Дева и Змей, стр. 53

– Я счастлив служить брэнину! – крыса обхватила шар розовыми ладошками и исчезла так же, как появилась.

– Феодализм какой-то, – прокомментировала Элис, – сразу вспоминается крепостной строй и право первой ночи.

– С этими? – Невилл скорчил гримасу, взглянув на крысу, которая – словно и не исчезала – вновь мельтешила внизу, отбивая бесчисленные поклоны.

– Все, как ты приказал, брэнин.

– Я доволен. – Принц забрал у него шарик. – Уходи.

И протянул Элис сферу из прозрачного, ярко-желтого янтаря. С сигаретным фильтром внутри:

– Правда, забавно? Покажи кому-нибудь, кто разбирается, и он голову сломает, пытаясь понять, каким чудом этакая пакость попала внутрь янтарного желвака. Я уж не говорю о составе смолы. Сейчас деревья совсем другие, чем в те года.

– Забавно! – янтарь был приятно теплым. – Я слышала: чтобы смола окаменела, нужно несколько миллионов лет.

– Сто десять миллионов в нашем случае. Суть не в этом, а в том, что мы подбрасываем иногда такие вот загадки, заставляем людей и других смертных сходить с ума, размышляя над тем, чего они все равно не поймут. Мы – злые полуночные народы, и шутки у нас дурацкие. Только, Элис, смертные иногда понимают. Понимают то, чего понять не способны, и случается чудо, хорошее или плохое – никогда не скажешь наверняка. И если на тысячу сошедших с ума найдется один, увидевший намек на истину, разве это плохой размен?

– Наверное, нет… не знаю, – она смотрела в глубину желтого шарика, – но говорят, что даже когда дьявол подает кому-то хорошую идею, в конечном итоге это заканчивается плохо.

– Это неправда, – мягко возразил Невилл, – а я – не дьявол, и подданные мои – не легионы демонов. Мы не желаем добра тем, чей разум смущаем, чьи чувства подвергаем испытаниям, чью жизнь ставим под угрозу, но мы заставляем их двигаться, бежать, расти… выживать и меняться. Полдень, напротив, тяготеет к миру и спокойствию, не любит перемен, и точно так же убивает, просто во имя других целей. Видишь ли, смертные не знают, зачем живут. И люди, жители Земли, а в некоторых реальностях и ее окрестностей, ничем в этом смысле от других смертных не отличаются. Не знают для чего они, в чем смысл их появления на свет, чего следует искать, к чему стремиться. Многие вообще сомневаются в том, что в их жизни есть хоть какой-то смысл. А те, кто способен искать, чаще всего приходят к выводу, что любые их действия – буквы в великой книге Создателя, замысленной и написанной давным-давно… Вера – это светильник, озаряющий путь, который ведет к знаниям. Что-то в этом роде. Не могу сказать, что Полдень и Полночь помогают смертным отыскать для себя другое назначение, но мы, по крайней мере, заставляем их сомневаться в том, что книга уже написана.

– И убиваете.

– А как же! Считается, что если хотя бы один смертный переживет наши игры, он все равно будет вмещать в себя мироздание, а если так, то чего их жалеть? – принц легонько тронул Элис за локоть: – Пойдем, мы же хотели прогуляться, – и улыбнулся. – Девочка… ты ждешь, что я сейчас, не сходя с места, объясню тебе, в чем же разница между Добром и Злом, между Тьмой и Светом? Кому же знать, как не мне? А я не знаю, Элис. И даже Владыка Темных Путей, когда он, наконец-то, вновь появится в нашем исстрадавшемся мире, вряд ли будет понимать эту разницу. Видишь ли, та Тьма и тот Свет, о которых я говорю, исходят из одного источника. Мы все – Полдень, Полночь, даже Единорог, – были созданы Тем, кого ты зовешь дьяволом. Говорят, что Белый бог вдохнул душу в первых смертных, ну а наш Создатель дал душу вселенной. И как вселенная состоит из бесконечного множества миров, а миры – из бесконечного множества реальностей, так и душа, вложенная во вселенную – это неисчислимые множества фейри, бессмертных духов, очень часто способных не только думать, но и чувствовать, и у некоторых из нас есть собственные души, что бы ни говорили по этому поводу человеческие сказки.

– У тебя?

– Да.

– А что такое дорэхэйт?

– О, – Невилл покачал головой, – народы Сумерек… Они сами по себе. Они старше нас. И вот им-то действительно нет дела до смертных, если только смертные не начинают мешать. Слышала когда-нибудь о Рюбецале? Или о Той-что-с-Белыми-Руками? Окмены, зыбочники, Древесные Девы и дриады, сальванелы и скогра, пиллигвины и прядильщицы мха – все это дорэхэйт. И хотя водяные рассердившись могут превратить тело смертного в истекающую ядом губку, а гамадриада, если обидеть ее, обязательно попытается разорвать обидчика на куски, в сущности, сумеречные народы дружелюбны, но малообщительны.

Если объяснять просто, Сумерки – это природа и стихии. Ты видела вчера Дьерру, она – огонь. Мы танцевали, и она пылала, и были ураганы и пожары, и взрывались вулканы… а также пороховые погреба и склады боеприпасов, и горели корабли на планетах и в космосе, – это было торжество пламени. Танец огня и ветра – событие нередкое. Но когда ветер и огонь пылают друг к другу страстью… – он поперхнулся, – словом, дорэхэйт – это дорэхэйт. Кто рассказал тебе о них? Да и о нас, если уж на то пошло?

– Зачем им господин? – вместо ответа поинтересовалась Элис. – Зачем вообще нужен господин? По тебе не скажешь, чтобы ты был занят административной работой. У отца всегда очень много дел и он постоянно нужен разным людям, а ты… я хочу сказать… ну, вот сейчас мы гуляем, и ты не разбираешь прошения и жалобы, не издаешь указов, или чем там еще занимаются Владыки, и никто не ходит за тобой с бумагами, срочными телеграммами и не просит ответить на телефонный звонок.

– А я и не Владыка, – напомнил Невилл, – я – принц, оказавшийся на троне. У нас обходятся без бумаг, и никто не смеет беспокоить нас жалобами. Разве что в исключительных случаях. Владыка, Элис, это Сила – воплощенный и персонифицированный источник могущества: Сияющая-в-Небесах – для народов Полудня, Владыка Темных Путей – для Полуночи. Насчет сумеречных же народов существует интересная легенда, она гласит, что и у них когда-нибудь могут появиться господин и госпожа. Жемчужные Господа, так они называются. Рассказывают, что их обязательно должно быть двое. Думаю, эта мысль навеяна тем, что Полуднем и Полуночью правят, соответственно, женщина и мужчина, а Сумерки, они посредине, и затрудняются с выбором. Но это легенды. И, насколько я знаю, никогда, за все время существования нашего мира, – а это, уверяю тебя, очень и очень долго, – у сумеречных племен не было Владык. Да и зачем им может понадобиться источник Силы? Я не понимаю.

– А зачем Дьерра хотела, чтобы ты танцевал с ней?

Кажется, ей удалось изобразить вполне обычный интерес, без капли ревности.

– Чтобы взлететь, – Невилл вздохнул. – Это слишком сложно, Элис, чтобы я мог объяснить. Не потому, что ты не поймешь, а потому что я не умею. Не боишься? – он взял ее за плечи, развернул лицом к себе. – Знать о том, что ты – единственная, не боишься? Не бойся. Просто – знай. Дьерра мечтает, чтобы ветер стал огнем, иногда так случается, и тогда мы принадлежим друг другу полностью, без остатка. Ты понимаешь о чем я, правда? Дьерра не одна, есть и другие, и это ты тоже понимаешь. Их много. А я могу быть ветром и пламенем, водой и землей, и дождем, и небом, и пустотой космоса. Я могу быть тем, чего им не хватает. Иногда это похоже на любовь. Но только с тобой, моя фея, я могу оставаться собой. И только тебе ничего от меня не нужно. Поэтому забудь, – склонив голову, он смотрел ей в лицо, все он понимал, видел ее насквозь, – забудь о них. Тебе просто нужно время, чтобы привыкнуть к мысли о том, что не только ты – моя, я тоже – безраздельно твой. Сейчас ты не понимаешь, потом – не поверишь, потом – испугаешься. Но когда-нибудь… Когда-нибудь ты поймешь, поверишь, и перестанешь бояться. И с тобой случится самое важное, что может быть в жизни человека или фейри. И я скажу, что люблю тебя. А ты не задумаешься над тем, что ответить.

ГЛАВА VII