Безутешные, стр. 77

– Мистер Райдер…

– Мистер Бродский, мне очень жаль вашу собаку. Но положение таково, что я взял на себя слишком много обязательств, и в результате у меня почти не остается времени на то главное, ради чего я сюда приехал… – Внезапно во мне вспыхнуло раздражение, и я резко затормозил. – Честно говоря, мистер Бродский, – я чуть ли не перешел на крик, – мне придется просить вас и всех прочих больше не обращаться ко мне за услугами. Все, пора этому положить конец! Хватит!

Секунду Бродский разглядывал меня с легким недоумением. Потом он отвел глаза, и лицо у него совсем вытянулось. Я немедленно пожалел о своей вспышке: стоит ли винить Бродского в том, что в этом городе меня беспрерывно отвлекают от дел? Я вздохнул и проговорил уже мягче:

– Послушайте, предлагаю вот что. Сейчас я возвращаюсь в отель, чтобы порепетировать. Мне нужно минимум два часа позаниматься без помех. Но потом, если все пройдет удачно, я смогу обсудить с вами дела, касающиеся вашей собаки. Подчеркиваю: я ничего не могу обещать. Но…

– Он был всего лишь псом, – неожиданно произнес Бродский. – Но я хочу с ним попрощаться. Мне хотелось музыки, самой лучшей.

– Очень хорошо, мистер Бродский, но сейчас мне нужно спешить. У меня, ей-богу, совершенно нет времени.

Я возобновил свой путь в полной уверенности, что Бродский, как прежде, пойдет за мной, но он не двигался. Секунду я колебался: мне казалось неловким просто оставить его на тротуаре, но потом я вспомнил, что не имею права отвлекаться. Я быстро миновал итальянские кафе и оглянулся только у перехода, ожидая зеленого света. Мгновение я ничего не мог разглядеть сквозь толпу, но затем увидел, что Бродский стоит на том же месте, где я его покинул, и, немного наклонившись вперед, рассматривает приближающийся транспорт. Тут я сообразил, что там находится трамвайная остановка, и Бродский не двинулся с места просто в ожидании трамвая. Но тут зажегся зеленый свет – и, пересекая дорогу, я снова обратился мыслями к более насущному предмету: моему вечернему выступлению.

В вестибюле мне показалось, что вокруг царит суета, но в те минуты я думал только о том, как организовать репетицию, и не стал осматриваться внимательней. Я, наверное, даже проявил бесцеремонность, протиснувшись к конторке портье мимо других постояльцев.

– Простите, гостиная сейчас свободна?

– Гостиная? Едва ли, мистер Райдер. Там обычно собираются постояльцы после ланча, поэтому, наверное…

– Мне нужно немедленно переговорить с мистером Хоффманом. Дело не терпит отлагательства.

– Да, мистер Райдер, разумеется.

Портье снял телефонную трубку и сказал в нее несколько слов. Затем, положив трубку, обратился ко мне:

– Мистер Хоффман будет с минуты на минуту, мистер Райдер.

– Очень хорошо. Дело крайне спешное. Произнося это, я почувствовал на своем плече чью-то руку, обернулся и увидел Софи.

– О, привет! Что ты здесь делаешь?

– Принесла кое-что. Для папы, знаешь ли. – Софи смущенно хихикнула. – Но он занят, он сейчас в концертном зале.

– А, пальто! – догадался я, заметив у нее под мышкой пакет.

– Холодает, вот я его и принесла. Но папы нет, он не возвращался из концертного зала. Мы прождали уже почти полчаса. Если через несколько минут он не вернется, ничего не поделаешь – придется уйти.

Я увидел Бориса, сидящего на диване в противоположном конце вестибюля. Мне мешала группа туристов в середине вестибюля, но я все же разглядел, что Борис сосредоточенно изучает потрепанный справочник домашнего мастера, который я купил в кинотеатре. Софи проследила за моим взглядом и снова хихикнула:

– Он так увлекся этой книгой. Прошлым вечером, когда ты ушел, он оторвался от нее только когда нужно было ложиться в постель. И, едва проснувшись, снова за нее взялся. – Она опять усмехнулась и взглянула на Бориса. – Замечательная идея – купить ему эту книгу.

– Я рад, что ему нравится, – произнес я, поворачиваясь к конторке. Я поднял руку, чтобы привлечь внимание портье и узнать, куда девался Хоффман, но Софи подошла ближе и заговорила другим тоном:

– И долго ты намерен продолжать в том же духе? Знаешь, он ведь серьезно расстраивается.

Я ответил недоуменной гримасой, но Софи продолжала сверлить меня суровым взглядом.

– Я знаю, сейчас у тебя трудности, – продолжала она. – И от меня было не много толку, это верно. Но дело в том, что он места себе не находит. Сколько это будет еще продолжаться?

– Не понимаю, о чем ты.

– Я уже созналась, что моя вина тут тоже есть. Какой же смысл делать вид, будто ничего не случилось?

– Делать вид, будто ничего не случилось? Наверное, это Ким придумала? Предъявить мне все эти обвинения?

– Ким, действительно, всегда говорила, что мне нужно быть с тобой гораздо откровенней. Но в этот раз она ни при чем. Я затеяла этот разговор, потому что… потому что не могу смотреть, как изводится Борис.

Слегка озадаченный, я попытался снова обратиться к портье. Но прежде чем сумел привлечь его внимание, Софи продолжила:

– Заметь, я ни в чем тебя не обвиняю. Ты проявил большую чуткость. Ты был более чем терпелив. Даже не повысил на меня голос. Но я всегда знала, что ты не можешь не злиться, – и вот, оказалась права.

Я рассмеялся:

– Видимо, такая вот популярная психология – предмет твоих разговоров с Ким?

– Я всегда это знала, – не унималась Софи, игнорируя мое замечание. – Ты все-все понимал, просто на удивление, даже Ким это признает. Но нельзя же игнорировать реальность. Невозможно бесконечно делать вид, будто ничего не происходит. Ты злишься. Кто тебя осудит? Я никогда не сомневалась, что злость найдет себе выход. Просто не представляла себе, что это произойдет именно так. Бедный Борис! Он и не знает, что натворил.

Я снова бросил взгляд туда, где сидел Борис. Он, казалось, был все так же поглощен чтением.

– Послушай, – проговорил я, – мне по-прежнему не совсем понятно, о чем ты говоришь. Вероятно, подразумеваешь небольшое выяснение отношений, которое состоялось у нас с Борисом. Но при данных обстоятельствах это было более чем оправданно. Если я недавно слегка от него отдалился, то это потому, что ему, по-моему, не следует заблуждаться относительно истинного характера нашей дальнейшей совместной жизни. Нам всем нужно быть осторожней. После случившегося кто знает, что готовит для нас троих будущее? Борису нужно становиться более жизнестойким и независимым. Уверен, он и сам в глубине души это понимает.

Софи глядела в сторону – и мне на секунду показалось, что она о чем-то задумалась. Я готовился снова обратиться к портье, но она внезапно сказала:

– Пожалуйста, пойди сейчас. Скажи ему что-нибудь.

– Пойти? Беда в том, что у меня неотложное дело, – и как только появится Хоффман…

– Пожалуйста, всего два-три слова. Для него это так важно. Пожалуйста.

Она не сводила с меня глаз. Когда я пожал плечами, она первой отправилась в дальний конец вестибюля.

Когда мы приблизились, Борис поднял глаза, но тут же вновь с серьезным видом уставился в книгу. Я думал, Софи что-нибудь скажет, но, к моей досаде, она только послала мне многозначительный взгляд и удалилась за диван, на котором сидел Борис, к журнальной полке у окна. Я оказался один на один с Борисом, который продолжал читать. Наконец я подтянул к себе стул и сел напротив.

Борис по-прежнему читал, делая вид, что не заметил меня. Затем, не отрываясь от страницы, шепнул себе под нос:

– Грандиозная книга. В ней есть все.

Я раздумывал, что ответить, но тут обратил вни мание на Софи, которая стояла к нам спиной и притворялась, будто изучает журнал, только что снятый с полки. Во мне вдруг опять поднялась злость, и я горько пожалел о том, что последовал за ней. Я понял: она хитро устроилась; теперь, что бы я ни сказал Борису, она воспримет это как подтверждение своей правоты. Я снова бросил взгляд на Софи; заметил, как она округляет спину, дабы показать, что по уши погрузилась в журнал, и разозлился еще более.