Имя Зверя, стр. 7

Ронни взглянул на Майкла:

— Мы с Томом обсудили эту проблему и решили помалкивать. Возможно, это просто ошибка. Но если нет, нельзя было вспугнуть того, кто за этим стоит. Я вышел на связь со своими людьми и стал ждать, не раскопают ли они чего-нибудь.

— И дождался?

Ронни кивнул:

— Не много, но достаточно. Кроме Лондона, несколько встреч состоялось в Александрии, а также в Каире — одни с немцами, другие с французами, третьи с ирландцами. И каждый раз это были новые фундаменталистские группировки. Между ними как будто не было явной связи. Затем всплыло имя. Абу Абдалла эль-Куртуби. Слышал о таком?

Майкл покачал головой:

— Нет. Я должен был о нем слышать?

— Не обязательно. Я сам точно не знаю, кто он такой. Судя по всему, он идейный вдохновитель группы религиозных радикалов, но я даже не могу узнать ее название. С этим...

Он заколебался, нахмурившись. Женщина в углу читала свой роман. Пожилой человек пил пиво. Слышались шаги людей, поднимающихся по лестнице. Какое-то движение.

— С этим эль-Куртуби что-то не в порядке, — продолжил Ронни. — Мой главный осведомитель в мухабарате заткнулся, когда я упомянул его имя. Заявил, что никогда о таком не слышал. Но он врет. Я начал наводить справки. И тогда начались убийства.

Холли снова прервал его:

— Майкл, у него есть связи здесь, в Англии. Я думаю, у него есть друг в Воксхолле. Может быть, в других местах тоже. Не спрашивай меня, зачем и для чего. Но мне нужно узнать. Ты нужен мне, Майкл. Ты нужен мне в Египте.

Майкл допил свой бокал. Его рука слегка дрожала. На него нахлынули неприятные воспоминания. Он никогда не жалел о своем решении выйти в отставку.

— Извини меня, Том. И ты, Ронни. Извините меня, но я просто не могу себе позволить снова дать себя впутать в ваши дела. Вы знаете, почему я ушел. Я не могу снова влезать в это.

— Я не прошу тебя. Я только...

— Я вышел из игры, Том. Мне в самом деле жаль, но другого ответа не будет.

Том замолчал. Он взглянул на Ронни, потягивавшего свой джин и, казалось, глубоко задумавшегося. Когда Перроне снова поднял глаза, выражение его лица изменилось.

— Майкл, фундаменталисты пытаются набрать силу. Вот к чему идет дело. Ты знаешь, что это означает, знаешь не хуже меня. Именно это мы стараемся предотвратить уже много лет. Если это случится... — Он сделал паузу. — Прошу тебя, Майкл, подумай об этом. Ради меня, ладно?

В тоне, каким Ронни высказал свою просьбу, слышалась серьезность, озадачившая Майкла. Как будто Перроне на мгновение забыл о маске позера. Что оказалось под ней? Хотя Майкл не был уверен, ему показалось, что он увидел смертельно испуганного человека. Но что его испугало?

— Пожалуй, мне пора идти, — сказал Майкл. Поколебавшись, он обратился к Перроне: — Я подумаю, Ронни. Я не хочу оставлять тебя в беде. Но мне нужно во всем разобраться. Ты ведь понимаешь?

— Да. Понимаю, Майкл. Но, пожалуйста, подумай.

Том Холли положил руку на плечо Майкла:

— Майкл, могу ли я рассчитывать, что ты будешь в городе завтра вечером?

— Если только для того, чтобы поговорить об этих вещах, то, думаю, нет. Мне хочется покончить с похоронами, прежде чем начать серьезные размышления.

Холли покачал головой:

— Не торопись, Майкл. Серьезно все обдумай. Но мне бы хотелось повидаться с тобой завтра, если будет возможность. Это весьма важное дело, хотя совершенно другого характера. Я хочу познакомить тебя кое с кем.

— Не обещаю, Том. Ты не можешь подождать до воскресенья?

— Боюсь, что нет. Завтра вечером — последняя возможность. Если бы ты не оказался здесь, я бы даже не думал об этом. В Школе восточных и африканских исследований в семь часов будет прием. В библиотеке. Пожалуйста, Майкл, постарайся там появиться.

— Я постараюсь, Том. Честное слово. Но ничего не обещаю.

Они поднялись вместе. Том расплатился за напитки, и они вышли. На улице по-прежнему шел дождь. В баре после их ухода женщина средних лет в твидовом костюме допила свой стакан и отложила роман. Открыв сумочку, она тщательно напудрилась и подкрасила губы. Затем закрыла пудреницу, достала радиотелефон и изящными движениями пальцев набрала номер Воксхолл-Кросса.

Глава 4

Похороны тянулись бесконечно. С деревьев на кладбище уже облетели листья; дождевые капли на ветвях казались крошечными почками, попавшими из весны в осень. Серый свет лился на гранит и мрамор, похоронные урны и крылья разбитых ангелов. Он высвечивал имена умерших, написанных золотыми буквами, струился между лепестками засохших цветов. Гравийные дорожки, поросшие травой, были все в маленьких лужицах. Майкл подошел к могиле как пилигрим, чей путь подошел к концу, но исполнение обета кажется столь же далеким, как и прежде.

Он приехал в Оксфорд предыдущей ночью. Выбраться из Лондона оказалось сущим кошмаром. На шоссе М-40 были пробки; он забыл, что такое английские дороги. Он немного посидел у кровати матери. Она тихо говорила по-арабски, находя утешение в словах и фразах из прошлого, окружая Майкла воспоминаниями о времени, таком же мертвом, как человек, бывший ее мужем. «Здесь совсем по-другому выражают свое горе», — сказала она, — и у нее нет ни слов, ни слез, только пустота. Никто из ее египетских родственников не приехал на похороны, хотя были телефонные звонки и телеграммы, некоторые — от людей, которых она почти забыла. Она была иностранкой в чужой стране, и никогда раньше ее изгнание не обходилось с ней так жестоко и немилосердно.

На похороны, как и предполагал Том Холли, пришло очень мало народу. Рональд Хант был не слишком популярен. Цветов едва хватило, чтобы покрыть гроб, когда его везли на катафалке. В ногах лежал венок — сооружение из роз и белых гвоздик, представляющее эмблему полка. Но всего несколько боевых товарищей пришли на похороны. Кроме них, были некоторые родственники. В том числе и Кэрол.

Кэрол не была бы Кэрол, если бы пренебрегла такой возможностью, подумал Майкл. Наверно, чтобы выкинуть какой-нибудь номер, решил он. Чтобы влезть в его горе со своими собственными воображаемыми страданиями, чтобы поиздеваться над тем, кем, по ее мнению, он стал, бросив ее.

Она хорошо выглядела, не позволила себе опуститься после разрыва. Разумеется, такое было бы ей несвойственно. Ее прекрасные светлые волосы были стянуты в хвост и спрятаны под черной шелковой косынкой. Она носила темное кашемировое пальто без украшений, ее туфли от Бруно Мальи остались чистыми даже после пути по кладбищу. Она приехала сама. Она по-прежнему жила одна или делала вид: ей не шло нарушение внешних стандартов жизни. Кэрол по-прежнему мастерски вела двойную жизнь. В течение их долгого брака Майкл так и не смог до конца оценить всю степень ее неверности, никогда не подозревал, с какой легкостью давались ей обманы. Она и Майкл ехали на похороны в одной машине — об этом позаботился Пол.

Пол провел заупокойную службу, как планировалось. Высокий, угловатый, в черной рясе, посеребренной дождем, он стоял у разверстой могилы своего отца. Не сын, священник. Его великолепно поставленный голос уверенно звучал среди надгробий. Он задрожал только раз, произнося имя отца. Ни на его лице, ни в его поведении не было видимых следов горя. И все же, как знал Майкл, Пол был сильнее всех потрясен смертью отца и сильнее всех страдал от потери.

У них с Майклом почти не было возможности поговорить предыдущей ночью. Пол тоже уже почти год жил в Каире, и братья виделись время от времени. Их нельзя было назвать близкими людьми, но вражды между ними не было. Только отчужденность, разделяющая их, о которой они оба сожалели, не зная, как преодолеть ее. Они вместе прилетели в Хитроу, но Пол отправился прямо в Оксфорд, а Майкл задержался в Лондоне, чтобы встретиться с Томом Холли. Когда в самолете он упомянул имя Холли, Пол ничего не сказал, но Майкл почувствовал его неодобрение. И что-то еще. Что-то, немного похожее на страх или подозрение.

В течение всей службы Майкл держал мать за руку. Она стала старой и хрупкой, и он подумал, что скоро она последует за отцом. Без него что еще осталось для нее в этой холодной, негостеприимной стране, в этой Англии, которая не была той Англией, в которую ее привезли столько лет назад? На мгновение Майкл подумал о том, чтобы предложить ей вернуться с ним и Полом в Каир. Ее семья все еще жила там, она могла прожить остаток своих дней в покое. Но он быстро понял, что это бесполезно. Годы мира для нее давно кончились, она сама приняла решение покинуть страну, в которой никогда не чувствовала себя на родине. И кроме того, если Том Холли прав и к власти в Египте придут фундаменталисты, это будет совсем неподходящее место для старой женщины-христианки. Она останется в Англии с их сестрой Анной и ее мужем, это уже было решено.