Подмена, стр. 33

Иван Иванович бросился к рации. В промороженный эфир полетела радостная весть.

— Всем геологическим партиям, звеньям, отрядам… Пётр Жмыхин и Таня Котельникова найдены и спасены охотником Александром Бурмейстером.

Потом новость была передана в город, а в семь часов вечера её приняли в районе Удаянского ущелья Тимка Булахов и Додоев.

Утром летающий «вагон» растревожил рассвет рёвом двигателей. Все, кто вчера летал на Миренгу, сидели в его необъятном чреве. Туда же загрузили всех ездовых собак вместе с нартами. Военный штурман уступил своё место в кабине Бурмейстеру, а сам ушёл в салон к геологам. Зелёная громадина тучей взмыла в небо и пошла по курсу, указанному охотником.

А через час почтовой утренней лошадью выехал из посёлка Георгий Николаевич Гарновский. На столе в больнице он оставил заявление об увольнении из экспедиции.

ГЛАВА 13

Петьку и Таню доставили в Шалагановскую больницу. Самостоятельно стоять на ногах они не могли. Исхудали так, что Колёсников, взяв обоих на руки, без труда занёс в палату. Поселковый врач осмотрел их истощённые тела и поставил одинаковые диагнозы — хроническое недоедание.

Через Тимку Булахова (ему разрешили дежурить в палате) о «хроническом недоедании» узнала уборщица школы, бабка Ольгуша. И понеслась по посёлку весть: «Сироты, едва спасённые, умирают с голоду, а врачу кормить их нечем».

Началась осада больницы. Охотники и рыбаки несли пострадавшим гостинцы: солёную черемшу, ягоды, котлеты из козлятины, грибы, жареную рыбу… Бабка Ольгуша принесла горячих блинов и трехлитровую банку клюквенного кислого сока.

— Ты уж родной, Глеб Спиридонович, не будь супостатом, отмени свою «хронику», разреши им кормиться, а при надобности и сам кушай. Не лишай жизни детишек.

Врач пообещал исполнять её наказ, но, когда бабка Ольгуша ушла, сказал медицинской сестре:

— Старую сочинительницу сюда больше не пускай, а на дверь магазина повесь объявление: «Ввиду несъедаемости больными всех продуктов, приём передач прекращён до субботы». Вечером в сумерках бабка Ольгуша пробралась к магазину и объявление сорвала…

Десять суток подряд Глеб Спиридонович не выходил из больницы. Спал урывками у себя в приёмной на твёрдом топчане, прислушиваясь через стенку к дыханию Петьки и Тани. И был благодарен Тимке — тот даже ночью умудрялся уговорить больных поесть. Таня с Петькой быстро шли на поправку.

Наконец доктор позволил допустить к ним, «в виде исключения», Сидорова и лётчика Сашу. В палату они вошли бесшумно и сразу приказали: Булахов, дверь на крючок — и никого сюда.

Крючка у палатных дверей не было. Тимка запер её по-своему: вставил отломанную ножку стула в медную ручку двери. Анатолий Васильевич развернул во всю длину палаты карту-планшет Главного хребта. Лётчик Саша открыл портфель и положил на табуретку перед Сидоровым чертёжные инструменты, логарифмическую линейку, блокнот и карандаши. Анатолий Васильевич заторопился.

— Ребята, расскажите очень подробно о вашем третьем варианте.

Петька удобно устроился на кровати, прислонился спиной к тёплой печке и стал рассказывать.

…Таня с Петькой вели обследование высоты И-39, когда подул обмораживающий лицо ветер. От летящего сухого снега и песка, казалось, зазвенели пики высоких гольцов. Ледяная стужа вынудила ребят спускаться в седловину. Закутав лицо шарфами, они крепко вцепились друг в друга и начали опасный спуск… Пристанища в седловине не нашли. Ураганный ветер свалил их с ног. Петька потерял Таню. Перевёртываясь через голову, он коснулся её рукой, но схватить не успел. Встал на ноги. И в белой мгле спутал ориентировку. Стал кричать, но в грохоте бурана сам не услышал своего голоса. Где-то сзади раздался выстрел из карабина. Сопротивляясь напору ветра, почти на четвереньках, он стал пробираться туда… Таню нашёл в каком-то узком распадке. Уцепившись ногами за голые корни лиственницы, она лежала на спине и стреляла в качающуюся над ней пургу, Петька привязал Таню к себе и двинулся вниз по распадку. Начались кусты стланика. Они сдерживали порывы ветра, но цеплялись и рвали одежду.

До спасительного ельника оставалось совсем немного, когда Таня, провалившись в сугроб, сорвалась в щель. Петька какой-то миг удержал её на весу, но удар ветра подкосил ноги. Петька съехал в щель вслед за Таней. К счастью щель, полузасыпанная сухим песком, была неглубокой. Особых ушибов они не почувствовали.

По хрустящему под ногами песку стали спускаться вдоль щели. Она была узкая, противоположные стенки иногда сдавливали плечи, и Петька с трудом протаскивал рюкзак. Щель походила на длиннейший шрам.

Ребята уходили все ниже и ниже, а щель оставалась такой же узкой. Петька боялся камнепада: отскочить некуда. Отсюда, снизу, щель казалась тонкой голубоватой трещиной на чёрном стекле.

На пылевидном сухом песке заметили следы. Чётко отпечатались когти. Петька достал из-за спины карабин и послал пулю в патронник. Держа оружие наготове, неслышно двинулся вперёд. Таня крепко зажала в руке нож и шла сзади, в точности повторяя Петькины движения.

Приближение людей хищники почувствовали. Донеслось хриплое рычание с собачьим подвывом. Росомахи! Их было три. Они стояли, прижавшись друг к другу, и злобно приподнимали губы, оголяя острые клыки. Петька взял на мушку одну из росомах и медленно стал приближаться. Звери отступили метров на двадцать, встали в круговую оборону. Петька понял, что нападать они не хотели. Им некуда было деться. Щель не имела другого выхода, а бежать навстречу людям они боялись. Звери ждали.

Из создавшегося положения выход нашла Таня. Рюкзаки они надели на грудь и втиснулись спинами в небольшую выемку. Затаили дыхание. Звери сообразили, что люди уступили им дорогу. Отталкиваясь от земли сразу четырьмя лапами, они с визгом бросились в освободившийся проход.

В щели быстро темнело. Петька с Таней сбросили поклажу и стали собирать кусочки коры, занесённые сюда ветром сосновые шишки. Маленький костёр осветил необычное пристанище. Щель заканчивалась вместительной полукруглой пещерой. На гранитных стенах вековая пыль. В узком закуточке Таня нашла небольшую охапку дров. Самых настоящих, рубленных топором, лиственничных, только старых, почерневших от времени.

Костерчик, подкормленный найденными дровами, оживился, приятно выхлёстывал языки пламени. При ярком свете ребята увидели череп и белую кость. Петька сказал, что здесь было логово волка, а росомахи, забравшись сюда, задавили его и съели. Но было это давно, потому что череп и кость покрыты пылью. Там, высоко на хребте, ураган, по-видимому, вошёл в силу, потому что подрагивание пыльных стен и каменного пола не прекращалось. На углях ребята разогрели плоскую банку баранины и съели с раскрошенными сухарями. Стали готовиться к ночлегу. Петька сдвинул костёр, на тёплое место разложил рюкзаки, сверху спальный мешок и приказал Тане лезть в него:

— Спи до полночи, а потом сменимся.

Оставшись один, он надел на плечо карабин, вытащил из костра головешку и стал осматриваться. Петьку смущал гул. Даже там, наверху, когда они только ещё спускались, было гораздо тише, а тут, словно кипящий вулкан. Петька прошёл в тупик, на стенке хребта увидел выбитую стрелку. Она походила на маленькую молнию, острие показывало вниз. Петька сложил горкой несколько камней и встал сверху на них, не удержал равновесия и упал. С шумом покатились камни, шлёпнулся об пол карабин.

— Что случилось? — глухо донеслось из мехового мешка. Петька подошёл к Тане и рассказал о стрелке.

— Ты забыл, что ли? Это же личный знак Ельникова, начальника пропавшей экспедиции. — Таня выбралась из мешка. — Он неспроста её здесь поставил. Тут, Петька, какая-то тайна.

Вооружившись пылающими головнями, стали осматривать запылённую стенку хребта. Под лопнувшим потолком пещеры Таня увидела дыру, забитую старой чуркой и замазанную глиной. Чей-то тайник. На глине виднелись отпечатки тонких пальцев. Острыми камнями ребята выбили пробку. Их сразу оглушил гул. Как будто там, внутри хребта, был подземный аэродром, и все самолёты ревели. Из дыры шёл туман и морозными искорками оседал на каменной стенке. Петька заглянул в дыру — темень и грохот водопада. Сунул туда обгорающее полено. Сквозняком его стало раздувать, полетели искры, вспыхнуло пламя.