Терминатор III, стр. 10

Майкл Кайахога, толстый бородатый мотоциклист, владелец шикарного раритетного «Харлея», помог ей заправиться. При этом он отпустил какую-то мотоциклетную шуточку, и старуха, скорчив жуткую гримасу, потрепала его по плечу высохшей рукой, напоминавшей реквизит фильма ужасов. После того, как «Олдсмобил» был заправлен, она, гремя костями, забралась в кабину, с трудом закрыла дверь и неожиданно резво выехала на хайвэй. Майкл закончил заправку на несколько минут позже и, выехав на трассу, скоро догнал старуху. У него мелькнула мысль о том, что всё это может кончиться не очень хорошо, потому что таким мумиям, как эта, не место на скоростной магистрали. Эта мысль скользнула по краю сознания и тут же исчезла. А Кэтрин Морриссон тем временем разогналась до хорошей скорости и ехала, не производя впечатления немощного существа.

Майкл пристроился за ней и почему-то начал размышлять о бренности существования, о различных вариантах загробного мира и прочих немаловажных, но слегка пугающих вещах. При этом он наблюдал за Кэтрин через тридцать футов ураганного ветра и заднее стекло «Олдсмобила». Ему были видны даже часы на приборном щитке старухиной машины. Было шесть часов вечера. Вдруг она подняла руку к виску изящным жестом милой рассеянности. На несколько секунд её рука сохраняла относительную неподвижность, затем прогнулась в кисти и неожиданно упала, ударившись о руль, и соскользнула вниз, как мёртвая вещь. Собственно, так оно и было. Старуха откинула копыта на скорости 75 миль в час и повалилась на руль. Майкл отрешённо, как под гипнозом, наблюдал за происходящим в салоне «Олдсмобила». Кэтрин Морриссон лежала грудью и щекой на руле, и Майкл видел её правый профиль.

Он смотрел на эти малоприятные вещи, как заворожённый, и совершенно перестал обращать внимание на дорожную обстановку. Мало того, он бессознательно подруливал так, чтобы лучше видеть старуху в кабине «Олдсмобила». Последствия этого не заставили себя ждать.

«Олдсмобил» переместился к разделительному ограждению и начал скрести левым крылом по бесконечной ржавой железяке. Полетели искры, и это отрезвило Майкла. Бросив взгляд на спидометр, он убедился в том, что в момент смерти бабка решила поддать газку, и костенеющей ногой нажала на педаль. И не отпускала её. А он, как дурак, не отставал от неё в этой смертельной гонке. На спидометре было 95 миль. Пока он переваривал происходящее, кадр сменился.

«Олдсмобил» напоролся левой фарой на какой-то выступ на ограждении, и его развернуло влево. Тут-то и начался самый Голливуд. Ударяясь разными углами об ограждение, старухина телега, теряя блеск и детали обшивки, вертелась против часовой стрелки, не отрывая колёс от асфальта и почти не снижая скорости. Сама же старуха скакала по салону как живая, размахивая руками и ногами, словно алкоголик в приступе белой горячки, когда он отбивается от пауков и прочей нечисти.

При очередном ударе крышка багажника «Олдсмобила» отвалилась и, несколько раз перевернувшись в воздухе, исчезла под передним колесом «Харлея». И надо же, именно в этот момент Майкл нажал на тормоз. Из-под мотоцикла раздался противный скрежет, и никелированный красавец перестал слушаться руля. Майкл мигом сообразил, что «Харлей» едет на этой проклятой крышке багажника, как на лыжах, и отпустил тормоз. Поздно. Потеряв равновесие, мотоцикл на скорости 90 миль в час брякнулся набок и, высекая искры из асфальта, бешено закувыркался по хайвэю.

В эту секунду Майкл Кайахога понял, почему много лет назад, когда он любопытства ради зашёл в салон гадалки, она сказала ему, что такого везучего парня увидишь не часто. Свалившись с мотоцикла, он попал как раз на злополучную, а точнее — счастливую крышку багажника, и, вытаращив глаза, со скрежетом нёсся на ней, как на санках, по дороге чуть позади «Олдсмобила».

Из открытого багажника «Олдсмобила» вылетела запаска и, подскочив несколько раз, пролетела над головой Майкла и исчезла сзади. Бабкина машина совершала сложные эволюции, искры сыпались, железо скрежетало, резина воняла. Через несколько секунд они все должны были наконец остановиться, и он смог бы спокойно прикинуть, в какой манере следует вести неизбежную беседу с представителями страховой компании, чтобы содрать с них побольше. Понятное желание.

Однако «Олдсмобил», вальсирующий впереди, закрывал картину и лишь позже Майкл Кайахога узнал, что полицейский поставил свой «Додж» на левую обочину, чтобы оттащить с дороги тушу попавшего под грузовик оленя. Последнее, что он увидел в этой серии, было перевёрнутое изображение резко надвигающегося помятого капота «Олдсмобила», над которым тряслись голова мёртвой старухи с вывернутой на сторону челюстью и костлявая рука в идиотском приветствии: «Хааай!». Удар. Не больно. Всё погасло, занавес опустился.

Открыв глаза, Майкл увидел лицо полицейского, склонившегося над ним. Тот не нашёл ничего лучше, чем спросить:

— С вами всё в порядке?

— А вы сами как думаете? — ответил Майкл, надеясь, что так оно и есть.

— Успокойтесь, сэр, я надеюсь, что вы отделались лёгким испугом и несколькими синяками, — доброжелательно сказал полицейский, зная, что даже если это и не так, пострадавшего следует успокоить.

С Майклом было действительно почти всё в порядке, если не считать порванной кожаной куртки и сильного ушиба правого плеча. На голове он нащупал небольшую шишку. Он действительно родился в рубашке. Выйти живым из такой переделки удаётся не каждому. Поднявшись на ноги, Майкл огляделся и увидел всю картину происшествия. У разделительного ограждения находился только что разбитый полицейский «Додж». Упёршись в него мятым багажником, стоял бабкин «Олдсмобил». В нём не было ни одного целого стекла. Из переднего левого окна по пояс свисала мёртвая старуха лицом вверх. Её нога, не понять, которая, почему-то высовывалась из левого же, но заднего окна.

Другой полицейский бережно приподнял её голову, свисающую макушкой к центру Земли, и в это время из старухиного рта выпала вставная челюсть и потекла кровь. Бедный коп подскочил на пару футов, будто старуха цапнула его зубами, потом отошёл к ограждению, опёрся на него обеими руками и стал метать харч.

В это время из леса, через который на этом участке проходил хайвэй, вышел рослый мужчина в очках, быстрым шагом пересёк дорогу и скрылся в зарослях на противоположной стороне. При этом он даже не посмотрел в ту сторону, где только что произошла авария. Это было необычно, потому что разбитые машины, полиция, фургоны скорой помощи и прочие атрибуты несчастья обычно привлекают внимание не только праздных зевак, но и любого человека с воображением.

Офицер, стоявший рядом с Майклом, вдруг потерял к нему интерес и скачками бросился к полицейской машине. Там он схватил микрофон рации и, прикрыв его рукой в целях сохранения служебной тайны, возбуждённо забормотал что-то невнятное. Рация хрипло заквакала в ответ. Это продолжалось минуты две, причём полицейский постоянно поглядывал в ту сторону, где в лесу скрылся странный пешеход. Наконец он отчётливо сказал «десять-четыре» и прекратил связь.

Подойдя к Майклу, он, не переставая коситься на лес, спросил:

— Ну, как, сэр, вам лучше?

— Да лучше мне, лучше, — поморщившись, ответил Майкл. — Вы лучше скажите мне, что это за мужик сейчас перешёл дорогу?

Лицо полицейского мигом утратило выражение профессиональной заботливости. Теперь оно больше всего напоминало запертый сейф.

— Это не относится к данному происшествию, сэр. Будьте любезны, пройдите, пожалуйста, в фургон «Скорой помощи». Доктор ждёт вас, чтобы оказать вам необходимую помощь.

И полицейский, повернувшись к Майклу спиной, отправился оказывать необходимую помощь своему слабонервному коллеге.

ГЛАВА 8

11 июля 2029 года в пять часов вечера Саймон Менделсон сидел за столиком под навесом открытого кафе и читал «Рэднэк Ньюс». На первой странице газеты красовалась цветная фотография расчленённого трупа молодой девушки. Заголовки гласили: «Одиннадцатая жертва», «Будет дюжина к ужину» и «Полиция дремлет, маньяк не внемлет». Последнее было намёком на телевизионное обращение популярного католического спикера к неизвестному преступнику с призывом от имени Господа Бога прекратить резню.