Имя Зверя, стр. 59

— А ты, — сказал он, — точно тот же самоуверенный маленький подонок, каким всегда был. Плохо. — Он замолчал. Его взгляд был направлен на Ахмада. — Ахмад, — продолжал он, — позволь мне все объяснить. Абд эль-Карим Тауфик приказал мне создать Департамент национальной безопасности, подчиняющийся религиозной полиции. В свое время он станет независимым органом Исламского государства. В течение следующего месяца мы возьмем на себя функции мухабарата. Мы уже командуем регулярной полицией и бригадой для борьбы с мятежами.

Но между тем мне надо расплатиться по старым счетам. И новые условия дают мне прекрасную возможность. Мне очень повезло. Пока я работал в мухабарате, мои руки были связаны. У меня были подозрения, но с кем я мог ими поделиться? Ты был любимчиком у начальства. Ты был всемогущ на своем посту или почти всемогущ. Но я подозревал тебя и знал, что однажды ты мне попадешься. Поэтому я держал язык за зубами и ждал. А потом... — На тонких губах Абу Мусы на мгновение промелькнула улыбка. Но не в глазах. Его глаза не улыбались, в них была только нервозность.

Шукри внезапно понял, что дело в другом человеке, незнакомце, прятавшем лицо в тени. Абу Муса оглядывался время от времени, как будто проверяя, тут ли он еще. Шукри посмотрел в угол, но по-прежнему не мог разглядеть его.

— И всего три недели назад судьба мне улыбнулась, — продолжал Абу Муса. — За твоей племянницей, прелестной мисс Манфалути, была организована слежка. Мы присматривали за ней с тех пор, как исчез ее муж. Но, впрочем, ты об этом знал. Возможно, ты также знаешь, что несколько месяцев назад она стала любовницей бывшего агента британской разведки — человека по имени Майкл Хант. — Он сделал паузу. — А, твои глаза выдали тебя. Ты, конечно, знаешь это имя. Какая великолепная компания, старший офицер в национальной безопасности, его прелестная племянница и иностранный шпион.

— Ты несешь чушь.

Абу Муса медленно и убежденно покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Не чушь. Несколько недель назад Майкл Хант уехал в Александрию и исчез там. А затем, как ни странно, твоя племянница тоже исчезла.

Шукри не мог отвести взгляда от его неулыбающихся глаз. Какие жестокие глаза. Абу Муса парил над землей. Он никогда не поднимался так высоко, никогда у него не было такой силы. Если только... Он полуобернулся, чувствуя на себе наблюдающий взгляд.

— То есть до сегодняшнего дня. Сегодня мисс Манфалути и человек, который, по нашему мнению, был Майклом Хантом, подобрали тебя, когда ты возвращался домой со службы. Вы отправились в Хелуан, а затем снова вернулись в город. И где же вы в конце концов оказались? В магазине, принадлежащем радисту Майкла Ханта.

Абу Муса обернулся. Рифат, окончательно пришедший в сознание, раскинулся на полу, а его мать склонилась над ним. Она была старой женщиной, одетой в выцветшую косынку и свободное платье, — на любой каирской улице можно найти таких старух, сморщенных, печальных.

— Поднимите его! — приказал Абу Муса.

Один из мухтасибов рядом с Рифатом схватил беднягу за волосы и, дернув за них, поставил его на ноги. Старая женщина повисла на сыне, выкрикивая что-то нечленораздельное. Шукри заметил, что она ранена в нескольких местах. Ее лицо было покрыто синяками.

— За сегодняшний день, — начал Абу Муса, — наш центр в Эль-Амирийе дважды перехватил радиосвязь между Лондоном и Каиром. Первая передача шла из Каира, вторая — из Воксхолл-Хауса в Лондоне.

Я думаю, что Майкл Хант сегодня побывал здесь, и думаю, что он послал радиограмму начальнику своего отдела. Второе послание, должно быть, содержит ответ. Код, которым были зашифрованы оба сообщения, мы не смогли разгадать. Но ты понимаешь, что нашей национальной безопасности жизненно необходимо расшифровать его.

Он сделал паузу и кивнул в сторону Шукри. Больше он не сделал ни движения, да ему и не надо было ничего делать. Двое мухтасибов встали за спиной Шукри и крепко схватили его за руки.

Почувствовав запах керосина, Шукри удивился, почему не понял раньше. Неужели слишком боялся? Он мог бы обо всем догадаться в то мгновение, как увидел Абу Мусу: в конце концов, это его фирменный прием. Шукри почувствовал, как тяжелеет комок в его желудке.

— Ахмад, я знаю тебя слишком хорошо, чтобы надеяться, что ты заговоришь так быстро, как мне бы хотелось. У меня нет времени. Мне нужны результаты.

Поэтому ты просто послужишь иллюстрацией. — На его губах снова появилась полуулыбка. Он повернулся и посмотрел на Рифата.

— Не много от него осталось, правда? Маленький человечек, получивший более чем достаточно. Сейчас он боится, но не знает, что такое настоящий страх. Но ты знаешь, Ахмад, не так ли? Ты очень хорошо знаешь. Возможно, он не будет бояться за себя, учитывая его состояние. Но он будет бояться за свою мать, когда узнает, что я могу сделать с ней.

Шукри почувствовал снова едкий и тошнотворный запах керосина. Несмотря на холод в комнате, он вспотел. Он закрыл глаза.

Он вспомнил свою жену — не такой, какой знал ее, а какой она появлялась в его снах, каждую мучительную ночь, год за годом. До самого недавнего времени. Недавно ему снилась пирамида в пустыне. Он открыл глаза и снова увидел голую комнату без книг.

Абу Муса щелкнул пальцами. Вперед вышел человек с худым лицом, держа в руках длинную трубку — тонкий гибкий резиновый шланг. Шукри почувствовал, что его еще крепче схватили за руки, и удивился, почему его не связывают.

— Ты выставляешь себя на посмешище, — сказал он.

— Сильнее, чем ты себя? — спросил Абу Муса.

— Да, — сказал Ахмад, — сильнее, чем я себя. — Сейчас это не имело значения. Сейчас уже ничего не имело значения.

Мухтасиб прижал кончик шланга к его губам.

— Расслабься, — сказал он, — расслабься и проглоти, тебе же будет легче.

Шукри боролся против шланга, но мухтасиб все равно засунул трубку ему в рот. Очевидно, у него была немалая практика. Шукри задыхался, кашлял, но мухтасиб пропихнул шланг ему в горло. Это было как изнасилование.

Сделав свою работу, мухтасиб взял воронку с широким горлом и вставил ее в другой конец шланга. Шукри хотел закричать, но не мог; из него выходили только стоны. На него смотрел Рифат, лицо которого насильно повернули в сторону Шукри. Полковник видел в его глазах страх. Что ужаснее — чума или люди?

Книготорговец начал рыдать, когда в воронку стали медленно лить керосин. Шукри чувствовал, как жидкость течет по шлангу, наполняя смертью его желудок. Налив достаточно керосина, шланг вытащили. Шукри кашлял, задыхался и пытался сблевать. Его внутренности пылали как в огне. Мухтасиб достал из кармана тугой моток бинта.

— Проглоти, — приказал он.

Шукри крепко сжал зубы. Это уже чересчур, больше он не будет им подчиняться. Абу Муса кивнул, мухтасиб сломал ему челюсть одним ударом пистолета и запихнул моток в горло, крепко держа конец. Бинт был вымочен в керосине: его вкус наполнил рот Ахмада.

Рифат перестал плакать. Шукри посмотрел в его глаза. Страх. Покорность. В его поэзии, в его философии не нашлось ничего, что бы подготовило его к такому испытанию. Шукри закрыл глаза и увидел длинную шеренгу сфинксов, черную пирамиду, поднимающуюся к небу, в котором кружились птицы. Наступила тишина, ужасная тишина. И наконец звук чиркнувшей спички. Он открыл глаза.

И в этот момент из тени вышел Голландец и улыбнулся ему.

Глава 48

Айше дрожала от холода и страха. Если Майкл попытается сегодня ночью связаться с Касимом Рифатом, он угодит в ловушку. Она не знала, кто возглавлял налет на магазин, но все окрестности кишели мухтасибами.

Они с Бутросом притаились в тени в маленьком переулке, отходившем от улицы за магазином. Они уже видели, как мимо проехали два джипа с символикой религиозной полиции — зеленым полумесяцем, образованным словами «Ла илаха иллаллах»: нет бога, кроме Бога. Улицы зловеще притихли. Ни шарканья ног, ни кашля, ни лая собак. Не слышно даже детского плача.