Мистификация, стр. 26

– Ты чем там занимаешься? Что за хрень? – прервал меня Дик. – Травкой балуешься? Слишком много коктейлей? Или что-нибудь поэкстравагантнее?

– Я выпал из номера в коридор. Это долгая история.

– Заканчивай выпадать из номера и приступай к работе, – прорычал мой сердобольный друг и принялся рассказывать мне о своих успехах.

Мы расстались в нью-йоркской квартире, когда единственной относительно чистой там осталась только кухня. Уезжая, я оставил ему записку на столе, рядом с сахарницей: "Не коллекционируй грязные тарелки в раковине. Это привлекает тараканов". И подписался: "Твоя еврейская мамочка Клифф".

– Эта записка привела меня в чувство, – рассказал мне Дик по телефону. – Ты понятия не имеешь, в какую депрессию я погрузился после твоего отъезда.

Это был его первый приезд в США за последние пять лет, и каждый раз, когда Дик проходил по улице, читал газету или включал телевизор, до него доходило, что в деле экспатриации он, как и я, преуспел, чувствуя себя дома не в Нью-Йорке, а на Ибице, в Лондоне или Париже.

Работа стала его антидепрессантом. В Публичной библиотеке Дик прошерстил каждый том "Гида читателя по периодической литературе" начиная с 1905 года, когда на свет появился наш герой. Он ксерокопировал практически все статьи о семье Хьюза, а затем пошел в редакцию "Нью-Йорк таймс" и там повторил весь процесс. После того как я позвонил ему из Вашингтона и рассказал о "Транс уорлд эйрлайнз" и эфиопских авиалиниях, Дик заказал фотокопии полудюжины контурных карт Эфиопии.

В квартире было только две пишущие машинки, "Ройял" и старый бесшумный "Ремингтон". Мы уже решили, что нам понадобится машинка, на которой мистический слуга Хьюза, Педро, отпечатает первую часть расшифровки разговоров. Я объяснил Дику, что "Ройял" не подойдет, так как на нем я создал план "38-го этажа" и у "Макгро-Хилл" есть экземпляр. Саскинд отнес "Ремингтон" в мастерскую по соседству почистить и привести агрегат в порядок. Работа была закончена через два дня, и Дик отбыл в Лас-Вегас.

– Первым же делом, – рассказывал он мне по телефону, – я просадил шестьдесят баксов на игровых автоматах. "Кретин, – сказал я себе, – если ты хочешь потратить деньги в казино, сделай это с достоинством. Не уподобляйся старой перечнице из Де-Мойна", поэтому выбросил на ветер три сотни в блэк-джек и еще пять – в кости. Перед глазами замаячил семейный скелет, мой дядюшка Чарли по прозвищу Невозмутимая Колода.

Этот самый дядюшка сделал себе состояние, став карточным шулером на трансатлантических лайнерах. Когда он умер, в его шкафу было сто пятьдесят костюмов, а в кармане – одиннадцать долларов шестьдесят центов.

– Послушай, – взбеленился я, – этот звонок вылетит мне в кругленькую сумму. Расскажи, как ты продвинулся в наших изысканиях.

Вот сухой остаток: Дик ксерокопировал все материалы в отделе хранения справочного материала "Лас-Вегас сан", достал список недвижимости, купленной Ховардом Хьюзом и его ближайшими помощниками, и пообедал с мистером Генри Вермилионом из Комиссии по атомной энергии. В Хьюстоне Дик провел три крайне плодотворных дня в Публичной библиотеке, просматривая микрофильмированные копии "Хьюстон пост" и "Хьюстон крониклс", начиная с начала XX века. Он работал не спеша, делал пометки, относящиеся к манерам и нравам того времени, выписывал названия магазинов, цены на одежду, инструменты, автомобили, дома. Также Саскинд посетил два или три приличных магазина и отправил около двадцати книг на Ибицу.

– Я тут присмотрел альбом о восьмой эскадрилье, но он дороговат. Пятнадцать баксов. Что думаешь?

– Бери. – Мы уже решили, что Ховард будет тайным героем Второй мировой войны, выполняя разведывательные миссии во Франции по сверхсекретному приказу самого президента Рузвельта. Разумеется, широкой публике это было неизвестно, как и тот факт, что до кругосветного перелета в 1938 году генерал военно-воздушных сил Хэп Арнольд отправил Хьюза с заданием проникнуть в немецкое воздушное пространство и сфотографировать военные укрепления на польской границе. Ховарду, впрочем, об этом тоже не было известно, но мы подумали, что он оценит героику, если будет излишне застенчив касательно значения этих подвигов, когда придет его черед поведать мне эту историю.

В Хьюстоне Дику неожиданно улыбнулась удача. Он решил на целый день нанять машину, и водитель, одноногий шестидесятилетний бывший крупье, оказался настоящим кладезем всяких баек о спекулянтах и азартных игроках, которые сделали штат Техас синонимом больших денег. Он отвез Дика на бульвар Йоакам, где долго жила семья Хьюза. Дом Ховарда снесли и на его месте выстроили школу Святого Фомы, краснокирпичное здание с белыми колоннами. Дик рассказал таксисту, что он пишет в журнал статью о Хьюзах, и тот пустился в воспоминания о Хьюзе-старшем, которого вроде бы даже знал лично. Он также упомянул об игорном доме Джеки Фридмана на Мэйн-стрит.

– Там собирались все толстосумы, – докладывал Дик. – Старший Ховард был очень азартен, спускал огромные суммы. Но потом рейнджеры прикрыли бизнес Джеки и выгнали из города. Угадай, куда он отправился?

– Сдаюсь.

– В Вегас. Он – тот самый Джеки Фридман, парень, построивший отель "Фронтир", который наш мальчик купил, когда переехал сюда в шестьдесят шестом.

– Прекрасно, прекрасно. Видишь, можешь же найти пару сочных фактов, когда захочешь. Хорошо, – я услышал, как Дик зевает, – на сегодня все, дружок. Когда уезжаешь на Ибицу, скоро?

– Завтра.

– Позвоню, когда доберусь домой. Держись подальше от казино.

Этой ночью мы с Эдит навестили старых знакомых, судно которых пришвартовалось в гавани Нассау, послушали непристойные песенки двух странствующих багамских трубадуров и на следующий день взошли на борт самолета до Лондона, чтобы оттуда добраться до Ибицы. Беверли Лу была там по делам, и я позвонил ей в отель "Ритц".

– Как дела? – взволнованно спросила она.

– Замечательно. Поначалу было несколько сложновато, но мы уже начали подходить ближе к завершению. Это будет великая книга – если, конечно, я выдержу такой темп.

Глава 7

Путешествие Хельги

Эдит весело рассмеялась. Она была одета в темную юбку, черные ботинки, строгую коричневую шелковую блузку, черный плащ, а на ее левой руке сияло бриллиантовое кольцо.

– Вот уж не думала, что когда-нибудь увижу тебя в таком виде, – сказала Беверли Лу около входа в аэропорт Ибицы.

– Если я буду носить то, в чем хожу обычно, – объяснила моя жена, – меня будут задерживать на таможнях и обращаться как с хиппи. К тому же я еду навестить свою дочь во Франкфурт и хочу, чтобы люди принимали меня за ее мать, а не за сестру.

Беверли прибыла из Лондона и три дня прожила у нас в гостях. Это меня слегка напугало, так как я еще не отошел от поездки в Нассау и ожидал лавины вопросов о Хьюзе и моей с ним встрече, к которым еще не был готов. Но Беверли то ли решила отдохнуть от работы, то ли сохраняла режим секретности, точно сказать трудно. Я скормил ей одну или две истории о том, как Эдит приходилось покидать номер в неурочные часы, как Хьюз стеснялся ее присутствия, но потом счел за лучшее умолкнуть. Билет на маршрут Ибица – Франкфурт – Дюссельдорф – Ибица уже был заказан, и мы рассчитывали, что Беверли пробудет у нас в гостях еще по крайней мере неделю.

Но она неожиданно решила посмотреть Мадрид и изъявила желание поехать вместе с Эдит до Барселоны, а отговаривать мы ее, естественно, не стали. Не хватало только самим сеять подозрения.

...А я всегда ненавидела самолеты, перелеты, от страха у меня взмокли ладони и ноги, я промучилась всю дорогу до Барселоны, рядом без конца трещала Беверли, за окном сияло красное солнце, будто переполненный кровью апельсин, да еще этот старый новый швейцарский паспорт, паспорт Хельги Ренаты Хьюз с моей фотографией: черный парик и раздутые щеки. Он тянул вниз, как большой камень, нет, как огромная бомба, вольготно развалившаяся на дне моей сумочки. Я ждала, что она взорвется, когда самолет оторвался от взлетной полосы в Барселоне или когда он приземлился во Франкфурте, а я проходила через таможни и иммиграционный контроль. Мне вдруг представилось: чиновники видят, как из моей кожи вылезают нервные окончания. Нет, не стоило оно того. То, что я делала, было настолько глупым, настолько безумным... правда, возможно, это удержит Клиффа от его баронессы фон Шлюхи; он будет занят написанием книги об этом безумном богаче, у него просто не будет времени на встречи с нею, может, даже на мысли о ней. Убила бы эту тварь! Нет, куда уж мне... но я могла бы выбить ей все зубы – а вдруг после такой процедуры у нее улучшится голос?