Пилот Хаоса, стр. 7

— Но если не здесь, то где? Если не с друзьями, то с кем? — возразил человек. Он поднялся. Палатон еще раз взглянул в его удивительные глаза.

— Вы понимаете, что вторглись в чужие владения?

Человек пожал плечами — Палатон не ожидал такого легкого движения у столь неповоротливого существа.

— И вы просите меня уйти?

Палатон сухо посмеялся над самим собой. Ему следовало знать, как будет воспринят его вопрос.

— Теперь вы знаете, почему чоя носят роговые гребни на головах. Иначе нашим врагам было бы легко совладать с нами. Но как бы там ни было, вы — настойчивое существо. Вы загнали меня в угол. Что вам нужно?

— Звезды, — немедленно ответил человек, внезапно посмотрев на чоя в упор, и выражение лица Томаса поразило Палатона до глубины души. — Дайте нам свободу передвижения между звездами.

— Это не в моей компетенции.

— Но тезарианское устройство! Вы наверняка сможете поставить его на любой корабль!

— Нашей техникой могут управлять только тезары, — Палатон почувствовал, как сжимает его сердце тоска: вот и еще один народ стал докапываться до его секретов. Еще немного, и этот человек начнет презирать его за несговорчивость.

— Без этого, без доступа к контрактам, мы — заложники нашей собственной системы. Абдрелик считает нас частью питательной цепочки, квино обмениваются нами, как вышедшими из употребления монетами…

— Я не могу дать вам то, чего вы не в состоянии понять, даже если захочу нарушить законы своего народа, — Палатон развел руками. — Мы можем работать на вас в тех пределах, в каких это позволит Совет. Но больше мне нечего вам предложить.

— Вы имеете в виду, что больше нам не о чем говорить, — человек провел ладонью по волосам жестом отчаяния, который хорошо понял Палатон. — Теперь вы понимаете, что так раздражает всех союзников — люди, умоляющие о помощи. У вас есть все, а мы гибнем, и никто из вас не желает нам помочь. Вы забираете наших детей, не давая ничего взамен… — человек замолчал, проглотив остаток фразы.

Последние слова насторожили Палатона. Второй раз он услышал тот же самый намек, что и от абдрелика.

— Что вы имеете в виду? Какие дети?

— Мой ребенок, — торопливо ответил Джон Тейлор Томас. — Я не хочу расставаться с ней — объясните им это!

— Но нам ни к чему дети. То, о чем вы говорите — вопиющая эксплуатация. Она противоречит законам — как нашим, так и законам Союза.

Джон Тейлор Томас безнадежно взглянул на него.

— Мне казалось, — медленно произнес он, — что вы другой. Капитан среди чоя, которому неинтересны политические игры… Наши дети исчезают, их забирают чоя и никогда не возвращают обратно. Все, что мы получаем взамен — обещания помощи и защиты. Но даже этого мы никак не можем дождаться. Я хочу вернуть наших детей, тезар. Мне казалось, я могу попросить вас о помощи… — не говоря больше ни слова, человек пошел через ручей, приподняв свою обувь.

— Что это за дети? — в отчаянии спросил ему в спину Палатон, но человек молча уходил прочь. Палатон видел по тому, как согнулась его спина, что человек потерял последнюю надежду. Бесхитростные создания, прямые и откровенные… Но что имел в виду посланник? Что осквернил своим намеком ГНаск? Что было известно Моамебу и неизвестно ему?

Глава 3

Джон Тейлор Томас вернулся к своим апартаментам, где охрана торжественно поприветствовала его и пропустила внутрь. Он чувствовал, как охранники смотрят ему вслед, и думал, неужели они слышат, как колотится в его груди сердце. Он положил ладонь на замок своей комнаты, ощутил, как раздражающий пучок света на краткий миг коснулся его сетчатки, мешая видеть, и тут же оказался внутри — один и в безопасности.

Он рухнул на кровать, свесив ноги и уставившись в потолок, ожидая, когда пульс вернется в норму. В его ушах стоял ровный гул — повысилось давление. Постепенно Джон успокаивался.

В поведении этого чоя уверенность в себе граничила с высокомерием. Он мог понять это. Он, Джон, рассчитывал найти существо, которое снизойдет до его уровня, выслушает и ответит искренне, избегая политических уверток, которыми, казалось, пронизано абсолютно все, что говорилось и делалось в Чертогах Союза. Томаса постигло тяжкое разочарование: этот тезар, хотя и более благосклонный к ним, чем другие, оказался столь же непрошибаемым, как все.

Томас сел на постели и распустил обязательный для дипломата галстук. Из окна его комнаты открывался вид на массивные лиловые горы — гораздо лучший вид, чем из окна его кабинета. Он уставился вдаль, как будто надеясь отыскать на линии горизонта столь необходимый ему сейчас совет.

Он был избран на должность совершенно случайно, ненамного опередив остальных кандидатов, и теперь рисковал потерять поддержку своих избирателей. Должности посланников были выборными, что вполне справедливо: ни одна правительственная, национальная или интернациональная организация ни одной страны не могла доверить судьбу мира случайно назначенному человеку. Однако выборные кампании были рискованными затеями. Джон не представлял себе, что бы он делал без тайной поддержки. Сам себе он никогда не задавал вопрос, не была ли слишком высока цена его победы. Он был готов заплатить ее. Земля нуждалась в технологической помощи, чтобы избавиться от загрязнения, а инопланетяне могли обеспечить ее — если бы захотели. Пришло время проявить настойчивость в Чертогах Союза и потребовать помощи. И он потребует этой помощи, проявит настойчивость и заплатит за свою победу.

Но теперь, когда тайный доброжелатель связался с ним и потребовал возвратить долг, Джон понял, что ему придется пожертвовать своим единственным ребенком.

Томас невидяще уставился в окно, галстук скомкался в стиснутом кулаке. Помощи ждать было неоткуда. Он даже не мог связаться с ними — чтобы что-нибудь узнать, доброжелатели сами находили его. Его предупредили о необходимости хранить молчание. Сегодня он нарушил обещание под влиянием желания спасти свою дочь — а тезар сделал вид, что ни о чем не подозревает. А может быть, он, Джон, имел дело с другой группой чоя, совершенно обособленной, и никто не в силах помочь ему, поскольку никому не известно об их деятельности?

Джон не верил, что Палатон солгал ему. Понимание в глазах инопланетянина молчаливо свидетельствовало о том, чего нельзя было сказать вслух. Но что же оставалось теперь делать Томасу? Разве был у него какой-то выход?

Ему оставалось опробовать стратегию, в которой преуспели американцы — если нормальные люди не помогают вам, вероятно, помогут враги.

Томас потянулся к переговорному устройству и вызвал секретаря. Она ответила тотчас же.

— Бетти, устройте мне встречу с посланником ГНаском. Только выясните прежде, чтобы она не пришлась на время завтрака или другого приема пищи.

— Да, сэр, — невозмутимо ответила женщина. Томас отключился. Его стиснутый кулак расслабился, и смятый галстук упал на ковер.

ГНаск погрузился в наполненную илистой водой ванну, ждущую его. Тепловатая вода казалась одновременно прохладной и согревающей тело. Согнув ноги, посланник опустился на сидение, с натугой принявшее внушительный вес. ГНаск испустил долгий, удовлетворенный вздох. Тарш устроился на его руках, продолжая чистить кожу, а когда насытился, просто удовлетворенно развалился. ГНаск ласково погладил существо. Его тарш происходил из известного рода, столь же древнего, как и сами абдрелики. Абдрелик настолько хорош, насколько хорош его тарш — эту мудрость любили повторять в семье ГНаска, гордясь своим совершенством. ГНаску было искренне жаль, что низшие классы и военные не могут держать при себе своих симбионтов и пользуются вместо этого мазями, чтобы очищать кожу. Нет, тарш — гораздо лучше, несравненно лучше, всем своим успехам ГНаск был обязан именно ему. Он еще раз погладил существо и погрузился в ванну, устроив тяжелые складки шеи на выступе трубы.

Он наслаждался купанием добрый час, время от времени вокруг его тела бурлила вода, подогреваемая через трубу, — но вдруг настенный экран засветился, и его заполнила массивная голова секретаря.