КЛАДЫ И КЛАДОИСКАТЕЛИ

– Должен вас порадовать, мистер покуда вы э-э... освобождали место для следующей кружечки нашего темного, пришло сообщение, что «Гром» уже в ангаре. И часа не пройдет, как ребята из экипажа посыплются в бар к старине Хенки, словно горох из мешка. А пока сие не началось, закончука я вам историю знакомства боцмана Русти Ржавого и Федерального Следователя Кая Санди – благо один из них вот-вот ввалится сюда со всей оравой. Нет, конечно, не господин Санди – его, говорят, после той истории то ли в отставку угнали, то ли чином повысили. Нет – я про Русти. Он, знаете, так в боцманах и ходит – но уже на «Громе». Кораблик как-никак классом повыше, чем «Констеллейшн» кэпа Даниэльса – чтоб ему ТАМ было получше, чем нам ЗДЕСЬ.

Да ладно вам, уберите кредитку – это за счет заведения. При чем тут мое жалованье? Общий баланс, уважаемый, как пить дать сойдется, и на моем кармане эти полпинты никак не отразятся. Я ведь не автомат какой-нибудь паршивый с микрометром внутри. Где-то каплю недолил, где-то перелил – ежели человек хороший. Вот вы мне понравились чем-то, мистер, слушать умеете здорово, душевно так. А есть такие стервецы – только им рассказывать начнешь, а они уж все наперед знают и рассказчика перебить норовят, аж противно. А с вами беседовать приятно, потому как вы профессионально все воспринимаете. Вы, часом, не из попов будете или, извините за выражение из этих – психоаналитиков? Нет? Ну да ладно, был бы человек хороший.

Я так думаю, вы уже поняли, что, кроме новой профессии, генерал-академик Маддер одарил Миссию и еще кое-чем. В уплату, так сказать, за обучение, ибо бесплатно, мистер, в нашем мире можно получить только в зубы. Пиво от старины Хенки – не в счет.

Что верно – то верно, после пересадки профессиональных знаний неведомых космонавигаторов в головах членов Миссии Спасения начался полный сумбур. У кого это происходило полегче, у кого – потяжелее. Питеру Финнегану, например, было совсем невмоготу. В его голове, раскалывающейся от тяжелой давящей боли, бились, накатывая и вновь отступая, две волны сознания. Одна часть его мозга по-прежнему осознавала себя вирусологом Питером Р. Финнеганом, бакалавром медицины, 32 лет от роду, женатым и несудимым. И эта половина глубоко страдала от воспоминаний о дикой и непотребной сцене в кают-компании. Другая же – скрытая пока в темных глубинах подсознания, горячо шептала, что все это лишь глупое недоразумение, не имеющее никакого отношения к его истинной личности, до поры вынужденной скрываться.