Слово дворянина, стр. 16

— Да поможет ли? — усомнился Яков. — А ну как просто так подарки заберет? Как нам после за них отчет держать?

— Нет, просто так не заберет, — заверил его князь. — Я по положению своему к шаху вхож, могу, ежели что, и пожаловаться на обман, да опись вещиц сих, что у евнуха после сыщут, представить. Нас-то с позором вышлют, да только что нам с позора того — он нам шкуры не попортит, а мздоимца шах на кол посадит! Нет — уж коли взял, под дело взял. Помяни мое слово, недели не пройдет, как он скажется. И либо поможет, либо подарки нам возвернет!..

И ведь верно — так и случилось!..

Глава XIX

Курган Мишель-Герхард фон Штольц не срыл — не дали. Но лопатой ему потрудиться пришлось изрядно! На даче у академика Анохина-Зентовича, где он собственноручно перекидал пятнадцать кубов навоза на окрестные поля и огороды.

Впрочем, он всегда тяготел к простому деревенскому быту, в глубине души завидуя идиллической жизни селян и поселянок, кои растят хлеба и доят буренок средь милых сердцу пейзажей среднерусской полосы. Есть во всем этом некое здоровое начало...

Хотя навоз в эту идиллическую картинку вписывался не вполне — навоз был тяжел и пах навозом, а вовсе даже не лютиками-васильками.

Мишель-Герхард фон Штольц цеплял его на вилы и, пыхтя, тащил по тропке меж грядок на картофельное поле.

— Что ж вы, молодой человек, столь нерасторопны, — погонял его академик. — Я в ваши годы, на раскопках, покуда добирался до культурных слоев, не знал устали, трудясь подобно экскаватору.

Академик и теперь работал, как роторная копательная машина, носясь по огороду с тяпкой и добывая из черноземных слоев корневища бескультурных растений.

— И все ж хорошо на природе! — вздыхал академик, вытирая пот со лба и мечтательно оглядываясь по сторонам.

— Ага-ага! — соглашался Мишель-Герхард фон Штольц, принужденно улыбаясь, и, заплетаясь ногами, тащил свою порцию навоза на нивы будущих рекордных урожаев... Он, конечно, всегда имел склонность к простому деревенскому быту, но, оказывается, в несколько ином, идиллически-созерцательном варианте.

Уф-ф!.. Когда же это кончится-то? Это самое!..

Но лишь на крыльцо, в белом ситцевом сарафане, платке и переднике, выбегала Светлана и, прикрыв глаза ладошкой от солнца, замирала, озирая окрестный пейзаж, — вся такая тонкая и легкая, Мишель взбадривался, и навоз переставал давить ему на мозоли на руках и на психику, и он начинал таскать его с особым изяществом, с каким носил клюшки для гольфа на лужайке пред Виндзорским замком...

Вот и теперь она вышла.

И, смеясь, крикнула:

— Ну что, работнички, утомились, поди? Ступайте-ка полдничать.

Михаил Львович с видимым сожалением оставил свою тяпку.

Мишель-Герхард фон Штольц с великим энтузиазмом забросил куда подальше свои вилы.

Сели за стол.

Академик с аппетитом хрупал чеснок, редиску и прочие разные корнеплоды, выросшие на его участке, рассказывая про то, что и как ели древние скифы и прочие дикие народы. Мишель слушал его, то и дело обнюхивая свои натруженные руки.

— Сюда бы еще машины три навоза привезти да раскидать! — мечтательно вздыхал академик.

— А вот японцы, говорят, успешно осваивают искусственные почвы, — робко напоминал Мишель.

— Искусственные!.. Все теперь искусственное! — возмущался академик. — И вкус искусственный... А когда навозца, да пожирней, то аромат у продукта иной! Вот, к примеру, древние персы, которые придумали поливное орошение...

Древние персы интересовали Мишеля-Герхарда фон Штольца мало — меньше, чем внучка академика. Та сидела, восхищенно глядя на деда, кивая при каждом его слове, и глаза ее, и без того большие и бездонные, удивленно круглились.

— Вам что, неинтересно? — вдруг спросил у Мишеля академик.

— Что? — не понял Мишель.

— Про систему орошения у древних персиян?

— Ну что вы! — возмутился Мишель-Герхард фон Штольц. — Как раз наоборот! Всегда мечтал узнать побольше о секретах древней ирригации!..

И, поймав на себе благодарный взгляд Светланы, Мишель стал внимательно слушать...

Когда они отполдничали и обсудили особенности ирригации в Древней Персии, Китае, Индии и Междуречье, Мишель спросил Светлану:

— А почему там, в архиве, вы с дедом были на «вы»?

— И не только там, а еще в институте, где я учусь. Это здесь он мне дед, а там — завкафедрой и заслуженный академик! И двойки ставит, как неродной... — печально вздохнула Светлана. Да тут же спохватилась. — Он ведь действительно ведущий специалист по скифскому золоту. И не только скифскому, но еще персидскому и индийскому. Он одно время даже в Гохране работал!

В Гохране?

— Отчего же ушел? — удивился Мишель, думая о своем.

— Не он ушел — его ушли.

И вдруг, встрепенувшись, Светлана сказала.

— Ой!.. Я ведь, как вы просили, запросы по ренте-рее в другие архивы послала — Минкульта, МВД, Исторический, а теперь ответы пришли!

— И вы молчали?! — ахнул Мишель-Герхард фон Штольц.

— Но ведь вы заняты были! — удивилась Светлана. Чем занят?! Ах, нуда, верно — навозом!..

— И что они пишут?

— Не знаю, — пожала плечами Светлана. — Я почту не вскрывала, но, судя по величине конвертов, там может быть что-то интересное.

Может!..

Мишель-Герхард фон Штольц, торопясь, схватил назначенную ему корреспонденцию и разорвал первый конверт.

Разорвал, вытащил да стал читать...

А как прочитал, сказал с чувством:

— Вы, Светлана Анатольевна, просто мой ангел-хранитель!

И тут же подумал: а ведь верно, так и есть — хранитель, потому как архивариус, хранящий документы. И уж точно — ангел: и обликом своим, и характером тоже. Ангел-хранитель!

Ай да ангел, ай да хранитель!..

Глава XX

Во внутренней тюрьме Чека было невозможно холодно, хоть на дворе стояло лето. Мишеля в его старом сюртуке чуть не до костей пробирало, да и Валериан Христофорович поежился. Сперва они долго торчали во внутреннем дворе, куда солнце и тепло с улицы, казалось, не проникали вовсе, потом маялись в коридорчике подле караулки.

Наконец их окликнули.

— Вы, что ли, с милиции?

— Мы, — встрепенулся Валериан Христофорович. Хотя из милиции был только он.

— А ну — мандат покажь!

Мандат был простой настуканной на «Ундервуде» бумажкой, скрепленной синей печатью, которую легко, в пять минут, мог нарисовать любой гравер. Но он совершенно удовлетворил проверяющего.

— Ступайте за мной.

Он довел их до камеры, где окно было забрано толстой решеткой.

— Ждите здеся! — приказал он.

После чего захлопнул и задвинул на засов дверь. Отчего стало сразу как-то неуютно. А ну как их отсюда боле не выпустят?..

Но скоро дверь отворилась.

Молоденький красноармеец толкнул внутрь арестанта.

— Вы тока поосторожней с ним, — предупредил он. — Ежели что, крикните в коридор, я туточки буду!

Арестант хмуро стоял подле двери, заложив руки за спину, изредка сплевывая сквозь зубы на пол и всячески выражая присутствующим свое презрение.

— Чего стоишь?.. Проходи, гостем будешь, — миролюбиво сказал Валериан Христофорович.

Арестант сделал несколько, вразвалочку, шагов и, небрежно развалясь, сел на стул.

Он вел себя так, как при царском режиме, хоть ни царя, ни жандармов давно уж не было.

Первый вопрос арестанта огорошил.

— А ты чего это, мил человек, так вырядился? — хмыкнул Валериан Христофорович. — Чай «деловым» так ходить не пристало!

И верно, фартовый был одет не как раньше, бьи одет по последней моде — в черную кожаную тужурку и такие же порты.

— Где взял одежу-то? — поинтересовался старый сыщик, — переходя на более привычный арестанту тон.

— Иде взял — там нету! — зло ответил фартовый.

— А хошь, я счас скажу, где ты их добыл, — вдруг предложил Валериан Христофорович.

Да подойдя ближе и обойдя арестанта со всех сторон, ткнул пальцем того в спину — туда, где куртка была разрезана и грубо зашита поверх разреза суровыми нитками.