Слово дворянина, стр. 21
Первый этаж миновали благополучно, а вот на втором, на лестнице, навстречу им забухали выстрелы. Кто-то, рядом с Мишелем, ахнув, присел, схватившись за живот. Мишель, повинуясь фронтовым привычкам, упал, пополз в сторону, за выступ лестницы. Выставив вперед винтовку, пальнул несколько раз вверх, в распахнутые двери. Теперь оттуда в любой момент могла вылететь граната, и тогда, на узкой лестнице, их всех посечет осколками.
— Надобно бы вперед! — беспокойно озираясь, сказал Мишель. Да куда там! Латышские стрелки лежали вповалку, прижимая головы к полу. Раненый командир корчился от боли на полу.
Из-за дверей вразнобой, но часто стучали винтовочные и револьверные выстрелы. Патронов у анархистов было вдосталь! И что уж совсем худо — справа деловито, будто швейная машинка «Зингер», застрочил «максим». Видно, его стащили с окна, да развернули к двери, дабы сдержать атаку, идущую с первого этажа.
«Та-та-та-та!..» — беспрерывно, одной длинной очередью, строчил пулемет.
Поверх голов, впиваясь в стены и перила лестницы, раскалывая мраморные балясины, колотили пули, летели во все стороны, осыпая солдат, мраморные осколки.
Ах, как все неудачно вышло-то — всего-то пролет не добежали — на чем первоначальный порыв угас. Теперь всяк станет искать для себя спасения, забиваясь в укрытия, и атака скоро совершенно захлебнется!..
На улице тоже успеха не наблюдалось — судя по залпам, наступающие цепи залегли, посеченные огнем пулеметов. Только броневик, колеся туда-сюда по улице, огрызался, крутя башней и поливая окна дворца из двух своих пулеметов.
Мишель беспокойно оглядывался, выискивая командира, ожидая, кто возьмет на себя командование. Но таковых не находилось — солдаты, вжимая головы в плечи, сползали по лестнице вниз.
Что-то случилось с Мишелем — как видно, дала себя знать фронтовая закваска. Там ему, хоть и не так долго он воевал, приходилось командовать взводом, а после ротой, там он привык брать ответственность на себя.
— А ну!.. Слушай мою команду!.. — крикнул Мишель. Солдаты зашевелились, приподняли головы, глянули на него вопросительно.
— У кого гранаты есть?
— У меня...
— И у меня тоже...
— Попасть в двери сможете?
Двери были высоко и находились за парапетом лестницы. Чтобы попасть в них, нужно было приподняться, подставясь под пули.
— Попробовать, конечно, можно...
— Слушай меня! — вновь рявкнул Мишель. — К стрельбе залпами... Товсь!
Его поняли.
Солдаты завозились, задергали затворами винтовок.
И он тоже, оттянув, толкнул вперед затвор, досылая в ствол патрон.
— По моей команде...
Все подобрались.
— Цельсь... Пли!
Разом грохнули два десятка винтовок. Пули, влетев в проемы дверей, запрыгали рикошетом от потолка и от стен по комнатам, заставляя матросов залечь, прижаться к паркетному полу.
— Залпо-ом!.. Залязгали разом затворы. Пауза...
— ...Пли!
Ахнул новый залп, так, что стены дрогнули.
Там, на улице, их услышали и стали стрелять чаще.
— Залпо-ом!..Пли!..
Встречная стрельба стихла. Воспользовавшись мгновением, несколько солдат привстали и швырнули в дверные, проемы гранаты.
Один за другим прогрохотали взрывы.
— За мной, вперед!.. — крикнул Мишель, вскакивая на ноги и прыгая по ступеням вверх, уже не оглядываясь, но слыша, как за его спиной дробно стучат по лестнице подошвы солдатских ботинок.
Теперь нельзя было терять ни единого мгновенья!
С ходу ворвались в первую дверь.
Мишель, заметив мелькнувшую впереди тень, пальнул в нее из винтовки. Кажется, попал... Другого выстрела он сделать уже не мог — не успел бы. Перехватившись, побежал, выставив винтовку вперед штыком. Заметил чье-то глядящее на него сквозь мушку прицела лицо. Огромным, от коего жизнь зависела, прыжком подскочил, всадил в матроса штык, глубоко пропарывая им его щеку.
Успел!
Почуял, как тот задергался от боли на штыке, толкнул, потащил его в с сторону, разрывая рану. Но тот все ж таки смог выстрелить.
Горячая пуля ожгла Мишелю руку, пройдя мимо.
Выдернув из анархиста штык, он побежал дальше, переступив через чье-то тело. Слева, орудуя прикладом, латышский стрелок вдалбливал в паркет чью-то голову.
Вперед, вперед!
Мишель вновь, сделав выпад, ткнул кого-то штыком, да тот отбил его удар своей винтовкой. Мишель оказался открыт для встречного удара. Перехватился, попробовал прикрыться прикладом, да понял, что не успевает, что сейчас его пропорят штыком, всадив его ему в живот.
«Уж лучше бы в грудь, — мгновенно подумал он, — чтобы сразу! Ежели в живот, если кишки порежет, придется долго мучиться!»
Совсем рядом сверкнуло остро заточенное трехгранное лезвие...
Но тут сзади, из-за его спины, бахнул револьверный выстрел. И следом еще один! Анархист, отброшенный пулями, завалился на бок, выронил винтовку.
— Благодарю! — не оборачиваясь, на ходу крикнул Мишель. Кого он благодарил, кто ему только что жизнь спас, он так и не увидел — не до того было. Справа набежали матросы, начали стрелять из «маузеров». Кто-то позади Мишеля отчаянно вскрикнул — может быть, и его спаситель, коему теперь на то, чтобы себя уберечь, патронов в «нагане» не хватило!
Мишель ударил ближнего матроса прикладом по руке, вышибая «маузер». Тот заверещал, разжал руки. Следующий удар пришелся ему в лицо...
В дальнем углу какой-то в гражданском платье мальчишка, тоже, видно, анархист, дергал чеку из гранаты.
— Граната! — отчаянно прокричал кто-то.
К анархисту подскочили, схватили за руки, не давая разжать пальцы, и, подняв, как есть, вышвырнули его вместе с гранатой в разбитое окно.
Через несколько секунд уже там, внизу, прогремел взрыв.
И стало тихо.
Лишь слышно было, как по этажам разбегались солдаты, да редко бухали отдаленные выстрелы.
Все? Все!..
Более в зале, может, именно той, где Мишель с Мими танцевал, никого, кто бы оказывал сопротивление, не было. Солдаты, обшаривая углы, вытаскивали из них уцелевших, испуганных, побросавших оружие анархистов...
Мишель обессиленно упал в какое-то иссеченное пулями кресло. Всего его колотил озноб, руки и ноги мелко дрожали, да так, что ничем их не унять. Такое за ним и прежде, на фронте, водилось — как в атаку бежать, так был спокоен, а как кончалось все — будто истеричная барышня колотился!
— Да вы никак ранены! — подошел к нему кто-то из солдат.
Где?!
Да — верно!
По его руке густо стекала кровь. Видно, та пуля все-таки его зацепила, чего он по горячке боя не заметил. Солдат привычно оглядел, ощупал рану. Мишель, не сдержавшись, застонал.
— Пустячная рана, — вынес заключение солдат, доставая из кармана и разматывая бинт. — Главное — кость цела! Кабы пуля вершок правее прошла, так хужей было б!
Бинт быстро набухал кровью. В голове шумело, к горлу подступала тошнота.
Как же он теперь на глаза Анне покажется, расстраивался Мишель.
— Вы уж потерпите, — уговаривал его, будто маленького, солдат. — Вишь как в бою-то себя геройски показали! Кабы не вы, все мы могли там, на лестнице, полечь... Да теперь уж все позади...
Рука наливалась жгучей, пульсирующей болью, которая огнем растекалась по телу...
В двери возник неясный шум, и в залу ввалился кто-то большой в кожаной тужурке с огромным «маузером» в руке и еще одним на боку.
— Ага!.. Вон где вы спрятались! — зарокотал знакомый бас Валериана Христофоровича. — Вот вы тут, милостивый государь, прохлаждаетесь, а я меж тем собственноручно злодеев словил! Сашку-матроса и Макара тоже. Тех самых, что драгоценности на спирт меняли!..
Глава XXV
Звали девочку Дуняшей.
Жила она, горя не зная, хошь не богато, да весело — были у нее тятенька с маменькой да братья с сестрицами. Были хороводы, игры да забавы. Как соберутся они с подружками да пойдут за луга заливные, по грибы-ягоды, али купаться нареку, али зимой на санках с горы кататься — визг стоит такой радостный, что за три версты слыхать!