Государевы люди, стр. 22
Поставщик Двора на его слова никак не прореагировал и даже не повернулся к нему. Он смотрел на дочь.
— Пожалуйста, не волнуйся, Анна, — тихо произнес он. — Это просто какой-то сумасшедший, которого непременно ссадят на ближайшей станции.
Мишелю не понравилось, что сказал ювелир. Он, наверное, выглядит как сумасшедший, но он, по крайней мере, никого не желал убить!
Он обиделся на ювелира и повысил голос:
— Если вы, сударь, не желаете отвечать на мои вопросы, то в таком случае потрудитесь достать ваш саквояж. Который я вынужден буду осмотреть!
— У вас имеется на то письменное предписание, подписанное прокурором? — спросил ювелир.
Предписания не было.
— У меня были все необходимые бумаги, но, в силу обстоятельства, — указал Мишель на себя, — о которых вы прекрасно осведомлены, я их утратил.
— Ах, утратили? — усмехнулся ювелир. — В таком случае, милостивый государь, мне больше не о чем с вами разговаривать! И будьте так любезны покинуть это купе!
Он его еще и выставляет!
Мишелю наконец все это надоело!
Ну и ладно, что всклокоченный и грязный — не по своей вине грязный. В конце концов, его всего несколько часов назад хотели убить!
— Никуда я не уйду! — убежденно сказал Мишель. — Пока вы не покажете, что у вас в саквояже! — И сунул руку в карман. — Не принуждайте меня применять силу!
— Папа, — и вновь с ударением на последнее "а", — покажи ему саквояж, и пусть он поскорее уйдет, — попросила Анна.
Мишель согласно кивнул. Вот именно — пусть покажет!
Секунду или две посомневавшись, но, наверное, поняв, что его преследователь настроен самым решительным образом и что он все равно никуда не уйдет, ювелир встал и снял с сетки дорожную сумку, бросив ее на сиденье.
— Соблаговолите!.. Если вам так интересно копаться в чужом грязном белье! — сказал он.
Скрепя сердце Мишель придвинул к себе саквояж и раскрыл его. Там, сверху, был обычный дорожный набор — какое-то белье, полотенце, Библия, футляр с запасным пенсне... Наверное, то, что он искал, находилось глубже, на самом дне.
Он запустил внутрь руку и, ненавидя сам себя, стал перебирать там какие-то вещи.
Все не то!.. Не то!.. Как же так, неужели он ошибся?
Или то, что ему нужно, зашито в подкладке?!
Мишель быстро, но тщательно ощупал подкладку саквояжа, проводя руками с двух сторон — с внутренней и с наружной. Так нетрудно было обнаружить любое утолщение. Но — нет, толщина стенки по всей длине была одинакова!
Ничего нет?.. Совсем?!
Но зачем тогда его убивали?
Он решительно ничего не понимал!
— Надеюсь, вы в полной мере удовлетворили свое странное любопытство? — очень спокойно и даже как-то сочувственно спросил ювелир. — Или вы желаете обыскать меня?
Мишель почувствовал, что краснеет.
Ах, как некстати! В такие моменты никак нельзя краснеть!
И перебарывая себя, свое желание все бросить и убежать, он пробормотал:
— Я вынужден принести вам свои извинения...
Хотя за что? За то, что его убивали, да не убили?!
— Если господину так угодно, он может осмотреть и мой багаж! — брезгливо сказала Анна.
Ах, какой срам!..
Но Поставщик Двора как-то странно прореагировал на произнесенную его дочерью фразу. В его глазах метнулся мгновенный испуг.
Почему?..
— Да! Угодно! — вдруг, сам еще не понимая, чего хочет, сказал Мишель. — Именно это мне и угодно!
Растерянная, сбитая с толку Анна захлопала ресницами.
Она совсем не для того предлагала осмотреть ее багаж! Этим предложением она хотела выразить свое презрение ворвавшемуся в их купе нахальному господину. Она вовсе не желала, чтобы он копался в ее платьях.
Но отступать было уже поздно!
Она вспыхнула и бросила ему свою сумку.
«Ну и ладно, и пусть она думает о нем, что угодно!.. — жалея сам себя, решил Мишель. — Подумаешь, мадмуазель какая — просто дочь душегуба и всё!»
И расстегнув саквояж, сунул руку во что-то шелковое, кружевное и невесомое!
Анна, сказав «Ах!» и всплеснув руками, прикрыла лицо ладонями...
Но что это? Среди шелка и кружев Мишель нащупал что-то твердое и продолговатое. Ухватил и потащил наружу.
Это был какой-то футляр.
— Сударыня, это ваше? — спросил он.
Анна отняла ладони от лица, мельком взглянула на футляр и замотала головой.
— Вы в этом совершенно уверены?
Анна кивнула.
Теперь Мишель уже не испытывал тех угрызений совести, которыми мучился секунду назад, копаясь в дамском белье.
Он положил футляр на стол и откинул крышку.
Внутри футляра, на бархатной подушечке, лежали сережки в форме лепестков, с рассыпанными по ним мелкими бриллиантами.
— Откуда это у вас? — спросил Мишель, обращаясь к девушке.
— Я... Я не знаю!.. — ответила она.
И растерянно посмотрела на отца, который, не выдержав ее взгляда, отвернулся.
— Это ты?.. Ты! — крикнула девушка. — Но зачем? Ее папа насупленно молчал.
И Мишель тоже молчал. Его вновь одолевало чувство неловкости. Ему было неудобно присутствовать при чужой семейной сцене. Но уйти он не мог, потому что этот футляр был не единственным — в этот самый момент он нащупал в сумке другие футляры.
— Зачем, зачем ты это сделал? — требовательно спросила Анна. — Из-за него? Ты знал, что он придет? — показала она на притихшего Мишеля.
Но тут увидела и по-новому оценила его внешний вид — его мокрую, грязную одежду, запекшуюся на волосах и размазанную по лицу кровь...
— Так он не лгал? Ты действительно хотел убить его! — не спросила, скорее обвинила она отца. — Это было так?!
Папа молчал.
Чего было довольно!
Анна в отчаянии обхватила лицо руками, что-то крикнула и, вскочив на ноги, выбежала из купе.
Поставщик Двора рванулся было за ней, но, наткнувшись на Мишеля, плюхнулся обратно на диван.
— Прошу вас!.. Умоляю! — напряженным, изменившимся голосом сказал он. — Подите за ней! Я очень боюсь! Она может с собой что-нибудь сделать!
— А вы не сбежите? — недоверчиво спросил Мишель.
— Нет, я никуда не сбегу! — быстро ответил ювелир. — Я буду ждать вас здесь! Только ради всего святого поторопитесь!
Мишель мгновение раздумывал.
А вдруг все же сбежит?
Но не выполнить просьбы он не мог.
— Ну же! — нетерпеливо крикнул ювелир, порываясь снова встать. — Идите! Меня она теперь может не послушать! Идите — вы!.. Или пойду я!..
И снова приподнялся. И было видно, что теперь его не остановит ничто, и уж тем более револьвер!
Мишель встал и, подойдя к двери, обернулся.
— Не оставляйте ее! Ни на секунду не оставляйте! — умоляюще крикнул ювелир.
И Мишель вдруг понял, что он никуда не убежит, что он выполнит свое обещание и будет ждать его здесь, в купе. Потому что боится за дочь. Боится, что она выбросится из поезда или сотворит с собой что-нибудь не менее страшное! Он понимал ее лучше других, он знал, на что она способна, и просил помощи!
И Мишель, отбросив все сомнения, рванув дверь, выскочил из купе.
Теперь он думал лишь об одном — не о похищенных и найденных им бриллиантах — лишь о том, чтобы успеть! Он уже представлял, как Анна дергает ручку, как открывает дверь и летит в серую муть раннего утра, пропадая в черных клубах срываемого с трубы паровоза дыма. Как ее тело, встретившись с землей, переламывается пополам, как его бросает на камни насыпи, которые терзают и уродуют ее лицо, руки, ноги...
И еще он ужасался тому, что так долго раздумывал, необратимо теряя драгоценные секунды. Которых теперь может не хватить.
Быстрее, быстрее, он может еще успеть!
Он очень хочет успеть!
Он должен — успеть!..
Глава 22
...Теперь главное — не спешить!..
У обочины тихо затормозил большой черный «Мерседес». С выключенными фарами.
Дверца приоткрылась. Но в салоне никого не было видно, потому что там было совершенно темно. И тихо...
Вдруг из темноты салона на землю осторожно ступила нога. В черной кроссовке, завязанной черными шнурками. Встала на асфальт. И вслед за ногой из темноты «Мерседеса» выбрался человек в таком же черном, как кроссовка, комбинезоне. С черным капюшоном. С испачканным черной краской лицом. За плечами у него был раскрашенный черно-серыми пятнами рюкзачок.