Тень на плетень, стр. 15

— Не укусите, — повторил дяденька и снова проныл:

— «Шире Вселенной горе мое!» Да хоть и укусишь, я этой хери уже не боюсь… Да… — Дядечка поднял руку и грязным пальцем жестоко поскреб себе затылок. — Тут вот я приехал на дачу, значит, нес с собою красненькую, чтобы в обед как белый человек аппетит себе подогнать. А пакет порвался, она упала и разбилась… А ты говоришь:

«не укусим»! Да кусай, что, мне страшно, что ли?

Дядечка крякнул и сплюнул себе под ноги. Маринка толкнула меня локтем.

— А мы вам дадим денег, — сразу же сообразила я, доставая из сумки кошелек и начав отсчитывать купюры, — на красненькую вам точно хватит.

— Хватит? — недоверчиво покосился на мои руки мужичок. — Так что ты там хотела спросить-то? Спрашивай, а то мне некогда, — сурово проговорил он, а сам протянул руку, и я вложила в нее деньги.

— Там даже на беленькую хватит, — зачем-то влезла с пояснением Маринка и кольнула:

— Кончится ваше горе.

— Ну, в общем, — дядечка бережно спрятал деньги в задний карман трико, — ну, в общем, видел я, как он, значит, еб… ну то есть упал с моста.

Слышу: машина едет и быстро так, словно за ним гонится кто-то. Здесь же мост, здесь все нормальные люди тормозят, а этот крутой, значит, будет… вот он как въехал со всей своей крутизной, так и проломил перила-то. Видели? — Дядечка махнул рукой, и я быстро закивала, демонстрируя сообразительность. — Ну вот и сковырнулся. — Дядечка с хрустом почесал живот под телогрейкой. — А я в это время с автобуса шел. Подбежал к мосту, смотрю, а драндулет его уже кверху жо… ну задом, значит, плавает, а потом и пяти минут не прошло — совсем утонул. Вот так было.

Дядечка с чувством исполненного долга снова взялся за лопату, но я задала еще один вопрос:

— И никто из машины не выбрался?

— Не-а. — Мужичок вздохнул, понял, что разговор на этом не заканчивается, и решил перекурить. Он вынул из кармана телогрейки мятую пачку «Примы», вынул из нее сигарету и начал разминать ее пальцами.

— Никто не выплывал, — уверенно сказал он. — Я постоял еще, покурил там, как сейчас, и дальше пошел. Мне-то что? Захотел мужик — и утонул, не захотел бы тонуть — выплыл бы. Я так понимаю.

Мы помолчали, потом дядечка кашлянул и сказал, обращаясь с Маринке:

— А беленькую я не пью, у меня язва, и я берегу здоровье. Здоровье, оно за деньги не покупается.

Я лучше две красненькие куплю. Вот.

— Ну спасибо вам, — сказала я, — последний, наверное, вопрос сейчас задам, и мы уйдем. Вы не помните, кроме милиции, кто-нибудь еще приезжал? Кто конкретно?

— Да кто хотел, тот и приезжал, — раздражаясь, сказал дядечка. — Здесь вчера прямо как в кино было. Едет машина, останавливается, выходят из нее, смотрят, потом дальше едут. Всем интересно, не только вам.

— Ну понятно. Разрешите, я вам подарю нашу визитку на всякий случай, если вдруг что-то еще вспомните. — Я протянула дядечке визитку и поняла, что дорылась, наверное, до конца информативности этого источника и потому решилась уходить. — Спасибо большое, вы нам очень помогли.

До свидания.

— Ну-ну, — пробормотал он. Повертев визитную карточку в руках, дядечка подумал и сунул ее под кепку.

Я развернулась, сделала шаг по направлению к машине и впервые вдохнула полной грудью. Маринка побежала впереди меня, и вслед нам слышался все тот же местный шлягер: «Ой-ей, шире Вселенной горе мое!»

Очевидно, перспектива получить две бутылки красненьких в будущем вместо одной, но уже побывавшей в руках, великого горя нашего огородника не растопила.

Глава 6

Мы с Маринкой молча вернулись к машине.

Виктор встретил нас около моста, и тут только Маринка прервала молчание:

— Ну, все узнали, что хотели?

Ей не терпелось уехать отсюда, и, задавая этот вопрос, она, зараза, еще и намекала, что мы только зря потратили время, приехав сюда, разговор с вонючим пьяницей тоже ничего не дал.

— Мы узнали не все, а только то, что получилось, — рассеянно ответила я, прекрасно, конечно же, понимая все, что хотела сказать Маринка.

Виктор, внешне спокойный и невозмутимый, посмотрел на нас и кашлянул. Давно уже привыкшая к его манере изложения, я тихо спросила:

— Что случилось?

— В кустах слева, — сказал Виктор тихо, четко и не делая ни одного движения.

Мы с Маринкой при словах Виктора ойкнули и посмотрели, куда он нам сказал.

— Там труп? — спросила Маринка, обеими руками хватаясь за одну мою и начиная мерзко дрожать, словно увидела что-то ужасное. Крысу, например.

Я промолчала, но почему-то подумала о том же, о чем и Маринка. Ее нервозное состояние начало передаваться мне, и мне это не понравилось.

— Нет, не труп, — так же тихо сказал Виктор, — оттуда следят. Один человек. Скрывается.

У меня по спине пробежали мурашки, и я передернула плечами. Мне захотелось уехать отсюда сразу же и как можно быстрее.

— Никого не вижу, — задумчиво проговорила Маринка, смотря в заросли, расстилающиеся вдоль дороги.

Я вздохнула и подумала, что если бы нас хотели убить, то сделать это могли бы сейчас. А что? Стоим удобно, не шевелимся, смотрим в направлении засады, если она есть. Самый момент и стрельнуть.

Так как пока ничего не случилось, можно было думать, что убивать нас не собираются, но утешением это сработало слабым. Весьма скверное ощущение — знать, что за тобой подглядывают, и не знать, кто, и главное, с какого точно места.

— Ну, что мы здесь встали, как… — Маринка нервно передернула плечами. — Пошли к машине или хоть к чертовой матери, лишь бы не торчать здесь у всех на виду.

Мы быстро, крепко держась за руки, направились к машине. Не знаю, как Маринка, а я, пока мы шли, все шарила глазами по кустам, растущим вдоль дороги, и ничего не замечала. Маринка почти наверняка вела себя так же, как и я. Не такие уж мы и разные. Иначе и не дружили бы столько лет.

Виктор, неслышно идя позади, словно ниоткуда, возник около моего левого уха и прошептал:

— Кривую березу видишь?

Я поискала взглядом подсказанный мне ориентир, увидела березу с обломанной верхушкой и пошарила взглядом вокруг нее. Почти сразу заметила под березой блеск стекла.

— А я его знаю, — выпалила вдруг Маринка, раньше меня нашедшая нашего наблюдателя, — это тот самый экстрасенс, который приходил к тебе.

Тут я и сама уже разглядела и узнала господина Розенкранца, высунувшегося вслед за своим биноклем слишком уж высоко из-за кустов.

— Тьфу ты! — Я едва не сплюнула в самом деле на землю. И только врожденное аристократическое воспитание, полученное мною в родном районном центре русского Нечерноземья, удержало меня от таких неэстетических деяний. Сплюну в следующий раз, когда зрителей будет поменьше.

Розенкранц — а это, без сомнения, был он, — заметив, что его вычислили и, вероятно, узнали, замахал рукой, не говоря ни слова.

Мы с Маринкой переглянулись.

— Он хочет, чтобы мы подошли или, наоборот, ушли? — спросила Маринка, очень быстро восстанавливающая всю свою самоуверенность.

— Понятия не имею, сама не поняла, — сказала я, не испытывая огромного желания снова общаться с Розенкранцем. Я-то, в отличие от Маринки, уже неплохо знала, какой он зануда.

— Ну и прекрасно, — сказала Маринка, загораясь какой-то очередной дурацкой идеей, — будем считать, что я тоже не поняла. Значит, подойдем к нему!

— Зачем же? — Я начала сопротивляться, вовсе не желая тратить свои нервы на никчемный треп.

Чем нам может помочь Розенкранц? Расскажет очередную сказочку, а потом снова какая-нибудь дичь случится, вроде глюков у Балашова.

— Может быть, мы ему помешаем! — попыталась я унять Маринку. — Если ему этого как раз и не надо?

— Ну и что? — Маринка удивленно посмотрела на меня. — Зато узнаем, что он там делает с биноклем. Или у него даже подзорная труба… Ты видела когда-нибудь подзорную трубу? Я — нет. — Маринка, больше не растрачиваясь на разговоры со мною и получив явную и конкретную цель, отпустила мою руку и быстрым решительным шагом направилась к кривой березе.