Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска, стр. 7
Золотого фарша нигде не нашли.
Смеющегося Евтушевского увезли на телеге в психбольницу.
Когда милиция явилась в дом Евтушевского, чтобы описать оставшееся после него имущество, с подгнившего бревенчатого потолка тяжело, как гиря, упал и покатился по полу какой-то круглый предмет, обернутый в бумажку.
В бумажке оказалось золотое яйцо, точь-в-точь как первое. Была и 56-я проба. Но кроме этого на яйце были каллиграфически выгравированы слова:
«С новым годом!»
На бумажке была надпись:
«Передать С.Т. Евтушевскому. Дорогой сын! Эти два яйца – все, что осталось у меня после долгой беспорочной службы в пробирной палатке. Когда-нибудь эти яички тебя порадуют.
Твой папа Тигрий Евтушевский».
Красный Калошник-Галошник
На рассвете морозного февральского дня население славного города Колоколамска было разбужено нестройным ружейным залпом.
Жители в валенках, надетых прямо на исподнее, высыпали на улицы. Последовавший сейчас же после залпа набат усилил тревогу. Надтреснутые теноровые звуки колоколов Крестовыдвиженческой церкви были мощно поддержаны басовыми нотами, которые неслись с колокольни храма Выявления Христа.
Как всегда бывает во время неожиданной тревоги, граждане отлично знали, в каком направлении нужно бежать. И в скором времени Спасо-Кооперативная площадь была запружена толпой.
У могилы неизвестного частника в полном недоумении стоял весь штат колоколамской милиции, состоящий из четырех пеших милиционеров и их начальника товарища Отмежуева. Ружья милиционеров еще дымились. Отмежуев держал в руке наган, направляя дуло его к молочным небесам.
– В кого стреляют? – закричал Никита Псов, врезываясь в толпу.
Он несколько запоздал, и по его внешнему виду (сквозь распахнувшийся сторожевой тулуп гражданина Псова была видна волосатая грудь, увенчанная голубой татуировкой в виде голой дамочки с пенящейся кружкой пива) можно было заключить, что если он сейчас же, немедленно, не узнает, в кого стреляют, с ним может приключиться разрыв сердца.
Но Отмежуев не ответил. Задрав голову вверх, он пронзительно смотрел на низкие снежные облака.
Постепенно и толпа заприметила плывущий над площадью воздушный шар, похожий на детский мяч в сетке.
– По вражескому самолету, – отчаянным голосом скомандовал Отмежуев, – пальба шеренгой!!
Шеренга, зажмурив глаза, выпалила.
– Недолет! – с сожалением крикнул Никита Псов. – Ну, все равно не уйдут, черти! Шляпами закидаем!
И тут же поделился с толпой своими соображениями:
– Знаем мы этих летунов! Это из страны Клятвии штурмовать наш Колоколамск летят. Ясное дело!
Слух о нашествии врага исторг у собравшихся на площади протяжный вопль.
Прежде чем Никита Псов, побежавший домой за топором, успел вернуться назад, воздушный шар быстро пошел на снижение. Через пять минут толпа уже различала большую камышовую корзинку и надпись, шедшую наискось шара:
«Красный Калошник-Галошник».
Насчет явно русской надписи сомнений ни у кого не возникло. Мосье Подлинник, успевший занять наиудобнейшее место на могиле неизвестного частника, сразу же заявил, что надпись поддельная и сделана она коварными клятвийцами для того, чтобы ввести колоколамцев в заблуждение и тем легче их завоевать.
Отмежуев скомандовал, и новый залп поколебал морозный воздух.
Тут зрители заметили испуганные лица воздухоплавателей, которые свешивались за борт корзины.
– Сдавайся! – завопил подоспевший гражданин Псов, потрясая топором.
Воздухоплаватели размахивали руками и что-то кричали, но их слова таяли, не долетая до земли. Пылкий Отмежуев открыл беспорядочную стрельбу, после чего в толпу полетели мешки с балластом.
Шар на минутку взмыл, но, продырявленный колоколамскими пулями, снова пошел ко дну. Теперь расстроенные лица аэронавтов были видны настолько ясно, что толпа стала торжествовать победу.
– Сдаемся! – закричал пожилой воздухоплаватель в роговых очках. – Сдаемся, дураки вы этакие!
Аэростат снизился до высоты двухэтажного дома.
– Вот еще идиоты! – кричали сверху. – Навязались на нашу голову.
– Ладно уж! – отвечали снизу. – Сходи, Клятвия, на землю. Здесь посчитаемся!
При этих словах Никита Псов приветственно взмахнул топором. Этот жест заставил лица воздухоплавателей перекоситься.
– Что вы делаете?! – кричали калошники-галошники. Никита Псов не ответил. Он высоко подпрыгнул в надежде достать топором корзину.
– Чтоб вы сдохли! – истерически закричали сверху и сбросили вниз измерительные приборы и примус.
Но так как шар все же не поднимался, летуны стали суетливо раздеваться и сбрасывать на землю шубы, пиджаки, валяные сапоги, элегантные подтяжки и перцовую колбасу.
– Консервов нету? – деловито крикнул мосье Подлинник.
– Сукины вы сыны! – ответили воздухоплаватели, уносясь в небеса.
Отмежуев объявил стрельбу пачками, после чего «Красный Калошник-Галошник» камнем свалился на площадь. Один аэронавт вывалился при падении и немедленно был взят в плен. Шар, гонимый ветром, потащил остальных по Старорежимному бульвару к центру города.
Толпа бросилась в погоню. Впереди всех гнался за неприятелем брандмайор Огонь-Полыхаев со своими приспешниками из пожарной команды.
На Членской площади беглый шар был настигнут, и летуны были пленены.
– Что же вы, черти, – плача, вопрошал главный аэронавт в роговых очках и фрезовых кальсонах, – на своих кидаетесь с топорами?! Шар прострелили, дураки!
Недоразумение быстро разъяснилось. Полет был организован газетой «Красная акация», для каковой цели был зафрахтован воздушный корабль «Красный Калошник-Галошник».
– Написано на вас, что вы спортсмены? – угрюмо говорил Отмежуев. – Откуда мне знать? По уставу, после троекратного предупреждения обязан стрелять. А вы говорите, что не слышали. Надо было слышать!
– Да ну вас, болванов! – сказал человек в очках. – Давайте лучше шар чинить.
Но шара уже не было. Он пропал бесследно.
Зато на другой день после отъезда неудачливых калошников-галошников из города во всех магазинах Колоколамска продавались непромокаемые пальто из отличного прорезиненного шелка.
Собачий поезд
Обычно к двенадцати часам дня колоколамцы и прелестные колоколамки выходили на улицы, чтобы подышать чистым морозным воздухом. Делать горожанам было нечего, и чистым воздухом они наслаждались ежедневно и подолгу.
В пятницу, выпавшую в начале марта, когда на Большой Месткомовской степенно циркулировали наиболее именитые семьи, с Членской площади послышался звон бубенцов, после чего на улицу выкатил удивительный экипаж.
В длинных самоедских санях, влекомых цугом двенадцатью собаками, вольно сидел закутанный в оленью доху молодой человек с маленьким тощим лицом.
При виде столь странной для умеренного колоколамского климата запряжки граждане проявили естественное любопытство и шпалерами расположились вдоль мостовой.
Неизвестный путешественник быстро покатил по улице, часто похлестывая бичом взмыленную левую пристяжную в третьем ряду и зычным голосом вскрикивая:
– Шарик, черт косой! Но-о-о, Шарик! Доставалось и другим собачкам.
– Я т-тебе, Бобик!.. Но-о-о, Жучка!.. Побери-и-гись!! Колоколамцы, не зная, кого послал бог, на всякий случай крикнули «ура!».
Незнакомец снял меховую шапку с длинными сибирскими ушами, приветственно помахал ею в воздухе и около пивной «Голос минувшего» придержал своих неукротимых скакунов.
Через пять минут, привязав собачий поезд к дереву, путешественник вошел в пивную. На стене питейного заведения висел плакат: «Просьба о скатерти руки не вытирать», хотя на столе никаких скатертей не было.
– Чем прикажете потчевать? – спросил хозяин дрожащим от волнения голосом.
– Молчать! – закричал незнакомец. И тут же потребовал полдюжины пива.
Колоколамцам, набившимся в пивную, стало ясно, что они имеют дело с личностью незаурядной. Тогда из толпы выдвинулся представитель исполнительной власти и с беззаветной преданностью в голосе прокричал прямо по Гоголю: