Секрет лабиринта Гаусса, стр. 28

Старик еще раз прислушался и, успокоившись, спрятал наган.

— Дедуль, а мертвые этот лабиринт Гаусса не раз грабили? — обнаглев, спросил Шурка. — А то, может, нам и не ходить.

— Командирам тебя выбрали, а ты трусишь, мертвых боишься. Живых опасаться надо, а с мертвецами легче всего.

— Нам, дедуля, завтра идти. Мы не знаем куда, а вы нас еще этими покойниками запугали.

— Узнаете, все узнаете.

Взошла луна. Костоедов встал:

— Время спать. Пойдемте. Я вас в сараюшке устрою. У меня там нары, тулуп.

Пошли за стариком. Встревожились. Поглядывали на яркую луну. Она, как прожектор парохода, освещала разрушенные домики. В сарайчике оказалось очень уютно. Широкие нары, зеленый сундук, кадушка с растением, похожим на целебный женьшень. В углу — деревянные грабли, метелка и лопата.

— Располагайтесь, а я пойду вам на утро приготовлю пищи да одежонку кой-какую посмотрю.

В дверях старик повернулся:

— У кого хорошая память, пойдемте со мной, карту дам и расскажу кое-что.

Идти сейчас должен был Шурка, потому что командиром назвали его. Но он испугался. И едва выдавил из себя:

— Петька, иди ты, у меня опять спина заболела.

Петька ушел с Костоедовьм. Тимка наблюдал за ними в щель. Тихо спросил:

— Испугался Шурка?

— Чего бояться. Просто мне с ним противно быть.

Петька вернулся совсем быстро и бодро сказал:

— Все в порядке!

— Карту дал?

— Дал. До Гаусса, ребята, идти далековато.

Петька показал берестяной ремешок. В полутьме Тимка разглядел на нем узкие глубокие бороздки, сделанные острым ножом.

— На ней план Гаусса есть?

— Только дорога туда. Лабиринт узнаем по зеленой острой скале. Она из нефрита. На скале Костоедов высек стрелку, которая показывает на вход.

— А внутри как искать будем?

— Там шесть коридоров, ползти надо в самый узкий.

Карту-берестянку Петька засунул в пояс брюк.

— Что старик сейчас делает? — спросил Шурка.

— Снаряжение взялся готовить: сумку, веревки…

— Петька, а с Вислоухим как?

— Пусть лежит. Пойдем утром, захватим.

— Возвращаться за ним придется.

— Ничего не поделаешь. Бросать его нельзя, начнет орать. Старик услышит.

Ребята вышли на улицу. Тишина. Далеко, в стороне деревни, блестела крыша опрокинутого костела. У старика в избушке горел свет. Приткнувшись к свече, он что-то чинил, откусывая нитку зубами.

Вернулись в сарайчик. Легли на нары, накрывшись сверху тяжелым тулупом. Ночной ветерок, залетая в открытую дверь, приносил запах степи.

— Петька, почему этого белогвардейца чекисты не взяли? — спросил Шурка.

— Успел скрыться. Фамилию сменил.

— А ловко ты ему насчет самолета наврал и про костры. Он поверил сразу.

— Ничего, разобьем фашистов, их всех соберут, говорил мне капитан Платонов.

Прислонив ухо к щели, за стенкой сарая стоял старик Костоедов.

ТОКИО. АВДЕЕВУ.

Таня проснулась от того, что сильно стучало сердце, как перед большой бедой. Она спрыгнула с нар, пробралась к двери, пощупала руками. Дверь была закрыта наглухо. Кинулась к парам. Разбудила Петьку и Тимку. Втроем налегли на дверь. Бесполезно. Послышались шаги. Ребята прижались к двери.

— Как откроет, бросайтесь на него, сразу прошептал Петька.

Но старик и не думал подходить к двери. Он чем-то прошуршал у стены и снова ушел. Потом опять шаги и снова шорох чего-то сухого.

— Сеном обкладывает, — шепнул Тимка, — жечь будет.

У Тани мелко застучали зубы. Тимка разбудил Шурку и предупредил:

— Молчи! Выберемся.

У стены зашуршало, и старик опять ушел. Издалека донесся скрип двери. Костоедов, видимо, поднялся в дом за спичками или за какой-нибудь зажигалкой.

— Петька, рыть быстро надо, — прошептал из угла Тимка.

Звякнуло железо, полетели комья земли. Таня поняла — подкоп.

Когда старик не спеша, вернулся обратно, в сарайчике уже никого не было, дыру у противоположной стены он не заметил. Она была хорошо закрыта сухим сеном. Ребята залегли в канаве. Обтирая потные лица, следили за Костоедовым.

Он покосился на побледневшую луну и, опираясь на трость, прислушался к тишине в сарае. Вынул из кармана кремень, огниво. Ловко ударил. Искры брызнули на сено. Полыхнуло пламя. Старик откачнулся и перекрестился. Огонь загудел. Защелкал. Взвился легкий пепел. Красные языки поползли по доскам сарая.

Послышалась молитва:

— Спасибо тебе, господи, что помог мне разузнать лазутчиков, посланных окаянными коммунистами.

Он неистово крестился. Но «лазутчики» были далеко. Бешеным аллюром они неслись по оврагу в сторону Жаргино. Опережая их, прыгали по камням их легкие тени.

Глава 18

Вислоухий ночью, по-видимому, искал ребят. Сейчас он спал напротив окна с выбитыми стеклами. Толстые ладони положил под голову, ноги подтянул и, шумно вдыхая воздух, храпел.

— Дядя, вставай. Идти надо, — тряс его Тимка.

Вислоухий не реагировал. По открытым дверям, по стене, по гнилому полу прыгали блики огня.

Петька отошел от окна и закричал не своим голосом:

— Вставай! Чекисты окружают!

Вислоухий вскочил на ноги, сделал шаг назад, как будто собирался бежать, но ойкнул от боли и свалился на пол:

— Не убивайте меня!

— Дядя, никто тебя убивать не хочет, нужно уходить отсюда.

— Обождите, боль у меня жуткая, — он сел, поджимая ногу. Потянул носом: — Дымом пахнет, не мы ли горим.

— За оврагом мы сарай зажгли, дорогу искали.

— Вы, ребята, поосторожнее. На огонь всякий может придти. И зверь, и человек нехороший. И возьмут нас, как цыплят на сковородке.

— Дядя, ты идти можешь?

— Смогу я, не бросайте меня, смогу!

За ночь опухоль у Вислоухого заметно убавилась, но шагать без трости он не мог. При каждом шаге приседал и громко ойкал. От его ойканья вздрагивал Шурка, с тревогой посматривая в сторону далекого огня.

— Быстрей! Дядя, как можно быстрей, — торопил Петька. — И не кричи громко, а то оставим и убежим.

Вислоухий понимал, что значит остаться здесь одному в таком состоянии. Он торопился изо всех сил. Волосы висели мокрыми сосулями, по щекам текли липкие капли пота. Теперь он не жаловался, а только скрипел от боли зубами.

Начинался рассвет. Впереди Тимка рассмотрел длинную цепь зеленых холмов.

— До солнца нужно за тот вал спрятаться, — сказал он Петьке. И еще тише добавил: — Вдруг у старика есть бинокль.

Серая птичка, похожая на жаворонка, взвилась вертикально вверх и переливистой трелью приветствовала утро. Ей сразу же ответила другая, потом третья… До земляного спасительного вала оставалось совсем немного, когда Вислоухий, заглядевшись на птиц, споткнулся. Он закричал от боли на всю степь и свалился на сухую землю.

— Чтоб тебя разорвало, кулема неповоротливая, — сказал Тимка. Он передал Тане лук, бросил на землю капкан и стал поднимать тяжелую тушу.

— Вставай, дядя! Ну, вставай же!

— Сейчас, ребята, сейчас, полежу трохи и встану.

Но сам не пытался даже шевелиться. Пробовали его поднять, и тут Шурка нечаянно задел ему ногу. От жуткого рева, казалось, подпрыгнули на горизонте низкие горы. Губы у Вислоухого посинели, на переносице вздулась толстая жила.

— Ты что, — набросился на Шурку Тимка, — не видел куда наступал!

— Я нечаянно, — виновато ответил Шурка.

— Давайте волоком, — сказал Петька, — за вал затащим, а там пусть лежит хоть сто лет.

Расстелили телогрейку и стали закатывать на нее Вислоухого. Он застонал, открыл глаза и стал умолять, чтоб его не бросали. Увидел низко летящих ворон и запричитал: