Плоть молитвенных подушек, стр. 2

Немного помедлив, Хамид дал ответ: — Пустыня символизирует воздержание. Сабля — это твой половой член. Чудовище — место, куда твоя «сабля» входит. По-видимому, — осторожно заключил Хамид, — в целом сон означает, что еще до захода солнца ты насладишься сексом.

Взглянув наверх, на крыши зданий Клетки, Орхан залился отрывистым, лающим смехом, а Хамид пожал плечами и предложил побороться. Во время борцовских поединков принцы привыкли рассказывать друг другу о том, как они наращивают мускулы и вырабатывают в себе склонность к коварству. Они учились править Империей, готовились сначала повести войска на Вену и Тебриз, а потом овладеть обитательницами Гарема, но Орхан, занимаясь борьбой, считал, что он готовится к последней схватке с немыми, которые будут ждать с шелковым шнурком в Коридоре. Орхан с Хамидом направились в кухню, где им не могли помешать остальные принцы. В углу кухни сидел на корточках слуга, но слуги Клетки были не только глухи и немы, — в том, что касалось принцев, они были фактически и слепы, и невидимы.

Двое принцев разделись и принялись энергично натирать друг друга оливковым маслом, черпая его из стоявшего на полу кувшина до тех пор, пока не стало казаться, что их тела обтянуты поблескивающей кожаной броней. Опустив головы, точно пара схлестнувшихся разъяренных быков, принцы обхватили руками плечи друг друга. Они так крепко прижались друг к другу, что с маслом смешался выступивший пот. Сцепившись в схватке, они долго кружились, и каждый пытался зацепить ногой ногу противника. Внезапно Орхан сделал шаг назад, притянул Хамида к себе и бросил его через свою вытянутую ногу. Хамид упал, но не ослабил захвата, и Орхан упал вслед за ним. Потом Хамид, слегка запыхавшись, перевернулся на спину, и Орхан оказался сверху. От удивления губы Хамида округлились буквой «О», но звука не последовало, ибо Орхан заглушил его поцелуем. Слегка приподнявшись, Орхан провел руками по масляному панцирю грудной клетки и мускулистого живота Хамида. Еще немного отодвинувшись, он нащупал Хамидовы яйца и сдавил их. Хамид застонал — не от боли, а от дурного предчувствия, — когда Орхан, став на колени у него между ног и вылив себе на левую ладонь немного масла из кувшина, приподнял ноги Хамида и втер масло в щель между Хамидовыми ягодицами. Затем, убедившись, что путь должным образом смазан, он придвинулся ближе, дабы вогнать свой член в щель Хамидовой задницы. Но даже при том, что вход был обработан, сделать это оказалось непросто. Орхан принялся энергично давить тазом на тело Хамида. Хамид застонал как безумный. Орхан уже барабанил в дверь, которая чересчур медленно открывалась. Наконец он глубоко вошел в своего сводного брата.

Победа! Он использовал Хамида так, как пользуются обычно уборной. Это и в самом деле было частью победы. Таков был удел воина — ожесточенная борьба, в которой один побеждал, а другой исполнял роль женщины и покорялся. Она не имела никакого отношения к той любви, в которую играли поэты и женщины. Орхан отодвинулся и внимательно посмотрел на крепкие, лоснящиеся ягодицы Хамида. Он с облегчением обнаружил, что не желает Хамидова тела, ибо плотское желание делает мужчину уязвимым, женоподобным. И все же Орхан сознавал всю иллюзорность своей победы, ведь секс с мужчиной считался всего лишь эскизом секса с женщиной. Он был лишь игрой, упражнением, подготовкой к настоящей войне, которая велась между мужчинами и женщинами. С другой стороны, это было лучше, чем лежать в постели с евнухом. Всем, кто занимался сексом с евнухами, было известно, что евнухи — существа вздорные, инфантильные. За свои услуги они всегда требуют шоколадные конфеты или игрушки.

Орхан лежал рядом с Хамидом, глядя в потолок и думая о занимавшемся дне. День ожидался точно такой же, как вчерашний, — разве что дата менялась. Их всех приучили к скуке. Снова и снова наступал один и тот же день, и они снова занимались борьбой и упражнялись в стрельбе. Некоторые принцы работали в саду, отсчитывая дни своей жизни в соответствии с медленным ростом саженцев. Другие устраивали тараканьи бега, бились об заклад, облетит или нет от ветра листва, или сидели как идиоты, наблюдая за поднимающимися по стене солнечными бликами. Орхан читал книги на разнообразные темы — о нравах и обычаях жителей русских степей, о половой жизни евнухов, о том, как готовить съедобную глину, как показывать фокусы с куриными яйцами, — всю литературу, которую удавалось получить через отверстие в стене. Порой он писал дамам Гарема стихи или любовные письма и, обмотав их вокруг древка стрелы, пускал через высившиеся вокруг стены Клетки. Ни одна стрела не возвращалась назад. И вот он лежал на спине рядом с Хамидом и снова поливал маслом свой член, который слегка побаливал. Увидав, чем он занят, Хамид подполз поближе и принялся сосать член, проводя языком от основания к кончику до тех пор, пока Орхан вновь не кончил, на сей раз Хамиду в рот. В конце концов, когда общество друг друга наскучило им, они направились смывать масло в расположенную по соседству маленькую баньку.

Потом Хамид, прихрамывая, побрел обратно в спальню. Орхан остался во дворе один — не считая, правда, парочки глухонемых стариков. Он почувствовал, как угасает в нем радость победы, ибо уже начал задаваться вопросом: ему покорился Хамид или тому сновидению? Судьба, в конце концов, самовластна. Внезапно ветер изменил направление, и послышались женские голоса. Орхану они показались необыкновенно возбужденными, подобными щебетанию экзотических птиц, встревоженных приближением хищника. Потом отворилась дверь Клетки. Поманила черная рука, и Орхан пошел по направлению к ней.

Глава вторая

Душистое поле брани

Слегка спотыкаясь о неровно уложенные каменные плиты, Орхан шел впереди немых по «Коридору, Где Джинны Держат Совет». Бутылочное стекло высоких окон придавало дневному свету зеленоватый оттенок. Орхан жадно вглядывался в детали непривычной каменной кладки. Он шел, напряженно вытянув руки по швам, ибо ждал, когда ему на горло накинут шнурок. Однако ничего не происходило, и он продолжал идти. Казалось, невидимые джинны, которые держали в этом коридоре совет, решили оставить Орхана в живых.

В конце коридора стоял маленький человечек.

— Здравствуй, султан Орхан, владыка Империи на востоке и на западе! Приветствую моего господина, воскрешенного из мертвых и рожденного заново! Прищурившись в изумлении, взираю я на то, как сыплются с тела твоего комья земли, а августейшая твоя матушка, старшая валиде, жалует тебе сверкающий халат новой жизни. Так прими сей дар и следуй за мной.

Когда карлик повернулся, чтобы пойти впереди, Орхан увидел, что странный человечек к тому же горбат. Он вышел вслед за карликом из коридора и пошатнулся, пораженный тем, что оказался вдруг в таком громадном открытом пространстве. Хотя поначалу ему не удавалось уразуметь, на что именно он глазеет, вскоре стало ясно, что он идет по большому саду.

Он протянул руку и повернул карлика лицом к себе:

— Кто ты такой?

— Я — визирь твой до той поры, покуда могу узреть свою тень в солнечном свете твоей благосклонности, но, видит Бог, под каким бы углом ни светило солнце, тень, которую способно отбрасывать такое тело, как мое, всегда должна быть короткой.

— Как я стал султаном? Разве Селим умер? Что случилось с Бараком?

— Увы султану Селиму! И в самом деле, попугай его благородной души, разорвавший путы своей плотской клетки, вынужден отлететь в вечный город.

— Ты хочешь сказать, что отец мой умер?

— Даже султан должен в один прекрасный день сойти из мира живых в бездну небытия.

— А где Барак?

— Скоро ты узришь его пред собою.

— Почему я освобожден?

— Кто сказал, что ты свободен? Ты отнюдь не свободен. Из всех смертных султан свободен в наименьшей степени, ибо обременен заботами о государстве и правосудии. Хороший султан всегда будет рабом своих подданных.

Тут нетерпеливый визирь повернулся и неожиданно быстрым шагом направился к стоявшему посреди сада павильону из фарфоровой глины. Рассудок Орхана клокотал от вопросов, оставшихся без ответа, но до тех пор, пока он не вошел вслед за карликом в дверь, задавать их было некогда.