Чужая война, стр. 91

– Как так – ты не знаешь, один убивал или нет?

– Никак не знаю, – хмуро ответил эльф, – Мне показалось, что мы снова деремся вместе. И Кина за спиной. С арбалетом. М-мать… Мне не показалось. Я точно знал, что мы вместе. Понимаешь?

– Понимаю.

– Да ну? – Но сарказма в голосе Элидора было как-то непривычно мало.

– Может, объяснишь?

Я бы объяснил. Если бы нашел слова. Да только не находились они. Поразбежались все, запутались, сколготились в безобразную кучу, отталкивая друг друга. Эх, выпить бы сейчас! После пары глотков «коктейля» все объяснения приходят сами.

– Мы действительно вместе, – неубедительно пробормотал я, пытаясь сформулировать то, что формулировке не поддавалось в принципе. – И будем вместе, пока… Ну… Пока будем вместе.

– Угу. – Скепсис возвращался к эльфу на глазах. – Объяснил.

– Боги, Элидор, да это же медузе ясно!

– Я не медуза, – сухо заметил монах.

Возразить было нечего.

Я повертел перстень Джэршэ, глядя, как играет светом ограненный рубин. Украшение было, как ни странно, впору. В аккурат на средний палец.

А Паучий Камень остался в Эрзаме. Нет уж, ну его к лешему, этот подарочек.

– Может, пригодится. – Элидор проследил, как я прячу перстень вкошелек. – Они ведь и вправду от магии защищают.

– Может.

И я улегся спать. А что еще делать ночью, если все враги уже перебиты?

Эзис. Степи

И была Степь. И солнце. И выжженная зноем земля. Холмы уходили далеко-далеко в бесконечность, сливаясь с белесым от жара небом. Дрожало над землей тонкое марево горячего воздуха. Свистела высоко неразличимая в ослепительной глубине раскаленного неба какая-то птица. И больше ни единого звука не рождалось в бескрайней, величественной, равнодушной Степи.

– Здесь нам бояться некого, – заверил Эльрик. – Места нехоженые, а о колодцах древних только я, наверное, и знаю.

И Элидор, помнивший прекрасно, как в конце мая уходили они с Симом из Мерада, уходили, выматывая погоню, изнуряя себя бешеной скачкой; помнивший, как каждый холм, каждый куст, каждый овражек таили в себе опасность, почему-то поверил.

Он вылез из раскаленных доспехов. Сменил сшитый по западной моде костюм на удобную эзисскую одежду. И сидел в седле, на одном из трофейных коней, нахохлившийся, злой, недовольный всем на свете, а в первую очередь жестоким, яростным, невыносимым зноем.

Особенно тяжело было в полдень. Но в эти часы они обычно устраивали привал.

Эльрик заботливо укрывая своего скакуна белой попоной с оголовьем, отпускал побродить, поискать остатки зеленой, не высохшей еще травы. Заплетал в косу длинную черную гриву жеребца, чтобы не жарко было тому, чтобы овевал шею теплый степной ветер.

И в первый же изнурительный полдень эльф с изумлением узрел, как император подхватил топор и подался из сомнительной тени, в которую забился Элидор, на солнышко. На самый солнцепек.

Даже смотреть на его разминку было тошно. А уж подумать о том, чтобы начать двигаться самому… Боги! Да Элидору растаять хотелось в этом пекле, растечься грязной лужицей и чтоб не трогал никто.

Но на следующий день, на привале, Эльрик подошел к монаху, держа в руках… двуручный меч.

– Вот. – Он пожал плечами и покривился как-то смущенно. – Поучишь?

– Что?! – Элидор вытаращился на Торанго, как на привидение родного дедушки. – Тебя поучить?

– Я с такими дела почти не имел. Саблей – запросто. Меч и щит – тоже сколько угодно. Топор вот. Ну, на ножах, понятно, могу. А длинный клинок как-то… упустил.

– Господи, да зачем тебе? И вообще, где ты его взял?

– Ну. – Эльрик уставился на траву под ногами. – Придумал. В смысле иллюзия это. А зачем?.. Так ведь все равно делать нечего, пока кони отдыхают.

Эльф застонал и вытянулся на земле, закрыв красные глаза:

– Кони отдыхают! – Он снова издал полузадушенный не то хрип, не то стон. – Кони! А я тебе что – хуже коня что ли?

– Ездить на тебе я бы не стал, – задумчиво ответил де Фокс. – Может, и хуже. Поучишь?

– Ночью, – тоскливо пообещал монах, понимая, что шефанго все равно не отвяжется.

– Договорились, – покладисто согласился Торанго.

Степь. Бесконечная, жаркая Степь.

Эльрик соскакивал с седла и подолгу бежал рядом с Тарсашем, держась рукой за стремя. Он радовался солнцу. Он тянулся к нему. Он словно черпал из него силы. Тот Эльрик, которого видел эльф на Западе, угрюмый, неразговорчивый, мрачно-настороженный шефанго, исчез. Как будто его и не было.

– Тебя как подменили, – угрюмо пробурчал Элидор на одной из ночевок после очередной тренировки. Звездное небо дышало прохладой, и это как-то мирило с жизнью. Даже нашлись силы сказать несколько слов.

Эльрик улыбнулся и покачал головой:

– Тепло.

– С ума сошел, – печально констатировал эльф. – Это ж пекло!

– Тепло. – Эльрик потянулся, глядя на звезды. Голос его был непривычно мягким… Спокойным. Без угрожающего шелеста. Без порыкивающей насмешки. – Я уезжал на два года. – Шефанго смотрел в огонь, кутаясь в свой плащ. – В Венедию. Нужно было навестить Ярослава, да и вообще проведать знакомых. Я всегда начинаю с Венедии, чтобы привыкнуть к холодам. Из Эннэма, через Великую Степь… Там хорошо, еще даже лучше, чем здесь.

А на Западе холодно, Элидор. Там нет солнца. Совсем. Я вернулся сюда, как будто приехал домой… Ахмази говорил: мой дом в Эннэме. Может быть, он прав? Я не знаю. Может быть. Эннэм. Эзис. Знаешь, я готов был с потрохами продаться Аль-Апсару. Вы с Симом живы, Дракон из Драконов убит, и ничто не держит меня на службе у Величайших. Ничто. Мы задавили бы Запад одной только магией. Да и война за веру – это не просто громкие слова. Это сила. И воля, И вера. Яростная и безумная вера в свою правоту.

Монах слушал, не перебивая. С легким недоумением. Что нашло на императора? Откуда эта неожиданная задумчивая доверчивость? И… зачем она? Что кроется за кажущейся откровенностью?

– Люди даже здесь не любят солнца, – как-то тоскливо сказал шефанго. – Прячутся от него… Вот как ты. Да, я знаю, у них нежная кожа, она сгорает. Им больно от тепла, им больно от света. Боги… Я не хочу на Запад. Там нельзя жить. Жить хорошо только здесь, под этим солнцем, небом… А еще на Анго.

– Вот уж где солнца-то завались. – хмыкнул Элидор. – У вас же там даже летом снег лежит.

– Летом не лежит. – Эльрик, не глядя, протянул сухарь вышедшему из темноты Тарсашу. Погладил коня по мягким ноздрям. – Летом он у нас с неба сыплется. Давай спать. Охранять тут не от кого.

Эльрик де Фокс

Когда стены и башни Весты показались на горизонте, у меня уже вполне сносно получалось управляться с двуручным мечом. Во всяком случае, если верить Элидору. А какой смысл, скажите, ему меня обманывать? То есть я понимаю – обругать, тут он не скупится. Но хвалить… Монах утверждает, что я умел когда-то работать с длинным оружием. Не помню. Может, и умел.

Однако какой вялый Элидор стал, под солнышком-то. Как услышал, что пора доспехи надеть, аж перекосился весь, будто его селедка хвостом по лицу мазнула. Обленился парень. Прямо как я в холода.

Лошади его, почуяв жилье, ободрились, прибавили шагу. Тарсаш, недовольно мотнув головой, поддал, и в Весту мы влетели хорошей рысью, так что стража на воротах, переполошившись, едва не начала стрельбу.

– Да с миром мы, с миром! – недовольно проскрипел эльф, разворачиваясь в седле и отсчитывая несколько медяков.

– Видали мы таких «мирных»! – Старший охраны деньги брать медлил и косился недоверчиво на пыльные плащи; на арбалеты, притороченные у седел; на меч Элидоров, что рукояткой нахально из-под плаща выглядывал. – Сизый! Лейтенанта кликни!

Солдат, цвет носа которого соответствовал прозвищу, кивнул и дунул по улице, только пятки засверкали. Элидор вздохнул, откинулся в седле и прикрыл глаза. Две заводные лошади, радуясь остановке, начали бешено кивать головами. Тарсаш сердито храпел на солдат, загородивших дорогу, и на людей, что толпились позади, поскольку, перекрыв дорогу нам, ее, естественно, перекрыли для всех въезжающих в город.