Башня над пропастью, стр. 28

Они спустились на берег и, за неимением лучшего места для лагеря, устроились под выступом низкой скалы. С моря дул влажный ветер, хотя не было по-настоящему холодно — во всяком случае для того, кто пешком шел в Шазмак зимой.

Из сухих веточек сплели ширму и поместили ее перед костром, чтобы скрыть пламя. Лиан неподвижно сидел в нише, а аркимы готовили еду и разбивали лагерь. Малиена в последний раз осмотрела его рану, так как она зажила.

— Она еще беспокоит тебя? — спросила женщина, сидя перед ним на корточках.

— Немного, когда я потянусь или сделаю резкое движение. Или после долгого дня.

— И это все? Тогда ты совсем вылечился. Мои старые кости также беспокоят меня каждый день.

— Старые? Я думал, что вы, аркимы, живете практически вечно. Как, например, Тензор.

— Некоторые — да, если несчастный случай или болезнь не оборвет их жизнь, — ответила Малиена.

— Как это получается? — поинтересовался Лиан.

— Не знаю. Просто мы живем долго, вот и все.

— Как и кароны, и феллемы, — продолжал Лиан, — и такие мастера Тайного Искусства, как Мендарк и Иггур, которые научились продлевать жизнь и нам, сантенарцам.

— Да, это так. Но срок жизни в моем роду не такой длинный, и я уже прожила больше половины. Но это меня не огорчает.

— Так сколько же тебе лет?

Малиена пристально посмотрела ему в глаза, и от ее взгляда Лиан смутился и отвернулся.

— И у моего, и у твоего народа об этом не принято спрашивать, даже такому любопытному летописцу.

— Прости, — сказал Лиан, чувствуя, что краска залила его лицо.

— Но я тебе отвечу. Я прожила более двух сроков средней продолжительности жизни сантенарцев и, если захочу и судьба позволит, проживу еще столько же. Этого достаточно.

— У тебя есть дети? — Она взглянула на луну.

— Пока что только один. Сомневаюсь, чтобы у меня хватило мужества завести еще одного. Ах, мой сын!

— Что с ним случилось?

— Мне бы следовало спросить об этом тебя. Ты видел, как он умер.

— Раэль? — Лиан чувствовал, что покрылся гусиной кожей.

— Раэль, — эхом отозвалась Малиена.

— Он п-помогал нам сбежать из Ш-шазмака. — Лиан прилагал большие усилия, чтобы не заикаться. — Он задержался, выводя из строя руль второй лодки, чтобы нас не смогли преследовать. Затем, когда он попытался взобраться на борт, его утащило под воду: течение было слишком сильным.

— Раэль был хорошим пловцом, — сказала она. — Может быть, таким образом он решил для себя неразрешимую дилемму.

— Мне помнится… как раз перед нашим побегом. Он был такой печальный. «Увы! — сказал он Каране. — У тебя есть твой дом и другая жизнь. Мне же некуда возвращаться». Карана так его любила.

— Они очень дружили.

— Раэль был самым благородным из всех, кого я знал, — с волнением произнес Лиан.

— Ах! Это такое горе! Я не могу говорить с тобой об этом. Пойдем со мной.

Он шел за ней по камням к морю. Малиена стояла на холодном ветру у кромки воды, и волны так шумели, что их разговор невозможно было подслушать.

— Расскажи мне о своем сне, — попросила Малиена. — Он тебе не снился больше?

— Лишь раз. Это был очень короткий сон: Раэль в своей комнате в Шазмаке. Он играл для меня там однажды. Но во сне он пел печальную песню кому-то, кого я не видел. Потом все изменилось, и зазвучало ужасное предупреждение. Я увидел там тебя и…

— Это мой сон! — воскликнула Малиена, закрывая лицо руками.

— Твой сон?

Руки Малиены опустились. Она отдалилась от него, замолчала, и Лиан подумал, что коснулся запретной темы. Затем она, очевидно, решила, что требуется объяснение.

— Я едва ли могу говорить об этом с чужаком, — прошептала она. — Это одна из самых интимных вещей. — Она взглянула на него, и Лиан увидел, что ее глаза увлажнились. — Порой мы, аркимы, если были очень близки, можем еще некоторое время общаться с тем, кто умер. Но как мог увидеть этот сон ты?

— Он играл тебе, — сказал Лиан. — Предостережение. Ты была совершенно неподвижна. Кажется, ты плакала. Это все. Так было оба раза.

Она вздрогнула, и лицо ее застыло.

— Общие сны! Погибель! Погибель!

В тот день Лиан больше не видел Малиену, и она не разговаривала с ним всю неделю, хотя он и ловил на себе ее взгляды, словно она искала у него на лице какой-то знак. И он догадывался, что она ищет: клеймо, которое бы показало, что в нем развивается Дар Рулька. Лиан смертельно испугался. Теперь он знал, что совершил роковую ошибку, когда замешкался в дверях виллы Тензора в Туркаде. Что аркимы сделают с тем, у кого есть подобная отметина, да еще в такие неспокойные времена?

9

В портовом городе

Был первый день эндра — недели в середине зимы, по традиции считавшейся проклятым временем, недели дурных предзнаменований, когда благоразумные граждане предпочитали не выходить из дому и не принимать никаких решений. Оставалось всего три дня до хайта — самого непредсказуемого и опасного дня в году.

Мендарк со своими спутниками несколько часов прятался в туннеле, пока Таллия после длительных поисков не узнала у работника с пристани, что случилось. Их бот вместе с другими ботами Туркада ночью был в течение ночи конфискован солдатами Иггура. Беглецы опоздали со своим отплытием на один день.

Мендарк с трудом мог говорить — так велики были его страх и ярость.

— Это произошло из-за того, что я выполнил свой долг перед городом, — сдавленным голосом произнес он. — Мне придется просить хлюнов, чтобы они нас приютили. Какое унижение! А что если они откажут?

Мендарк зашагал в глубь туннеля, не замечая, что вокруг ног плещется вонючая вода, затем бегом вернулся к Таллии, которая беседовала с Торгстедом.

— Таллия, мне нужен бот сегодня вечером. Делай что хочешь, но раздобудь его. Торгстед! — Он понизил голос. — Ты всегда был мне предан. Тебе будет трудно справиться с тем, что я попрошу. Я на тебя надеюсь. Присматривай за Тилланом. Если нам нужно будет разделиться, готов ли ты пойти и следить за ним для меня? Притвориться, что предал меня? Я знаю, что прошу очень многого.

— Я это сделаю, — пылко пообещал Торгстед. — Сколько бы это ни продлилось.

Мендарк пожал ему руку, потом повернулся к остальным беглецам, неуютно устроившимся поодаль на подпорке, покрытой слизью.

— Ну что же, нельзя медлить. Вперед!

Было около полудня. Мендарк вел их через лабиринт небольших улочек, вдоль которых стояли дома из просмоленных бревен, мимо пакгаузов с деревянными стенами. Все это время дождь не прекращался ни на минуту. Почти сразу же к ним подошли два долговязых хлюна в длинной одежде, с резкими чертами лиц, покрытых грязью. Эти люди правили портовым городом и контролировали все, что разгружалось и загружалось на пристанях.

Первый хлюн, женщина, схватила Мендарка за руку. Тот сразу же остановился. Хлюнша в замешательстве трясла головой и издавала кудахтающий звук, как наседка. Речь хлюнов изобиловала подобными звуками, и ее трудно было понимать.

Глядя ей в глаза, Мендарк заговорил:

— Почтенная госпожа! Во имя нашего длительного союза и общих интересов я прошу убежища для меня и моих людей. Всего на один день.

Она пристально посмотрела на группу, все еще кудахтая, и глаза ее расширились в тревоге.

— Убежища, сейчас? Нет, нет, нет!

Она резко повернулась к мужчине с бородкой, заплетенной в косички, который нервно щелкал зубами.

— Пошли быстро! — воскликнул он и, рванув Мендарка за руку, потащил его в совершенно пустое помещение, представляющее собой куб из черной гниющей древесины. — Поспешите, вы все!

Пол в этом домике заливал начинавшийся прилив. Дождевая вода капала на головы вошедших сквозь щели в потолке.

— Оставайтесь здесь! — приказал хлюн. — Не открывайте дверь!

— Пойдем со мной, Магистр, — сказала женщина, подавая Мендарку свой плащ с капюшоном. Надев его, Мендарк последовал за ней.