Люди феникс, стр. 18
На блистающем огнями тротуаре мальчишка казался нереальным, как персонаж какого-нибудь «ужастика».
Слегин схватил его за руку и притянул к себе.
— Что случилось, малыш? — поинтересовался он. — Тебя кто-то обидел?
Мальчишка дрожал всем телом.
— Там… там… — с трудом выговорил он, указывая ручонкой туда, откуда выбежал.
— Ну, и что там? — стараясь говорить спокойно, осведомился Слегин. — Змей Горыныч прилетел? Или призраки чечетку отбивают? Да перестань ты реветь, ты ж мужик!
Эти слова оказали волшебное воздействие на мальчика.
Он вытер глаза и, запинаясь, проговорил:
— Там… там лежит мой папа!
— Пьяный, что ли? — удивился Слегин.
— Нет, — сказал малыш, не поднимая глаз. — Мой папа не пьет! Мы шли, а потом он упал…
И тогда Слегин понял, что хотел сказать ему мальчишка и почему он так напуган. Во рту сразу стало сухо, а сердце сбилось с обычного ритма.
Еще одна жертва Снайпера?
«Черт бы нас всех побрал с нашими оперативными игрищами! Пока мы устраиваем шоу с переодеваниями и засадами, этот мерзавец неумолимо делает свое грязное дело, и плевать он хотел на всех нас, вместе взятых!..»
— А ты никого там больше не видел? — спросил он мальчика.
Тот усиленно замотал головой.
Значит, убийца нанес очередной удар и скрылся.
Но он не мог уйти далеко.
— Стой здесь и никуда не уходи, — сказал Слегин мальчику и направился за угол дома.
Там был узкий переулок-тупичок, где стояло несколько машин, и стена дома была глухой, без единого окна. В самом конце тупичка на асфальте виднелось нечто бесформенное.
Озираясь, Слегин сделал несколько шагов в том направлении, и тут на него накатило отчетливое ощущение грубейшей ошибки. Сзади что-то скрипнуло, и он резко обернулся. Как раз вовремя, чтобы оказаться лицом к лицу с темным силуэтом, оказавшимся совсем рядом. Видимо, человек этот прятался в одной из машин, мимо которых прошел Слегин.
Скорость реакции — вещь относительная и познается в сравнении. Слегин всегда полагал, что по этому параметру может дать сто очков форы любому, но сейчас он понял, что заблуждался.
Боли от удара он почему-то не почувствовал, просто тело мгновенно одеревенело и стало чужим. И сразу же перед глазами выросла огромная стена и придвинулась к нему вплотную, но последним всплеском угасающего сознания Слегин догадался, что на самом деле он рухнул лицом вниз на асфальт…
Глава 6
Небытие не длилось нисколько — и длилось бесконечно. Оно, как вечность, не имело предела, и поэтому Слегин не знал, сколько времени он отсутствовал в реальном мире. Этот промежуток времени с равным успехом мог быть вечностью или секундой.
Не было ни звуков, ни образов, ни мыслей.
Ничего не было, кроме темноты и тишины.
(Уже потом, когда он вернулся к жизни из мира безмолвия и тьмы, ему показалось, что когда-то, давным-давно, он уже испытывал нечто подобное. Только где и когда такое могло с ним происходить? Наконец его озарило: наверное, так должен чувствовать себя зародыш перед появлением на свет.)
Внезапный переход к восприятию окружающей действительности всеми органами чувств был подобен шоку. Словно кто-то врубил одновременно множество «юпитеров» и сирену воздушной тревоги, чтобы разбудить его, спящего глубоким сном…
Тело было еще неподвижным, а мозг уже принялся анализировать ситуацию.
Выводы были неутешительными.
Он шел на встречу с незнакомцем, позвонившим ему по телефону. Его должны были прикрывать возле памятника. Но противник перехитрил их всех. Он выследил Слегина, заманил его в ловушку, используя ребенка в качестве приманки, а потом отключил его и…
И что?
Слегин приподнял голову и огляделся.
Вокруг — все тот же тупик, освещаемый лишь светом уличных фонарей с проспекта, и никого в нем нет.
Раскрутчик поднес к глазам наручные часы.
Если часы шли (он всмотрелся в циферблат и убедился, что цифры исправно сменяют друг друга), то, выходит, он пробыл в беспамятстве всего минут пятнадцать.
«Пятнадцать?! Постой-постой, это с какой же силой меня должен был вдарить тот тип, чтобы я провалялся бесчувственной чушкой столько времени?»
Эта мысль так поразила Слегина, что он одним рывком вскочил на ноги.
И только теперь осознал, что в теле нет ни единой клеточки, которая бы испытывала боль, — и это было тоже странно.
За время своей службы в «Раскрутке» он попадал в разные переделки, в том числе и такие, которые заканчивались полной отключкой. Но обычно в таких случаях имели место две обязательные константы: во-первых, бессознательное состояние даже после самого мощного удара противника длилось две-три минуты, не больше, а во-вторых, пострадавший участок тела потом несколько дней давал знать о себе.
Что же случилось сейчас?
Может быть, он стал объектом применения какой-нибудь дряни нервно-паралитического действия?
Да нет, он отлично помнил, как что-то тупое стремительно ударило его, и теперь даже припоминал, куда именно, — в висок. Один из тех ударов, которые оттачивают расплодившиеся в несметном количестве профессиональные убийцы-рукопашники, чтобы мгновенно и с гарантией отправлять своих «клиентов» на тот свет…
Ладно, в принципе это не столь важно. Сейчас хуже другое: портфель с СО бесследно пропал. Видимо, нападавший прихватил его в качестве трофея и теперь радуется небось, сволочь, как ловко обвел вокруг пальца «залетного» торговца оружием. Он и не подозревает, что физиономия его, даже несмотря на темноту, успела запечатлеться в его мозгу и теперь он знает, как тот выглядит. Не до каждой родинки, конечно, но, по крайней мере, основные идентификационные признаки. Волосы, туго стянутые резинкой на затылке в «конский хвост». Круглое лицо, квадратные скулы и нос с широкими ноздрями… Этакий Джек Николсон в расцвете своей актерской карьеры, если не считать прически…
А как насчет средств связи?
Коммуникатор на месте.
И даже работает вполне исправно.
Слегин надавил кнопку вызова. Не экстренного — обычного. По экстренному Захаров и прочие могли бы его засечь, но именно это сейчас не входило в планы раскрутчика.
Наушник словно взорвался голосом Захарова:
— Слегин?! Куда ты пропал, твою мать?! Мы уже не знаем, что и думать!..
— Со мной все в порядке, — сообщил Слегин, выходя из закоулка на проспект и отряхиваясь. Как и следовало ожидать, малолетнего провокатора и след простыл. — Просто слегка отклонился от маршрута…
— Что значит — «слегка отклонился»? — взревел Захаров. — Уже десять минут первого, так что ты опаздываешь на встречу!..
— А что, меня кто-нибудь ждет у памятника? — вяло поинтересовался Слегин.
— Как мы без тебя это могли бы узнать? — посетовал Захаров. — Мы полностью контролируем площадь, но похоже, что твой клиент не явился. Правда, сшиваются тут всякие личности — но не будешь же хватать всех подряд!.. Где ты?
— А черт его знает, — меланхолично ответил Слегин. — Заблудился. Ты не мог бы запеленговать мое местонахождение по портфелю?
Некоторое время Захаров не мог произнести ни звука.
Наконец он сообщил, что, во-первых, это последний раз, когда он связывается с таким придурком и сукиным сыном, как Слегин — «и, кстати, я завтра же доложу об этом Кондору, понятно?» — а во-вторых, нельзя выдавать в эфир информацию о текущих оперативных мероприятиях!
— Поверь, Толя, теперь это не имеет никакого значения, — сказал Слегин. — Пеленгуй портфель, и чем быстрее — тем лучше!.. Я жду.
«Хорошо, что мы заранее начинили каждую из некогда смертоносных железок специальными микродатчиками, позволяющими установить их местопребывание в радиусе нескольких десятков километров!.. Лишь бы Захаров не подвел».
Захаров действительно не подвел. Он перезвонил Слегину ровно через пять минут (к тому времени Слегин уже сидел за рулем изящной полугоночной «Лани», позаимствовав ее у неизвестного владельца с помощью универсальной электронной отмычки). Как ни странно, голос Захарова на этот раз был еще более возмущенным.