Волчья верность, стр. 9

Хорошо, что она не сделала больно. Попыталась. Не получилось.

– Потому что не хотела. – Он стоит напротив, усмехается, глядя прямо в глаза.

На пустой ночной улице – мужчина и женщина. А на самом деле в ночи – демон и человек. Два разных вида. Демонов не учат, что нельзя, невежливо, пугающе смотреть на людей вот так – глаза в глаза, зрачки в зрачки.

– Я способен чувствовать. Но чтобы сделать мне больно – нужно хотеть этого. А ты не хочешь.

– Правда? Тогда чего же я хочу?

– Чтобы я никогда не отдавал тебя.

– Что?

Она краснеет. Краснеет и понимает это, и от понимания заливается краской еще сильнее. О чем он говорит? Она любит Эрика, она принадлежит Эрику…

– И хочешь, чтобы я принадлежал тебе. Но это невозможно. Я не дрался за тебя – это правда. Я отдал тебя очень легко – это тоже правда. Я не люблю тебя, да, все так. Но тебе же это и не нужно. Тебе этого хочется, но желание и необходимость – разные вещи. Хильда, если твоя власть надо мной нуждается в проверках и требует доказательств, то разве такой должна быть проверка?

Она не думала об этом. О том, что у нее есть власть. То есть… думала и хотела знать наверняка, но никогда не превращала мысли в слова.

Но если не Эрик, то кто тогда или что?..

– А «зачем?» ты у себя не спрашивала? – Уже другая улыбка. И взгляд другой. – Зачем тебе доказательства? Сформулируешь – обращайся. Расшибусь для тебя в лепешку, или чего ты там захочешь. Хотя умереть я даже для Эрика не готов.

– Разве у Эрика есть право отдавать тебе такие приказы?

– Какие?

Такие! Он что, думал, будто она не знает? Думал, что Эрик не рассказал ей? Ну и дурак! Хильда не собирается ничего объяснять. Демоны, они умные. Слишком умные, чтобы люди могли их понять. И даже Эрик не понимает Тира фон Рауба. Может быть, Эрик тоже ищет пределы своей власти?

– Тир, даже рабам оставляют право строить личную жизнь на их усмотрение. Ты не раб ему, почему же ты позволяешь обращаться с тобой, как с вещью?

– Потому что Эрик знает, что делает.

– А если нет?

Ох… вот теперь у нее, кажется, получилось. Сделать что-то – сказать что-то… болезненное. В черных зрачках вспыхнуло алое пламя, а улыбка – заморозила кровь.

– Для всех будет лучше, если я продолжу думать, будто Эрик знает, что делает.

Он улыбался так лишь однажды на ее памяти – в бальном зале в рождественскую ночь. Его слова не похожи на угрозу. Но они пугают. А улыбка меняется снова, меняется взгляд, меняется голос:

– Ради всех богов, не надо ревновать меня к Эрику. Приоритеты расставлены, я не буду их менять, да и вообще, ты же знаешь, я не люблю женщин.

Чего она только что боялась? Кого? Вот этого наглого мальчишку?! Он клоун и лицедей, он демон, и он не опасен для тех, кого любит.

– Ты когда-нибудь бываешь серьезным? – Теперь Хильда сама не верит гневным ноткам в своем голосе.

– Время от времени.

И снова они идут рядом. Будто не было короткой стычки. Рука Хильды – на его руке. Улицы ярко освещены, но темны воротные арки, и тьма надежно скрывает от глаз ночные патрули. Императору не нравилось то, что его невеста встречается по ночам с его демоном. Императору тем более не понравится то, что Хильда встречается с его демоном, уже не будучи невестой.

Да нет, неправда это. Эрик умен. И уверен в своей силе. И в своей женщине – тоже уверен.

– Вы ничего не понимаете. – Хильда говорит тихо, но уже хотя бы без злости и без грусти. – Вы летаете, воюете, у вас какие-то свои законы, непохожие на те, что внизу. Тир, кто-нибудь из вас задумывался над тем, как высоко вы взлетели – здесь, в Вальдене, а не там, – она указала вверх, – не в небе.

Тир в ответ пожимает плечами. Какая разница, где их место в Вальдене, если они почти не бывают здесь? Не потому, что неделями остаются на границе, а потому, что, даже живя в Рогере, почти не спускаются на землю. Они – Старая Гвардия, что им делать на земле?

– Вы – лейб-гвардия. – Хильда смеется. – Ты хоть понимаешь, что это означает, а? В этом твоем бесклассовом обществе, из которого ты сюда явился, не было ничего подобного. На вашем месте мечтают оказаться люди с такими амбициями и деньгами, каких у вас никогда не будет. Люди такого происхождения, что по сравнению с ними даже эльфы и шефанго – выскочки из низов. Нет, они не хотят охранять Эрика – не в этом суть службы в лейб-гвардии. Они хотят иметь на него влияние. За это влияние ведется постоянная борьба, за это влияние убивают и умирают. А вы проходите по коврам, под которыми идет грызня за место у трона, и даже не смотрите вниз. Вы взлетаете в свое небо и не смотрите на землю. Вы оставляете Эрика наедине со всей этой сворой. И это он защищает вас. Хотя должно быть наоборот.

Тир помнит о каждой попытке убить их, искалечить или оклеветать, предотвращенной Клендертом. Тир знает, что сначала вальденская знать стояла за каждым третьим покушением, теперь – за каждым пятым. Ставки снижаются. Интерес падает. Азарт угасает.

Тир не говорит ничего. Он слушает Хильду. Он уже догадывается, о чем она скажет.

Влияние на Эрика… Кто вхож к императору в любое время дня и ночи? Кто называет его величество по имени, дерзит, нарушает все мыслимые правила этикета, забывает о субординации? К чьим советам Эрик прислушивается и даже если не принимает их, то обдумывает – обязательно.

Кто имеет возможность в любой момент убить его?

– Раньше ты был один, – говорит Хильда, – а теперь нас двое. Можешь себе представить? Ты неведомо где, нашел неведомо кого, привез неведомо откуда и отдал Эрику. Неведомо зачем. Как будто тебе мало было той власти, которой ты уже обладал. А сейчас, когда я уже не стану женой императора, навсегда останусь любовницей, все становится настолько двусмысленным и некрасивым, что надо придать хотя бы видимость… я не знаю… – Хильда замедляет шаги и, подняв голову, пытается найти слово. Как будто нужные слова написаны звездами по черному небу. – Вот поэтому, – подытоживает она. – Чтобы не было разговоров.

Тир молча кивает. Он ни черта не понял, если честно. Ситуацию уже не спасти, разговоры все равно будут, но объяснение, предложенное Хильдой, не хуже любого другого, в котором найдется хоть капля логики.

Он услышал главное: Хильда останется в Рогере. Останется в замке. Спасая душу Эрика, рискнет собственной. Она любит, поэтому будет грешить. Ради любви. Ради спасения любимого. Будет ждать, когда Эрик сам – по своей воле, повинуясь велению сердца, а не разума, – примет христианство.

Может быть, когда-нибудь это случится. И став христианином – настоящим христианином – Эрик поступит, как большинство христиан. Откажется от любых сделок с демонами. Но, во-первых, это случится еще не скоро. А во-вторых, нынешний демон умеет убегать и прятаться гораздо лучше, чем тринадцать лет назад, когда он только что появился в Саэти.

Что ж, получилось даже забавно. Вот она – та самая неодолимая сила, перед лицом которой сильные отступают в сторону, а умные – склоняются. Тир никогда не считал себя сильным. И если Казимира, по сути, вынудили отказаться от собственной природы, то Тиру всего лишь приказали завести любовницу. Кому пришлось хуже? Вот именно.

История вторая

КРЫСОЛОВ

ГЛАВА 1

Считать дни до конца отпуска оказалось еще тем развлечением. Эрик, правда, не обещал после этого отправить старогвардейцев на границу, но и в столице оставить не грозил, так что Тир надеялся на лучшее. А пока со вкусом измывался над юной вдовой с вдребезги разбитым сердцем. Вдовой бедняжка стала в результате войны, а сердце ей разбил Тир фон Рауб. Измываться над женщиной, не причиняя ей физических повреждений, было занятием довольно однообразным, но уж всяко веселее, чем считать, сколько еще дней осталось до возвращения на службу.