Боги слепнут, стр. 55

– Я знаю.

– Почему Постум должен страдать? Так нечестно!

– Я знаю. Но Летиция…

– А еще говоришь, что ты не Сцевола! – Она швырнула в него первое, что попалась под руку. Попался кодекс. Тит Ливий, кажется. И небось тот том, где все это описано – Муций Сцевола и царь этрусков Порсенна. Что им всем изжариться, воспевателям подвигов! – Ты двадцать лет будешь гореть в огне! И я рядом с тобой! И Постум! Жаровня на троих И мы на углях голой задницей только потому, что тебе пришло в голову дать обет.

– Постум поймет. Я все ему объясню.

– Не поймет. Ну, может, и поймет. Может, он такой же, как ты, чокнутый. А я вот не пойму.

– И ты поймешь. Мы будем писать друг другу пространные нежные письма. Описывать события, делиться впечатлениями. Ты будешь рассказывать подробно, как прошел очередной день Постума, как он учится. Наймем специального курьера – он будет возить письма каждодневно. А после нашей смерти Квинт издаст наши письма. Наше переписка превзойдет письма Цицерона популярностью.

Она не ответила, вновь отвернулась к окну. А ведь она думала, что это будет самым счастливым днем в ее жизни. И вот, едва изведав сладость Венериных утех, она стоит у окна, глядит на провинциальный жалкий город, именуемый столицей Готии, и выслушивает известие о том, что они вновь должны расстаться. Пытается осмыслить этот бред и не может. Ощущает, как сперма стекает по ногам…

– Зачем все это? – спросила тихо. – Ради чего?

– Ты видела их, тех, кого лечили? – спросил Элий.

– Да. – Она помолчала. – Очень страшно. Один из них высох, как египетская мумия. Высоченный парень, здоровяк– центурион. Он был чемпионом 499 олимпиады в метании диска. А после облучения превратился в черную головешку. И все жил, жил…

Она кинулась в постель, обхватила Элия, стала покрывать его лицо и изуродованную шею поцелуями.

– Ну какой же ты все-таки сумасшедший… Точно, сумасшедший!

– Ах вот как! Значит так? Мир или война?

– Война, конечно же, – засмеялась она, слегка прикусывая кожу на его плече. – Я буду днем с Постумом, ночью – с тобой. Корд на своей авиетке будет возить меня туда-сюда. И так я буду порхать между вами, сплету невидимую нить, кокон, соединю. Иначе зачем я тебя выбирала?

Что она умеет летать сама по себе без всякой авиетки – этого она ему не сказала.

Глава XXII

Июньские игры 1976 года (продолжение)

Со всех сторон в Рим стекались «исполнители». Гениев среди них было меньшинство. Они затерялись в пестрой толпе молодых, упитанных мужчин, которых сопровождали такие же молодые упитанные женщины с букетами цветов. Специальные поезда везли этих людей в Рим без остановок. В основном это были члены общества «Радость». Шел слух, что вечером в Риме для них устроят пиршество прямо на форуме. Тысячи и тысячи столов, заставленных жареными угрями, миногами, фаршированными поросятами, фруктами, пирогами. И еще будут разбрасывать тессеры, и по каждой – выигрыш. Говорили, что самый большой выигрыш – миллион. Все верили.

«Бенита в диктаторы» – было начертано на каждом вагоне, по обеим сторонам надписи – лавровые венки. Ветер трепал пурпурные ленты. Поезда встречали и провожали криками радости. И погода вдруг изменилась. Дожди прекратились. Сделалось солнечно, ясно. Белые легкие облака висели высоко-высоко над землей.

Все римские станции еще с вечера выплевывали прибывающих в Город, и толпы бурлили в его узких улицах хмелью молодого вина. Таверны были открыты ночь напролет. Бенит сидел в редакции «Первооткрывателя». В эту знаменательную ночь он не ложился. Когда ему сообщили о повторном разгроме редакции «Либерального вестника», он радостно потер руки и произнес: «Началось!»

С утра старый форум затопила толпа. Люди все прибывали и прибывали.

– Пусть предатели Рима уезжают в Альбион! Им нет места Империи! – вопили на форуме.

И когда Бенит появился на рострах в сенаторской тоге, восторженный вопль покатился волной, перехлестнул ораторскую трибуну и понесся дальше и выше, к подножию Капитолия. Цветы, венки летели к ногам молодого кумира. Он поднял руку, и толпа стихла.

А Бениту вдруг сделалось весело, почти смешно.

– Римляне, – крикнул он толпе, – вы вновь станете господами мира!

И они завопили в ответ хором:

– Станем!

В дверь постучали. Летиция с трудом разлепила глаза. Солнце садилось.

– Я ж велела не беспокоить!

Элия как будто здесь и не было все эти дни. Преторианцы прекрасно знали, кто живет в номере с Августой, но делали вид, что его не замечают.

Вновь стук – громче, настойчивее.

– Ну что еще? Вот скоты, не могут подождать. – Она соскочила с кровати, накинула персидский халат и, приоткрыв дверь, глянула в щелку.

За дверью стоял Квинт.

– Чего-то ты долгохонько добирался сюда из Антиохии, – заметила Летиция, впуская агента.

Тот вошел, не поднимая глаз.

– Задержался.

– Вот и Элий задержался. Торчал в храме Либерты. А ты что делал? Тоже от чего-нибудь очищался?

Элий вышел в экседру, закутанный в пестрый долгополый халат.

Квинт виновато глянул на Элия, потом на Летицию.

– Играл, – признался честно.

– Много выиграл? – поинтересовался Элий.

– Проиграл. Полмиллиона.

– Ого! – Летиция бросилась в кресло, обхватила колени руками. – Доблестные муж, ты меня удивляешь. Надеюсь, это все твои подвиги?

Квинт тяжело вздохнул. Мог бы и не продолжать. Про ту минутную слабость никто никогда не узнает. Мысли – не деньги. Но ведь Квинт служит Элию.

– Хотел удрать. В Новую Атлантиду. Устал. Надоело. И не смог убежать. Вот, приехал. – Он изобразил на лице самое искреннее раскаяние.

Летиция молчала. Элий тоже.

– М-да… Ну что ж, хотя бы честно, – наконец сказал Элий. – Ты же нам нужен, Квинт. И мне, и Ле… Августе.

В коридоре послышалась краткая возня, чей-то шепот: «Не сейчас», и в ответ отчетливое, почти что крик: «Это важно»!

– Ну что там еще! – крикнула Августа.

Преторианец заглянул в экседру.

– Августа, только что пришло сообщение с телеграфа. – Он протянул бумагу с сообщением.

Она взяла телеграмму, прочла вслух:

– Сенат избрал Бенита диктатором. – Хотела встать, но тут же упала назад в кресло. Сидела и смотрела в одну точку. Известие в голове не укладывалось. – Бенит – диктатор. Какой-то бред. Мы должны вернуться.

Элий молчал.

– Квинт, надо сейчас же сообщить на крейсер: мы возвращаемся! – Она встрепенулась.

– Нет, – сказал Элий.

Ей показалось, что она ослышалась.

– Но мы должны…

– Летиция, мы не можем вернуться.

– Почему? – она знала ответ, но не могла, не смела даже подумать такое.

– Элий… нет, это невозможно, что ты говоришь. Ты – Цезарь!

– Я – перегрин.

– Бред, бред! Ты вернешься, все изменится.

– Мы не доедем до Рима.

– Да к воронам все! Никто меня не посмеет тронуть! Я – Августа, мать императора. Я еду. А ты можешь оставаться!

Она кинулась в спальню. Он за нею. Схватил ее за руки, обнял.

– Летиция я тебя не отпущу. Ты станешь его пленницей, его наложницей…

– Мне плевать.

– Летти!

– Я тебе не жена. Ты меня не удержишь!

– Что ты говоришь!

– Там мой сын.

– И мой.

– Какое тебе дело до него! Ты его никогда не видел!

Элий выпустил ее, отступил. Она шагнула было к двери и встала. Ноги не шли. Она швырнула собранные в охапку вещи и упала сверху сама. Попыталась опереться на руки. Не смогла. Все в ней сломалось. Будто не было ни в руках, ни в ногах больше ни одной самой маленькой косточки.