Пыль небес, стр. 79

Те люди, которые занимались истреблением демонов, знали о нем все, что им было нужно, а именно – знали, что его нужно уничтожить. Те люди, с которыми он сосуществовал, знали о нем все, что им было нужно, а именно – знали, что он прост в использовании, полезен и глубоко извращен. Более пристальный интерес к демонам считался в Саэти явлением непристойным и вызывающим брезгливость.

Отец Грэй мог бы поспорить с таким подходом, но отец Грэй был единственным в своем роде.

И вот – Хильда. Множество вопросов. Желание получить ответы. Интерес к тому, что же у него за душой и есть ли у него душа. Стремление понять его, понять не для того, чтобы изучить, а для того, чтобы настроиться с ним на одну волну… Словом, множество лишних, ненужных и опасных моментов общения, сведенных в итоге к одной ошибочной цели: увидеть в нем человека.

На Земле он был бы глубоко разочарован, обнаружив в неординарной женщине такой предсказуемый интерес. В Саэти этот интерес делал Хильду еще ярче, еще больше отличал от большинства других людей.

Очередное отличие одного мира от другого.

Тир нередко сравнивал Саэти с Землей, поскольку считал, что иногда сравнения помогают сориентироваться, однако жил-то он в Саэти и мыслил здешними категориями. Так что нет, он ни в коем случае не разочаровался. Хильда – умная девушка, рано или поздно она поймет, что Тир – это именно то, что она видит, и ничего больше. Ничего глубже.

Демоны, они ребята до того простые, что аж примитивные.

Летные поля в условиях войны только назывались полями. Болиды размещались в диком лесу, там, где не было густого подлеска, маскировались сеткой. Люди посреди того же леса находили места, чтобы собрать из щитов домики-времянки. При обнаружении, в том случае, если реальной становилась угроза уничтожения машин, летное поле переносилось на другое место за два-три часа, почти не оставив следов.

Холодно было, зорвальд – это уже зима, что бы там ни говорили шефанго, считающие этот месяц только предвестником зимних морозов. Тир давно уже оставил надежду придумать, как утеплить болиды, не нарушив при этом закона о неиспользовании магии. В бою еще ничего – когда дерешься, и время летит неощутимо, и холода не чувствуешь от злости и азарта. А вот во время разведки замерзал иногда даже он.

Старая Гвардия много потеряла, не повоевав над кертским царством в летнее или осеннее время. Сейчас, пролетая над голыми, зябкими лесами, которым не видно было ни начала, ни конца, оставалось только воображать себе, какими великолепными красками переливалось все это осенью, где-нибудь в начале даркаша. Тир как наяву видел густые мазки цвета, все оттенки красного и желтого, в самых невероятных, но неизменно гармоничных сочетаниях.

Вся центральная часть Вальдена, от северной границы Ведуца, до центра Арты, тоже была покрыта лесами. Но в Вальдене преобладали хвойные деревья, прямые, светлокорые сосны, с редкими вкраплениями березняка и осин. А вот Ведуц и север Акигардама утопали в кленовых и буковых рощах, в неоглядных даже с птичьего полета дубравах. Вязы, тисы, ясени, сейчас голые и от этого кажущиеся мертвыми, летом и осенью сверху должны были выглядеть фантастически красиво.

Акигардамские леса были одним из проявлений кертской магии, основанной на почитании природных духов, не стихийных элементалей, а одушевленных, кертоморфных представителей лесов, рек, полей и неба, а также каждого отдельного дерева, ручья, травинки и малейшего ветерка.

Духи на уважение, выражаемое кертами в регулярных обрядах и жертвоприношениях, отвечали признательностью. Природа процветала, вздымалась, колосилась и… что она там еще могла делать? В общем, с кертскими лесами не выдерживали сравнения никакие другие леса тех же широт и климатического пояса, но война – не самое удачное время пожалеть о том, что в мирное время не воспользовался ни одной из многих возможностей полетать над Акигардамом. В мирное время находятся другие дела, заниматься которыми нужнее и полезнее, чем любоваться удивительными здешними лесами.

Нужнее – для людей. Полезнее – для людей. От этих людей зависит его выживание, а значит, приносить им пользу – вопрос жизни и смерти. Впрочем, одним из самых важных дел было обучение молодняка, и, как ни странно, это занятие до сих пор не утратило привлекательности и новизны. Путь к идеалу, он и впрямь бесконечен, на нем можно умереть, но заскучать, похоже, не удастся. И даже не жаль, что больше нет возможности жить так, как жил на Земле.

Хотя наверное, стоило бы пожалеть. И проблема не только в недостатке свободного времени.

Раньше, на Земле, он, насытившись, прятался от людей, оставался наедине с небом, книгами и собой. Теперь, в Саэти, ему позволили убивать столько, сколько захочется. И как будто отказали тормоза – чувство насыщения не наступало. Голода Тир тоже не чувствовал: он не успевал израсходовать то, что забирал, но не видел причин останавливаться. Не чувствовал желания остановиться.

И он убивал. Забирал посмертные дары. А когда возможности убить кого-нибудь в бою не было, улетал в Радзиму и убивал просто так. Без всякого смысла. Просто чтобы получить удовольствие.

Собственная ненасытность сначала слегка пугала. Потом стала привычной. Если можно убивать, если это почти ничем не грозит, значит, убивать нужно. Зачем?.. Плохой вопрос. Тир не знал – зачем. Нет, не знал. Ему просто нравилось. Он просто не мог остановиться.

Может быть, вернувшись к прежнему режиму, удалось бы порвать бесконечную цепь убийств? Может быть, перестав постоянно видеть рядом людей, он перестал бы испытывать желание убивать их просто потому, что может это делать? Может быть…

Все может быть, но ведь не проверишь. Эрику не нужен пилот, контактирующий с людьми четыре раза в год, а остальное время скрывающийся от мира в компании зверья и болида. И Эрик не хочет признавать, что гораздо разумнее было бы использовать этого пилота по прямому назначению – для убийства или порабощения других людей.

Эрик идеалист. Он не лучший хозяин, но… ему и не обязательно быть хозяином.

ГЛАВА 4

Казимир похвастался полученным от Эрика одобрением на создание специальной авиагруппы, чьей задачей должно было стать проведение диверсий. Подойдя к делу с похвальной предусмотрительностью, прежде чем подать идею на рассмотрение императору, Казимир нашел подходящих людей. Среди которых не было ни одного пилота, кроме, собственно, Казимира.

– Авиагруппа? – не понял Тир.

Старая Гвардия только что вернулась с десятого – очень хотелось верить, что последнего на сегодня – вылета. Так что соображал он не очень хорошо. Не потому что устал: кто же устает от убийств? Просто ни о чем, кроме схемы маневра, позволяющей с минимальными затратами вывести болид на цель, думать уже не получалось.

Весь день старогвардейцы и приданное им в поддержку крыло вели бои с одним из гвардейских авиаполков, прикрывающих подступы к столице. Керты упирались, не уступали неба. Их машины в тяжелой броне, проигрывая вальденским болидам в маневренности, были зато гораздо прочнее, и приходилось, как во времена охоты за трофеями, убивать пилотов, не тратя боезапас на попытки пробить мощную стальную броню. Средний керт был настолько крупнее и тяжелее среднего человека, что облегчить свои машины так, чтобы тягаться с людьми, они даже не пытались. Сделали ставку на броню и не ошиблись.

В итоге получалось так на так. Попытка убить пилота легкого болида была чрезмерным риском и требовала высокого пилотажного мастерства – гораздо проще было вдребезги разнести машину, а выводить из строя кертов единственным верным попаданием в колпак кабины было не сложнее, чем сбивать легкий болид, оставляя пилоту шанс выжить. Однако кертские гвардейцы искупали недостаток маневренности виртуозной техникой. И создавали проблемы.