Повитель, стр. 43
Однажды, размышляя так, Григорий не заметил, как через забор перемахнула тень. Вздрогнул от шагов, раздавшихся рядом, вскочил и замер, чуть пригнувшись, готовый прыгнуть на проступившую из темноты человеческую фигуру, мертвой хваткой вцепиться в горло, если что…
Но человек, не подходя близко, остановился и предупредил:
— Тихо, Григорий. Не шуми.
— Тереха?!
— Я. Иду, понимаешь, мимо. Смотрю, сидишь…
— Ишь ты, разглядел…
— Ага… Мы все видим, — не замечая ядовитой иронии в голосе Григория, ответил Терентий. — Ну и, думаю, зайду к старому другу.
— К друзьям через калитку ходят, — холодно произнес Григорий, усаживаясь на свое место.
— Э-э, для нас и так привычно. Поповская ограда повыше была, — стараясь казаться беспечным, проговорил Терентий, подошел и сел рядом с Григорием. — Ну, здравствуй, что ли. Отдыхаешь?
— Допустим, — коротко ответил Григорий, явно показывая, что не расположен разговаривать.
Терентий покусал в темноте губы, чтобы сдержать закипавшее бешенство. Ровным голосом спросил:
— Ну, как живешь?
Григорий вскочил, сунул руки в карманы, стал перед Терентием.
— Ты чего тут заливаешь? — почти крикнул он. — «Как живешь?» Говори уж прямо, чего надо…
— Тихо, ты! — властно прикрикнул Терентий, не трогаясь с места. — Что же, прямо так прямо. Садись.
Григорий сел, облокотившись на колени, нагнул голову.
— Давай прямо, — еще раз сказал Терентий. — О мобилизации слыхал?
— Откуда мне слыхать… Никакой бумаги не получал.
— Не прикидывайся дурачком. На сегодняшний день ты — дезертир. За это без разговору к стенке, по закону военного времени. — Терентий помолчал и спросил: — Дошло?
Григорий поднял голову:
— А ты?
— Что я? — переспросил Зеркалов.
— На тебе тоже погон не вижу.
— Понадобятся — надену. Но ты не кивай на других. Меня к стенке не поставят… О себе подумай… А сейчас ты мне вот что скажи: Андрей Веселов знаешь где?
— Что я, — святой дух, чтоб все знать? — насторожился Григорий. — Говорят, будто в Гнилом болоте где-то…
— Это и нам известно, что в болоте… А ты его вдоль и поперек исходил, все тропки знаешь… Вот и прикинули — повременить пока надевать тебе погоны… А то давно бы тебя за дезертирство… Понял, почему не трогали пока?
Бородин долго и тупо смотрел на Терентия, будто не понимая, что тот хочет от него. И так же, как у отца, у Григория начинала понемногу отваливаться челюсть.
— То есть, значит, должен я…
— Ну да… — мотнул головой Зеркалов. — И пришел я к тебе не днем и не через калитку… Кумекаешь?
Григорий с шумом выдохнул из себя воздух и, точно был туго надутым и тем только держался на ногах, плюхнулся на лавку. Однако, едва коснулся сиденья, тотчас вскочил, вцепился обеими руками в Терентия, закричал:
— К черту! Ишь выдумали!.. Нашли дурака… Сам иди выслеживай… А если Андрюха верх возьмет, мне что тогда останется? Ну скажи, что? А мне жить надо. Ну вас к…
Выкрикивая, Григорий тряс Зеркалова, точно хотел повалить на землю, растерзать в клочья. Зеркалов не мог оторвать от себя его рук. Наконец, изловчившись, ударил головой Григория в подбородок, отбросил к стене и выхватил из кармана наган. Сухо щелкнул курок, и вслед за тем взвыл Бородин, оседая у стены:
— В-в-а-а…
— Замолчи, сволочь! — прохрипел Терентий, поднимая наган. — Орешь на всю деревню… Еще слово — и…
Григорий теперь только тяжело дышал. Грудь Зеркалова тоже высоко вздымалась. Оба застыли на месте, не спуская глаз друг с друга, готовые к действию: один, оторвавшись от стены, — прыгнуть и вцепиться клешнятыми руками в горло, а второй — тотчас выстрелить.
Наконец Зеркалов опустил оружие, достал платок, вытер им лоб и шею. Потом сел на лавку, положил наган на колени, не выпуская, однако, из рук.
— Задача ясна? — властно спросил он.
— Уволь ты меня от этого, Терентий, — вдруг тонко и жалобно начал Григорий. — Уволь по старой дружбе. Боюсь я… Ведь если узнают люди, что я… Господи, убьют ведь где-нибудь в переулке…
— Сделай так, чтобы не узнали, — холодно посоветовал Зеркалов.
— Господи, да отец первый растрезвонит по селу.
— Коли боишься, так не рассказывай ему. Сейчас, к примеру, отец спит? А пока мы с тобой тут… беседуем по-дружески, уж можно бы туда и обратно… — Терентий махнул рукой в сторону Гнилого болота. — Ведь рядом почти… — Он спрятал наган в карман, встал, намереваясь уходить. — Так что… концы, как говорят, с тобой. Выполняй задание. И не дай бог тебе ослушаться!..
— Да ведь развезло сейчас. Не то что в болоте — в любом логу утонешь! — сделал последнюю отчаянную попытку Григорий.
— Ничего! Через день-два вода скатится. А ночью подмерзает. Что нам и важно… В общем, смотри. Шутки шутить мы не собираемся…
Терентий Зеркалов ушел тем же путем, каким и пришел. Вокруг Григория стояла густая тишина, пахло свежей мокрой землей, тянуло из леса знакомым с детства, всегда волнующим запахом лопающихся почек… Иногда, сидя здесь, Григорий слышал глухие хлопки выстрелов, доносящихся из ограды лопатинского дома. Там кого-то расстреливали. Прилипая спиной плотнее к стене, Григорий думал тогда: «Вот и все… жил — и нет. Много ли надо человеку, чтобы помереть». Сегодня же выстрелов было не слышно…
И вдруг на ближней улице послышался топот несущейся во весь карьер лошади. Раздался выстрел, посыпались стекла, и прорезал тишь предсмертный крик:
— А-а-а!..
Крик оборвался на самой высокой ноте, а эхо еще несколько секунд плутало по лесу. «Ишь человек уж убит, а крик его все плавает над землей», — мелькнуло в голове Григория. И тотчас облился холодным потом, вспомнив, как стоял против него Терентий с наганом: «Выстрелил бы ведь, дьявол!! Ему что?»
И подумал с ужасом: и его, Григория, предсмертный крик плавал бы так же над деревней… А самого бы уж не было в живых.
8
Отшумели вешние воды, помолодела земля, запестрели на лугах цветы, не заботясь о том, что расцвели напрасно, что людям сейчас не до них…
В доме Бородиных ничего не изменилось. Бабка-стряпуха по-прежнему молча варила обеды и ужины, когда приходило время, молча ставила еду на стол и, так и не вымолвив ни слова, отходила прочь. Петр молился на образа и, храня гробовое молчание, лез за стол. Потом поворачивал землистое лицо к сыну, и Григорий молча сползал с кровати.
Пойдет ли теперь отец к Зеркалову или не пойдет — Григория мало беспокоило. Другими мыслями был занят его ум.
Он помнил последний разговор с Терентием и целыми сутками ломал голову над тем, как отвязаться от него. И хотя знал, что Терентий Зеркалов не бросал слова на ветер, предупреждая: «И не дай бог тебе ослушаться!» — все-таки тянул. И когда уже зашевелилась в душе Григория надежда: «Может, не придет, может, минует…» — он однажды увидел Терентия в темноте сидящим на лавочке возле дома. Он не встал, когда Григорий подошел, даже не пошевелился. Только произнес коротко и угрожающе:
— Ну?!
— Так я… Я ждал… Договориться бы надо… А в общем, конечно… куда же денешься от вас…
— Ты не крути, сволочь!.. Может, ты думаешь, мы играем с тобой? Может, ты все еще думаешь, что в армию не призван?..
Терентий говорил, не повышая голоса, вяло и тихо, вроде совсем без гнева.
— Ты вот что, Терентий, не сволочи меня… Может, я смерти Веселова больше твоего желаю…
— Н-ну, пожалуй, поверю, — тягуче протянул Зеркалов.
Григорий сел рядом на лавочку. Терентий чуть отодвинулся.
— Я сделаю, — тихо начал Григорий. — Это только говорят, что, мол, нету пути туда, засосет любого, кто пойдет… Я все тропки знаю… почти не хуже отца… — Он помолчал, взглянул на Зеркалова и еще раз повторил: — Да, не хуже отца… Он-то вырос и всю жизнь на болоте этом, можно сказать, провел. Ночью может пройти его вдоль и поперек. Только один раз пришлось заночевать нам среди трясины. И то потому, что ливень ударил, вспухло все, водой взялось…