Король долины, стр. 48

— Где Гэвин?

— В городе.

— А ветер?

— Почти стих.

Он сел и отложил платок в сторону. Закат окрасил небо багрянцем, его отблески ложились яркими пятнами на неровную стену. Клейтон тихо улыбнулся:

— Хотел позаботиться о тебе — и сам оказался в постели.

— Врач сказал, что ты переутомился на работе.

— А как вышло, что ты уложила меня здесь?

— Так было удобней… в тот вечер.

Он нахмурился, стараясь воскресить в памяти, что именно тогда случилось. И вдруг, увидев как она смотрит, испугался. Он мало что помнил. Прежде всего вспомнилось, как надсадно лаяла собака; этот лай всю неделю стоял у него в ушах и мерещился даже во сне.

Еще он вспомнил запах жасмина. И этот надушенный носовой платок на подушке рядом беспокоил его. А потом он вспомнил все остальное.

Выпрямившись, он сел в постели и схватил ее за руки. Крепко сжал и притянул к себе.

— Послушай, — торопливо проговорил он. — Ты жена моего отца. Поняла?

Она глубоко вздохнула. Он больно сжимал ее запястья, но это была сладостная, желанная боль…

Лорел усмехнулась. Она наклонилась к нему так близко, что ее губы почти касались его губ, едва не целуя его:

— Клей, он старик. А ты… разве ты не хочешь меня?

Он был не в состоянии отодвинуться. От этих слов его проняла дрожь. Лицо ее было так близко, что у него голова пошла кругом.

— Подождем, пока тебе станет лучше, — сказала она. — Я знаю, как ты ко мне относишься: ты меня любишь, и нечего скрывать. Мне это всегда было ясно…

Он отвернулся. Солнце зашло; в сумерках проступали белые складки подушки, а стена казалась серой. Лорел поднялась, раздались тихие шаги. А когда он повернул голову обратно, ее уже не было в комнате. Он застонал и перевернулся на живот, закрыв лицо руками.

Если бы можно было никогда не вставать с этой кровати… Он свернулся калачиком, как ребенок, обхватив колени руками, изо всех сил прижимая к ним подбородок; он лежал так, озябший и тихий, и ему хотелось остаться здесь навсегда.

Глава двадцать пятая

В конце лета Лестер Инглиш с женой и сыновьями перебрался в нижнюю долину, по ту сторону Прохода Красной горы. За небольшую сумму наличными он купил там землю, а банк в Таосе дал ссуду под закладную. На этом участке была хижина, рядом с нею колодец, а невдалеке — рощица строевого леса. Лестер решил пристроить еще одну комнату и соорудить хлев. В мае он приобрел три десятка коров, двух лошадей и хромого мула. «Венто дель дьябло» и долгая летняя засуха забрали у него половину скота, а одна из лошадей взбесилась, и ее пришлось пристрелить. Но другие скотоводы понесли такие же убытки, и он не роптал, смирившись с судьбой. Покоряться судьбе — вот чему научили его прошедшие годы. Позади, там, где он жил после того как сбежал от Гэвина, остались четыре маленьких могильных холмика. Но как ни странно, он верил, что Господь послал ему это в наказание за грехи. Ведь он грешил, он человек слабый, и надо нести свой крест. И он лишь смиренно наблюдал, как день ото дня стареет его жена и подрастают сыновья.

Семью он перевозил в фургоне, который одолжил у тестя; Клейтон отправился с ним, чтобы помочь в дороге со скотом. Особой нужды в помощи Клейтона не было, но он сказал:

— Если не возражаешь, Лес, я поеду с тобой. Хотелось бы взглянуть на твою землю.

А когда они добрались до места, он увидел, что работы здесь непочатый край, Лестеру одному никак не справиться, и решил остаться помочь.

Работал Клейтон не покладая рук, от восхода до заката, как будто все еще охваченный летней лихорадкой. Лестер, бывало, останавливался передохнуть и вытереть пот со лба, но Клейтон качал головой: «Я не устал».

Лестер был все время рядом, все пытался понять, что у Клейтона на душе. После ужина они стояли, облокотившись на новую изгородь кораля. Оба испытывали чувство гордости за сделанную работу. Осенний вечер был прохладен; звезды алмазами высыпали на безлунном небе, бросая тусклый свет на прерию, чуть подсвечивая горный хребет. А загадочная тишина, тишина неведомых мест, навевала разные мысли.

— Тебе здесь будет нелегко, Лес, — негромко сказал Клейтон. — Еще столько работы. И никого рядом, чтобы помочь. К тому же колодец пересыхает.

— Надо бы его углубить футов на двадцать. Ты уедешь — мои парни мне помогут.

— Конечно. А земля здесь хорошая. Что да, то да. Отличная земля. И дух от нее какой-то особенный, чистый и свободный.

— Понимаю, понимаю. Уйдешь из долины — тебе везде так покажется.

Клейтон замолчал — он задумался. С неба сорвалась звезда и, прочертив в небе над горами белую дугу, исчезла где-то за перевалом.

— Почему бы тебе не остаться здесь, Клей? Работали бы мы с тобой вместе на этой земле. Здесь ее много, намного больше, чем мне надо. Ты мог бы пригнать сюда хороший скот. Сам ведь говоришь, земля здесь хорошая. Ну, что скажешь?

Клейтон задумался, покусывая кончик языка.

— Не знаю, что и сказать, — тихо ответил он.

— Я тебе давно уже говорил, эта долина — гиблое место. Ее лучшие дни позади. Может, люди этого не понимают, но чувствуют. Они говорят, что Гэвину давно на всех наплевать. Они говорят…

— Случилось первый раз за столько времени засушливое лето, вот и все. Думаю, Гэвин здесь ни при чем, это дело Господне.

— Конечно. Только люди привыкли, что Гэвин все решает за них и держит себя так, будто он и есть Господь. А сейчас они малость прозрели. И говорят, что Гэвин уже не тот, что ему на все наплевать — с тех самых пор, как он привез молоденькую жену с Востока. Это не я, Клей, это люди говорят. При тебе-то никто ничего такого не скажет, ты его сын. Но им надоело, что он все время ими помыкает. Они думают, что они теперь взрослые люди. А еще им не понравилось, как он обошелся с Эдом — просто бросил его помирать в этой гостинице. Мол, теперь он калека, Гэвину пользы от него никакой, он про него и забыл. А Эда оно доканывает потихоньку…

Клейтон посмотрел брату в глаза:

— Да это просто лицемерие, вот это что! Хоть один из них думает о ком-нибудь, кроме себя? Гэвин им все дал. Оставь их одних решать все дела, и они глотки друг другу перегрызут, как стая койотов!

— Я только передаю тебе, что говорят. Это не значит, что я сам так думаю…

— А я тебе говорю, что они — ничтожества! Никто за себя постоять не может. Ты помнишь Кайли и Маккендрика? Да если б я не был таким болваном и не сделал за них это грязное дело, так они бы на брюхе перед ними ползали!

— Согласен. Так почему бы тебе не перебраться сюда и не начать все заново?

— Что человеку нужно на самом деле? — спросил Клейтон, словно не слыша брата. — Поесть, завернуться на ночь в пару одеял, может, завести жену и ребятишек и работать на собственной земле. Но им этого мало. Их мучает страх. Им хочется чужого. Жадность и похоть. Да, похоть, — он говорил все громче и громче. — Им хочется иметь всего больше, чем нужно. Больше земли, больше скотины… стать чем-то побольше, чем они есть, и, наконец, их мучает просто похоть… они хотят тех, кто им не принадлежит. И не спорь. Я много повидал…

— Клей, ты молодой, а говоришь как старик. Ты обозлен.

— Наверное, так оно и есть, — и он замолчал.

— Не надо озлобляться, Клей. Какая муха тебя укусила?

— Никакая.

Лестер пожал плечами:

— Ну, делай как знаешь. Но ты все же мог бы попробовать — я имею в виду здесь, на этой новой земле. Хуже чем там, не будет. Или боишься, что Гэвин не отпустит?

— Нет, не боюсь. Когда почувствую, что созрел — уйду, и сам черт меня не остановит. — Он помолчал и глубоко вздохнул. Его руки искали опору, он стиснул пальцами тесаное дерево.

— У меня там еще есть дела.

— Ты мог бы взять ее с собой.

Клейтон резко вскинул голову:

— Ее? Ты кого имеешь в виду?

— Эту женщину, что в кафе работает. Она мне нравится.

Клейтон усмехнулся и опять наклонил голову:

— А-а-а… ты про Телму. — Он хлопнул Лестера по плечу. — Конечно, мог бы, Лес. Конечно, я мог бы ее взять. Только со мной ни одна приличная женщина жить не станет.