Подмена, стр. 35

В штабе экспедиции был порядок. Додоев и Тимка вымыли полы, на окна повесили марлевые занавески. Широкие нары покрыли белыми шкурами домашних коз. Печь побелили.

Как только Таня перешагнула порог, из-под нар, словно сумасшедшая, вылетела Линда. С визгом подскочила к Тане и облизала ей лицо. Потом бросилась к Петьке и чуть не свалила его с ног.

Вошёл Додоев и поставил на стол брезентовую сумку, полную мороженой рыбы. Подошёл к Тане, обнял. По эвенкийскому обычаю, прижался морщинистой щекой к её волосам. Петьку тоже обнял и тоже прижался.

— Шибко хорошо, что теперь живые. Я своей старухе говорил. Плакала она и подарок велела передать. — Он вытащил лёгкое ожерелье: медвежьи клыки на тоненькой жилке. — Старуха обязательно велела взять, говорит, от беды, однако, от всякой помогут.

Чтобы сделать Додоеву приятное, Таня тут же надела на шею подаренный талисман. Додоев посмотрел на часы-ходики:

— Тебе, Тимка, через пять минут на связь выходить, а я буду ужин эвенкийский готовить, гостей угощать.

Тимка принялся настраивать рацию. Движения у него были точные, выражение лица — серьёзным. Он надел наушники, сел на высокую чурку, покрытую мягкой козьей шкурой. Повернул большой никелированный рычаг. На деревянном пульте замигали разноцветные огоньки. Тонко запел эфир. Тимка посмотрел на часы, поднял палец вверх, прося тишины, и склонился к микрофону:

— Я — Центральный. Вызываю восточный участок. Я Центральный. Приём. — Тимка вынул из стола тетрадь с наклейкой «журнал приходящих радиограмм». Восточный участок отозвался. — Восточный, слушайте радиограмму о коронках: «Специальным рейсом отправлена на восточный партия коронок с алмазными резцами».

Затем Тимка вызвал восьмую поисковую. Геологам он сообщил, что к ним отправлены аэросани, сахар и десять мешков сухофруктов. И спросил, почему не высланы образцы пород, взятых с линзы вечной мерзлоты.

Таня с Петькой забрались на нары и восторженно смотрели на Тимку. Они гордились своим другом.

Принятую информацию Тимка записал в журнал и снял наушники.

Когда эвенкийский ужин стоял на столе, пришёл врач Глеб Спиридонович и сразу уставился на стол. Посмотрел на мороженое, настроганное лёгкими стружками мясо, на омулей, расколоченных молотком, и воскликнул: — Ага, поймал вас. Сырое едите. Сколько раз я предупреждал вас, Додоев: мясо и рыбу так нельзя есть. Заразиться можно. — И спросил. — А перец есть?

— Хнешно, есть. Садитесь, пожалуйста.

Доктор сбросил собачью шубу и, упоминая каких-то микробов и бактерий, сел к столу. Ел он красиво и с аппетитом. Стружки мороженой, красноватой оленятины он макал в соль, посыпал перцем. Он выпил полкружки густого чая без сахара и принялся за рыбу. Ледяные кусочки сырого омуля проглатывал, не прожёвывая, и всякий раз добавлял:

— Сотворила же матушка-природа такую прелесть.

Потом поблагодарил Додоева за гостеприимство и выдал Тане с Петькой по две таблетки, «чтобы выпили на ночь». Попрощавшись, опять сказал, что сырое кушать опасно. И упомянул какую-то иностранную бактерию.

Закрылась за доктором тяжёлая дверь. И сразу из-под нар вылезла Линда, понюхала то место, где лежала шапка Глеба Спиридоновича, и чихнула. Запах больницы был для таёжной собаки слишком резким.

— Шибко хороший человек, — сказал про доктора Додоев. — Мясо сырое ест, рыбу — ест. Но всегда микробов ругает. Они ему, наверно, плохое сделали.

Додоев сел у печки на пол и рассказал, как в прошлом году доктор шёл через тайгу зимой триста километров, чтобы сделать операцию Бурмакову, которому «медведь немножко помял ногу».

В один, из морозных дней над посёлком появились вертолёты. Сохраняя интервал, зелёные громадины держали курс к Главному хребту. От рёва газотурбинных двигателей лопался речной лёд. Тёмная трещина, как змея, бежала посередине реки вслед за звенящим гулом. Тимка, Петька и Таня из радиопереговоров знали, что вертолёты везут оборудование и взрывчатку к месту третьего варианта. На обратном пути командирский вертолёт сделал посадку в Шалаганове и взял ребят на борт. А через два часа высадил на Байкале, на острове Ольхон. Встретили их Сидоров, Букырин и Бурмаков. Накормили в штабе геологопартии, проводили к самолёту

— В городе вас встретит Вячеслав Валентинович Колёсников и проводит к жилью. Слушайтесь его. Понятно?

— Понятно, — ответил за всех Петька.

ГЛАВА 14

В сумерках самолёт прибыл в город. Таня, Тимка и Петька прямо по взлётному полю пошли к зданию аэропорта. Небольшими группами дремали на стоянках самолёты. Черным медведем стоял под заснеженным фонарём усатый часовой.

Над вокзалом плескался на радиомачте красный флаг. Убранные от снега скверики и зелёные скамейки были пусты. Колесникова не было. Ребята обошли вокзал, посмотрели у газетных киосков.

— Может, он забыл встретить? — Таня взглянула в тёмный угол двора. — Прячьтесь. — Вслед за Таней ребята заскочили за кирпичный столб, на котором висели громкоговорители. — Смотрите, Гарновский.

Он стоял спиной и, хоронясь от кого-то, поглядывал через решётчатый забор. Голова наклонена набок, левая нога слегка отставлена в сторону. Руки в перчатках.

К Гарновскому подошёл сотрудник милиции и что-то ему сказал. Гарновский сразу направился к кирпичному столбу. Ребята не поверили своим глазам, — приближаясь, Гарновский превратился в Вячеслава Валентиновича Колесникова.

— Вот черти полосатые. Их ждут, а они прячутся.

— Мы вас приняли за Гарновского, а с ним встречаться нам противно.

— Это хорошо, — ответил Колёсников. И стало непонятно — хорошо,, что они приняли его за Гарновского, или хорошо, что с Гарновским встречаться им противно. Через какой-то пустынный дворик, заваленный железными бочками, он вывел ребят к легковой машине. Машина свернула в проулок и выехала на пустырь. По обеим сторонам потянулись заборы из колючей проволоки и огромные навесы. Двухскатные крыши на столбах. Ровными рядами выглядывали оттуда зачехлённые стволы танковых пушек.

Обогнув здание котельной, машина вылетела на булыжную мостовую. Дома здесь были высокие, деревья подстрижены. Чуть выше деревьев, посередине улицы, шли толстые провода. От налипшего снега они немного провисли. — Новую ветку трамвая строят, — сказал шофёр.

Недалеко от памятника с чугунными птицами машина свернула налево, притормозила и въехала во двор. Остановилась у деревянного крылечка.

Вышли. Вытащили свои котомки, и машина сразу выехала на улицу. Колёсников, Тимка и Петька стали закрывать за ней ворота.

Дом был деревянный, двухэтажный. Окна перекошенные. Ставни оторванные. Вместо стёкол на первом этаже листы старой фанеры. Лестница на чердак засыпана снегом. Перила обломаны. На крыше против лестницы черным провалом зияло слуховое окно.

— Дом был брошенный, да? — спросила Таня.

Колёсников вынул из кармана ключ.

— В некотором роде — да. А когда экспедиция получила его от горсовета, объявился хозяин. Приходил каждый день и требовал за дом деньги. Сначала три тысячи, потом десять, а прошлым летом пришёл в геологоуправление и потребовал двадцать тысяч, а если, говорит, откажете — дом сожгу. Насилу от него отвязались.

— И сколько ему дали?

— Проверили документы и дали пять лет тюрьмы за подделку государственных бумаг. Оказалось, что раньше он был приказчиком у купца Хаменева. Жил такой когда-то, и дом этот, кстати, его.